Роковая судьба. старший брат. родина моих предков.

Олег Мартынцов: литературный дневник

Роковая судьба
Олег Мартынцов
Повесть «РОКОВАЯ СУДЬБА»
основана на реальных героях и событиях происходивших с февраля 1943 по октябрь 1954 гг. на Донбассе.
Авторы: Марина Олеговна Золотухина (Мартынцова)
Олег Фёдорович Мартынцов
Тел.+38 050-159-71-43 ;+38071-318-78-40. г.Донецк,
Мы не ставили своей задачей последовательно и подробно изложить историю политических репрессий и войны на Донбассе.
Хотя за эти годы, в нашем крае, советская власть репрессировала больше 50 тысяч жителей только с 1932 по 1940гг.
Как известно уже теперь, каждый вечер «черный ворон» подвозил в УМГБ городов области десятки человек «врагов народа».
Одних отправляли в столь отдаленные районы страны на 8 – 15 лет, без права переписки и лишение имущества, а других расстреливали в отведенных местах области.
В этой повести , описана история одной семьи.
Повесть иллюстрированна цветными и черно-белыми фотографиями, рисунками.
Каждый, кто прочтет эту повесть, хоть на минуту вспомнит своих близких и родных, друзей и товарищей, старших братьев и отцов, которые прошли через все нечеловеческие испытания в годы войны и политических репрессий.


Р О К О В А Я С У Д Ь Б А


Временная оккупация территории Донбасса, в годы Великой Отечественной войны, привела к потере более 60 процентов мощностей по добыче угля.
Март 1944-й
*** Посёлок шахтеров и строителей.
Видны конусы терриконов. Торчат остовы взорванных копров, стропила дырявых крыш, пустые глазницы домов.
В спецодежде идут шахтеры и строители, рабочие из села Грабово, что в пяти километрах от шахты № 19, города Чистяково (Торез), на восстановление народного хозяйства после военной разрухи.
Фронтовики – офицеры и солдаты, в фронтовых шинелях, которые вернулись инвалидами освобождая наш край от коричневой чумы – фашизма.
Многое забылось, смешались даты, фамилии, виденное во сне и наяву, но главное задержалось в моей памяти, будоражит её...
Домик. Стол под грушей с кучей всяких вкусностей, отец рассказывает занятную историю, а мы, трое сыновей, смеемся, уплетая замечательный мамин борщ.
Вот она входит в беседку, вытирает руки о передник, умостилась рядом с отцом.
- Что, Катюша, споём? - нашу любимую.
И полилась песня в два красивых голоса.
Дивлюсь я на небо тай думку гадаю:
Чому я не сокіл, чому не літаю,
Чому мені, Боже, ти крилець не дав?
Я б землю покинув і в небо злітав.


Далеко за хмари, подальше од світу,
Шукать собі долі, на горе привіту
І ласки у зірок, у сонця просить,
У світлі їх яснім все горе втопить.


Бо долі ще змалку здаюсь я нелюбий,
Я наймит у неї, хлопцюга приблудний;
Чужий я у долі, чужий у людей:
Хіба ж хто кохає нерідних дітей?


Кохаюся з лихом, привіту не знаю
І гірко і марно свій вік коротаю,
І в горі спізнав я, що тільки одна —
Далекеє небо — моя сторона.


І на світі гірко, як стане ще гірше, —
Я очі на небо, мені веселіше!
Я в думках забуду, що я сирота,
І думка далеко, високо літа.


Коли б мені крилля, орлячі ті крилля,
Я б землю покинув і на новосілля
Орлом бистрокрилим у небо польнув
І в хмарах навіки від світу втонув!

Дивлюсь я на небо - перевод песни с украинского Сергей Фатулев.
Многие слышали песню "Дивлюсь я на
небо..."(«Смотрю я на небо...»), считая ее народной, а кое-кто даже относит ее к авторству Т. Шевченко.
Это заблуждение или, попросту, невежество.
Автором стихов является удивительный украинский поэт Михаил Петренко (1817-1862), родившийся в г. Славянске Донецкой обл.


Песня "Дивлюсь я на небо", положенная на музыку дочкой украинского поэта В. Александрова Людмилой, очень быстро стала популярной по всей Украине.
Позже была аранжирована композитором Владиславом Ивановичем Зарембой (на снимке) который родился 15 июня 1833 в Дунаевцах Подольской губернии, умер в октябре 1902 в Киеве.
Людмила Владимировна Александрова (годы рождения и смерти —неизвестны) — украинский композитор, музыкальный педагог, автор музыки двух знаменитых романсов, ставших украинскими народными песнями («Повій вітре на Вкраїну» и «Дивлюсь я на небо та й думку гадаю»). Одна из первых профессиональных женщин-композиторов в Российской империи.
Для ознакомления перевод этой замечательной песни.
Слова Михаила Петренка
Музыка Людмилы Александровой,
аранжировка Владислава Зарембы
Перевод Сергея Фатулева
20.05.2011 г. г. Самара


Задумчивым взглядом на небо взираю:
Мне б сокола крылья, но я не летаю,
О, Господи, в мире всему есть предел…
Я б крылья расправил и в небо взлетел.
За тучи далекие, в дальние страны,
Судьбу поискать, залечить в сердце раны,
У звезд и у солнца о счастье молить,
И в свете их ясном о горе забыть.


Судьбой своей с детства я был обделенным,
Слугой для нее, и мальчишкой бездомным,
Чужой у судьбы и чужой у людей:
Да разве ж кто любит безродных детей?


С бедою в обнимку всегда засыпаю,
В лишеньях и горестях век коротаю,
Но в жизни не будет мне доли иной -
Далекое небо - вот дом мой родной.


И, если тоска меня вдруг одолеет,
На небо взгляну, и в душе потеплеет.
Что я сирота, мне забыть нелегко,
Летят мои думы уже высоко...


Мне б крылья орлиные, силу, терпенья,
Я б землю оставил и на новоселье
Орлом в бесконечное небо вспорхнул,
И в облаке белом для всех утонул!


Прохожие остановились и слушают семейный дуэт.
Повлажневшие карие мамины глаза и сильные большие руки отца, обнявшие жену за плечи.
…Как хорошо нам было всем вместе!
*** Шахтерский поселок на окраине города. Отец вернулся с работы и, как всегда, принес разной снеди, выкладывает её на стол.
разговор.
Достает из кармана листочек и объявляет:
- Позвала страна на фронт и шахтёров, сняли шахтерскую бронь и вручили повестку...
- Завтра в 6.00 я должен быть в военкомате, с вещами и харчами на дорогу…
Мама, всплеснув руками, воскликнула:
“Боже мой!” и стала готовить походный мешок…
Мы прильнули к будущему воину и молчали…
Отец наказывал нам не паниковать.
Уверен, что с ним ничего не случится, война окончится, и мы вновь заживём без тревог, будем работать и учиться...
Рано утром просигналила “полуторка”. Шофёр не выключая двигатель, показывает глазами и головой кивая на кузов, уже наполовину заполненный призывниками.
Мы обняли самого родного и дорогого человека, и не могли сдержать слёз…
Машина тронулась и, вздымая пыль, скрылась из виду.
Июнь 1944-й
*** У маленького домика с вывеской «Магазин» стоит очередь в несколько десятков человек, чтобы получить по продовольственным карточкам хлебушек. Ожидают когда приедет повозка с хлебом.
Люди всё прибывают и прибывают, становятся друг другу в затылок.
В длинной очереди стоит и наша героиня Катюша, на вид лет 28-30, среднего роста, стройная, в простом ситцевом платье, вьющиеся чёрные кудри выбиваются из – под белого платочка в горошек. На ногах светлые босоножки, в темном плаще.
Все о чем-то между собой судачат. В это время из села Грабово спешат к магазину четыре женщины надеются получить свой хлеб. Среди них, преодолевших путь в пять километров, находиться с бедовым характером - Антонина Пархоменко.
Через несколько минут они подходят к магазину. Трое из них занимают очередь. Антонина увидела в очереди, недалеко от прилавка землячку Катю Мартынцову. Прихрамывая на правую ногу, стала пробиваться к ней. Сначала воцарилась тишина. Очередники осуждающе переглядываются, но осадить скандалистку Тоньку никто не осмеливается. Когда же она приблизилась через плотную толпу до самого прилавка, очередь загудела.
- Что же ты Тоня делаешь? Лезешь нахрапом. У нас тоже дети, но мы стоим в очереди.
А ты что, лучше всех?
Антонина остановилась, повернулась к возмущённым женщинам, выпучила на них свои огромные карие глаза и закричала изо всех сил. – Сейчас же закрыли все рты, мне Катька заняла очередь.
Катя подтверди!
Ты занимала на меня очередь?
Катя действительно иногда пропускала впереди себя Тоньку, зная её взрывной, скандальный характер. Но после одного случая, когда пропустив её впереди себя, Антонина получила последний хлеб, который остался в магазине, а ей не досталось ничего, Катя не стала больше занимать на неё очередь. – Нет, я не занимала сегодня на тебя очередь. Хватит тебе потыкать, хоть один раз постой как все в очереди.
Вон, посмотри, сколько нас и все надеются хоть на краюшку хлеба ...
– Ты что, забыла, кто я есть?
Или тебе напомнить?
Пытается достать из сумки какой-то документ.
– Как же нам не знать тебя, ты же бригадмилец, на всех собраниях взываешь к порядку, а сама его нарушаешь…
- Правильно, Катюша!- загудели в магазине и стали укорять нахалку: - Ты нас и за людей не считаешь. Становись вон там… (показывают ей на конец длиннющего ряда).
Антонина поняла, что в этот раз ей не повезло. Она злобно посмотрела на Катю, и прошипев ей прямо в лицо:
-Я выведу тебя на чистую воду. Думаешь, я забыла, как ты в феврале прошлого года приходила на разведку к нам в село и немецкие танки я тебе припомню. – Стала пробираться в конец очереди.
Привезли хлеб, разгрузили. Подошла Катина очередь, она получила свою норму хлеба и направилась к выходу.
Катя не знала, что в этот раз Тоньке хлеба не досталось. Возвращаясь, домой с пустой авоськой, Тонька плакала и грозилась отомстить Катьке. Грабовские женщины, которые шли вместе с ней домой, и которым больше повезло, сжалились над Тонькой и дали ей часть своего хлеба.
Они уговаривали Тоньку не держать злобу на Катерину, ведь у неё трое детей и ей тоже надо чем-то их кормить. Но она стояла на своём.
– Я всё равно ей не прощу то, что она меня опозорила при всех стоящих в очереди – злобно говорила она. Муж Антонины с первых дней войны был на фронте. За это время она получила от него только одну весточку, осенью 1943 года. В коротеньком письме он сообщал, что жив, здоров, воюет на Втором Украинском фронте. Просил её присматривать за детьми. Чтобы она вместе с ними дождалась его с войны.
Придя домой, Антонина дала по небольшому кусочку хлеба детям и накормила их борщом, который она сварила ещё рано утром. Сама же достала из сундука замасленную тетрадь, довоенных лет, вырвала из неё один листок и начала писать донос на Катьку.
Август 1944-й
*** Около двух часов ночи.
Стандартный домик на два хозяина, в которых селили стахановцев.
В одной части домика из двух комнат и живет Екатерина с тремя малолетними детьми.
Уютно, чистота и порядок, печка отапливается угольком, у стены ведро с кусками антрацита, веник, совочек и металлический коврик возле поддувала.
За окном, где-то вдали, маячит уличный фонарь, но его свет еле пробивается в комнату.
Колышется пламя карбидки, изготовленной отцом.
За столом сидит Катюша, пишет письмо мужу на фронт. Двое ребят сопят под одеялом. Тревога сжимает сердце матери.
Она отодвигает от себя белый лист, зовёт старшего сына, обнимает его:
- Ванюша, если что, иди до деда в Грабово, и братиков с собою бери.
- А шо, мамо?
– Так, ничего, - встала, подошла к окошку. - открывает его. - Слышишь, сыч раскричался в лесу!
Как раз под пятницу. Не на беду ли?
Разболелась моя душа...
Как там наш папка воюе?
Давно весточки не було від нього...
- Так ты ж, Ванюша, не забудь, что я сказала.
Иди спать, намаялся за день, а я ещё радио послушаю.
Она включила черную «тарелку» на стене, и та сразу же заговорила голосом Левитана: «… на остальных фронтах шли бои местного значения».
Около трех часов ночи раздался стук в дверь.
– Кого это в такую рань неладная принесла, - вслух произнесла Катюша.
Стук повторился. Катюша заторопилась к порогу. Настороженно спросила:
- Кто там?
– Открывай! Нам некогда! Ты у нас не одна...
Она распахнула дверь, испуганно пялится на вошедших людей.
Их было трое. Не успев перешагнуть порог, офицер скомандовал:
- Немедленно одеться, взять необходимые вещи и следовать за нами.
– Что случилось?
- В чем дело?
- Почему?
- На каком основании и за что? ( Произнесла Катя с возмущением посмотрев на них) .
А как же дети?
Вон трое и все еще маленькие, я же мать, а отец на фронте.
– Ничего, не волнуйся, родина позаботится, раз сама не смогла их сберечь. Одевайся и поскорей ...
На улице ждал «чёрный воронок» с маленьким зарешеченным окошком.
Катюша, толком не соображая, что происходит, за что ее арестовали, плетётся со слезами на глазах к машине.
В «воронке» уже сидела арестованная Ульяна Зоря, с которой, по словам Тоньки, они якобы по приказу немцев, ходили в разведку в село Грабово, в феврале 1943 года.
От стука в дверь, громкого разговора проснулись мальчуганы и кинулись к окну, смотрят, как трое неизвестных подталкивали мать к машине.
Катя то и дело останавливалась, оглядывалась, чтобы увидеть своих крошек, но сопровождавшие торопили её.
– Деточки мои, родненькие! Что ж с вами будет?!.
– Давай шевелись! (кулаком в спину). Идешь, как на прогулку, небось, к фрицам живее бегала … Убитую горем женщину втолкнули в «воронок » и увезли неизвестно куда.
*** Утром у крыльца снова раздался сигнал.
Из авто вышли четверо мужчин в спецовках.
– Може, німці вернулись?
– Какие немцы, это же наши, разговаривают по – русски.
- Не беспокойтесь, пацаны, маму по ошибке взяли, разберутся и отпустят, - успокаивал старший брат. Ребята выскочили из дома и бросились к автомобилю.
Но от увиденного обмерли. Один из прибывших, с кошками, полез на столб и обрезал провода.
Трое незнакомцев, не обращая внимания на детей , выносят мебель, утварь и бросают в кузов, даже детские игрушки. Малыши, размазывают по лицу слезы. На детский плач и мольбы ничего не трогать, никто не обращает внимания.
Чуть погодя до Олега, стоявшего у порога дома, донесся какой-то изменившийся, почти отцовский басок Вани:
– Чтобы все замолчали. Слухайте, шо я скажу. Сидіть тихо і нікуди не висовуйтесь.
Он берёт ведро идёт к колонке и приносит воды...
По очереди, умывает братьев, готовит постель, укладывает ребят и приказывает: ”Никуда не отлучаться, пока не вернусь”.
Через какое-то время Ваня принес в картузе горячую, только что испеченную в золе картошку и разделил на троих.
- Чистить не надо, - сказал он ласковее, по-маминому. - Ешьте так, будто с солью. И показал пример.
Назавтра, во второй половине дня в дверь кто-то постучал. Трое важных людей с бумагами и портфелями, о чем-то переговариваясь между собой
вошли в хату и поразились.
Стол был собран из обломков разбитого сундука, табуретки - из камней и досок, покрытых тряпьём.
В доме чисто убрано, стены и полы украшены листьями дуба, клена, тополя, ромашками и петушками.
Дети облепили возвышение, и с удовольствием смаковали какой - то деликатес, припасённый старшим братом
Сирот не было. У семьи появился отец – старший брат Ваня.
*** – В общем, так, мальчики, поселковый совет решил вас отправить в детский дом. Так что собирайтесь, - приказал председатель комиссии.
– Отсюда мы никуды не поидемо, - твёрдо заявил Иван.
И добавил уже мягче:
-Есть у нас дед с бабулей , живут в Грабово.
Надо будет, переедем туда - в селі багато родичів...
– Ну что ж, раз так, подождем...
Откланялись визитёры, озадаченные столь самостоятельным поведением девятилетнего паренька, ставшего главой семьи.
*** Желтеет полог стерни. Комбайн, завершив косовицу, сворачивает на широкий тракт.
Дети и старики с мешками, рюкзаками, ведрами, торопливо разбредаются по жнивью, некоторые с ситами для просеивания смешанной с землёй пшеницы.
Вот так ежедневно селяне и горожане добывали хлеб насущный...
… И Ваня повел дело круто, по-мужски.
В первый же день мы посетили колхозное поле, где заканчивалась жатва.
Стали собирать оставшиеся после комбайна колоски, осыпавшиеся зерна…
Тут, как из-под земли, вырос на коне объездчик.
– А ну, враженята, сумки давайте мені, а самих щоб і духу не було…
Ваня заартачился. Всадник полосонул строптивца батогом по спине.
-Дивись мені, отаман. Другого разу можешь загриміти знаешь куда?! – грозно предупредил он.
Мы все трое нехотя поплелись на другую делянку...
*** Поле овощных культур. Убран урожай (картофеля, помидоров, огурцов, капусты).
Трактор вспахивает ниву.
Сторож: «Геть звiдси ... Щоб очи не бачили…»
Но люди голодали, шел 1946 - й год.
Опухшие от недоедания мальчишки торопливо обшаривали участок, подготовленный к пахоте. Сторож возмущается: « Не смей посягать на государственное добро, не велено...»
А наш Ваня не покорился. Не остановила его плеть сторожа.
Он, как молодой граб, уцепился корешками за родную землю-кормилицу и стал нам и отцом, и старшим братом, принявшим на свои ребячьи плечи груз ответственности за семью.
– В общем, так, браты: - произнес Ваня. - Меня тоже могут спровадить туда… тем более, що мы е сынами «врага народа».
Ваня снова отправился со своим «продотрядом» на поиски пропитания. Только на этот раз крепко-накрепко наказал:
- Появится верховой, бежите все за мною и не отставайте…
Набрали мы уже по полной сумке, а тут и объездчик скачет из-за посадки на своем воронке. – За мною, на Соколиху… гора с пещерой сумки не кидать…
И мы, что есть духу, помчались за ним.
Всадник крутится возле нас, матерится:
– Диви, іроди, сукиного сина діти, як крізь землю провалились!
И, погарцевав на жеребце, ругаясь, вернулся восвояси.
А мы в тот вечер, просушив и выбив подобранные колоски, растерев их в ступе, ели запашные галушки.
Да еще по - запорожски, накалывая, как научил дед, длинными деревянными спичками.
Так и приспособились мы тогда хорониться от смотрителей.
Через несколько дней приехали из села дед Василий и баба Феодосия.
Дед внимательно осматривает убранство хаты.
Трогает вылепленные из глины «коники» Буденного, ванька-встаньки да курочки рябые среди поросят и произносит знаменитую на всю округу свою фразу.
– Воно-то так, бо, конечно, що ж. И кухарка як казав, наш вождь, може правити державою. Кряхтя, присел он на самодельную Ванину табуретку, из двух камней и доски, гладит нас, прилепившихся к нему, по головам и вынес приговор:
-Мабуть, так воно буде, Ванюш. Поїли ви… не знаю що, поїхали тепер на наші тищенківські вареники та млинці, баба Хведося вміє їх робити.
... Ваня, словно взрослый мужик, с первых дней пребывания у деда, стал управляться со всем и в доме и во дворе.
Косил траву на колхозном сенокосе, а вечером, на берегу речки Миус, поливал огороды: помидоры, капусту, огурцы, а мы помогаем ему, как только могли.
И так каждый день, с утра до позднего вечера. Ну, а непогоде мы только радовались: играли в сарае в прятки, бабки, или болтали наперебой о разных былях - небылицах...
*** Стол. За ним сидит дедушка и сочиняет петицию Всесоюзному старосте Калинину, просит разобраться в невиновности его дочери, арестованной в начале августа 1944-го года…
– Деду, а деду. А шо, если мы все съездим в город, к маме, - с мольбой в глазах поизносит Ваня.
На следующий день дед запряг лошадь в сани, и мы заскользили по раскатанной колее, подпрыгивая на ухабах.
.. Долго мерзли в ожидании свидания. Но лишь издалека, через колючую проволоку могли увидеть невольницу.
Мама только всплеснула руками:
« Діточки мої!..»- и тут же упала на землю.
Какие-то люди подобрали её и волоком уносили в барак.
У нас даже передачу не приняли. А подготовили мы ей все самое лучшее, что могли: пироги с капустой, блины и многое другое.
На обратном пути, Ваня тронул за плечо задумавшегося старика, и тот, очнувшись, глубокомысленно изрёк:
– Воно то так, бо, конечно, що ж, перемелиться – мука буде...
И пошла-поехала наша суетная сельская житуха: школа, работа в поле, дома...
В этом маленьком домике - школе из двух классов, была обыкновенная печка, которая отапливалась углем или дровами, туалет был на улице, стоял рукомойник. Чернила приносили с собой, изготовленные из ягод бузины, а для чернильниц были сшиты специальные сумочки на веревочках, которые мы ежедневно приносили в класс. Школа была рядом с домиком бабушки и дедушки Тищенко по линии мамы, где я на переменках забегал к ним и они угощали меня чем бог послал.
Кушай внучек и учись, всегда приговаривала бабушка, угощая меня. Снимке сделан мною в 2002 году. Стоит до сих пор, сегодня он заброшен.
*** Комната КПЗ (на столе несколько листов бумаги, ручка, книги, телефон, графин с водой, на стене висят портреты Ленина, Дзержинского). Идет допрос.
За столом - младший лейтенант в тёмно-зеленом кителе с васильковым кантом по воротнику.
На такой же бирюзовой полоске его золотистых погонов прилепилось по звёздочке.
Он допрашивает арестованную (она сидит на стуле напротив его).
– Назовите ФИО, место рождения, проживания, социальное положение…
– Я родилась в селе Грабово, в семье крестьянина, имели землю, двух коней, двух коров, пять овец, сельхозинвентарь.
Во время коллективизации всё сдали в колхоз. Муж призван в Красную Армию, отправлен на фронт, где и сейчас пребывает.
– Почему вы не эвакуировались в глубь советского тыла? (достал пачку «Беломора» и кладёт на стол).
– Не имели достаточных продуктов и денег.
- По какой причине вы нигде не работали за время пребывания немцев на нашей территории? (Встал из-за стола и медленно прохаживается мимо арестантки, размахивая папиросой в руке).
– По заключению врачей у меня был туберкулез закрытой формы, о чем я имела справку.
– Чем же вы питались? (закуривает).
– Питались тем, что вырастили и собрали на огороде.
– Сколько раз вы ездили или ходили в село Грабово в период временной оккупации?
– В село Грабово я ходила часто, ибо там живут мои родители.
– Чем занимались ваши родители, проживая в селе Грабово? (Он ближе подошел к заключенной и выдыхает дым прямо в её лицо).
– Отец трудился в сельхозобщине, а мать болела... Так чинно, культурно и благородно выглядят протоколы допроса. Прочитать их можно за несколько секунд.
Повторить в лицах, скажем, на сцене артисты могут с жестами, интонациями и паузами за пару минут.
А ведь первый допрос длился два часа. Из них час выясняли, чуть ли не до пятого колена, о родителях, дедах, прадедах, о сестрах, о муже, о родителях мужа.
Особенно придирчиво допытывались, почему отца мужа, как кулака, не угнали в Сибирь (с 4-х лет глухой, работящий, среднего достатка).
- Как этому, кулацкому отродью, удалось удержаться?
Мой дедушка Мартынцов Захар Егорович. (1868 г.р.) Одет в старый костюм из хлопчатой ткани. Фуражка, которая осталась ему от его деда, на ногах кирзовые ботинки на босую ногу, на плече висит фуфайка. Сидит у своего дома под забором (тыном) из камня и читает Библию. В феврале 1943 года, немец-танкист чуть не застрелил его из-за того, что тот сходил в Кручик по воду с ведрами на коромысле, а когда вернулся домой, немец пытался его расстрелять.
Допрашивал его… мол партизане… партизане… и ударил его прикладом в спину. Он - то ничего не слышит и не понимает, что от него требует немец. Немец-танкист жил в его доме с офицером. Танк стоял возле дома, я хорошо помню.
Увидела бабушка эту сцену и пожаловалась молодому офицеру и тот наказал своего солдата.
Допросы, очные ставки длились до декабря 1944 года. Правда, первый следователь доложил своему начальству, что она не виновна, нет доказательств и её надо отпускать, но его отстранили от ведения дела и назначили другого следователя.
Первой из свидетельниц была Антонина Пархоменко. Село будоражили трагические события февраля 1943 года.
Тогда немцы расстреляли четырёх сельчан, которые накануне их прихода пытались достойно предать земле погибших в неравном бою шестерых разведчиков из конной Башкирской дивизии, корпуса генерала Борисова. Этот корпус осуществлял рейд по фашистским тылам от Дона до железнодорожной станции Дебальцево и обратно.
Сколотили гробы, обшили их кумачом, подготовили венки.
Но управиться не успели, под прикрытием пяти танков в село ворвались две сотни немецких солдат...
Кто выдал им организаторов похорон – неизвестно, но трагедия случилась. Троих мужиков и трёх женщин, среди которых была учительница Нила Фёдоровна Шулькивска арестовали и под конвоем увели в хутор Рассыпной где находилась немецкая комендатура.
После допросов, двоих арестованных отпустили домой. За них поручился староста села. Нилу Фёдоровну, Тищенко Софию, Петренко И. и Борисенко М. в августе, перед приходом Красной Армии, расстреляли.
Тут припомнился и скандал в магазине, и зловещие слова Тоньки, о том, что будто Катерина привела в село немцев.
Антонина рассказывала всем, что она сама видела, как Катька верхом на немецком танке в село въехала. Нашлись и другие свидетели, которые якобы видели как Катька Мартынцова и Ульяна Зоря, за день до нападения немцев на село, приходили к своим родственникам в Грабово.
Этот вздор следователи принимали за чистую монету, он помогал им “разоблачить” очередного «врага народа», а за это поощряли и продвигали по службе.
После того как, в августе 1943 немцы расстреляли Нилу Фёдоровну, приютили, воспитали и выдали замуж её старшую дочь Инну.
В этом доме жил со своей семьёй мой дядя по матери Николай Васильевич Тищенко, который принимал активное участие в восстановлении Свято-Троицкой церкви села Грабово в 1990 году.(на снимке)
*** Село. Маленький домик, дом родителей, где родилась и выросла Катя Тищенко (Мартынцова).
За столом сидит ее отец Василий Павлович и пишет письмо в столицу.
Пока был жив Калинин до 1946 года, он не раз обращался к нему с единственной просьбой - пересмотреть дело его дочери.
Но ответа не было. Направлял просьбы Сталину, но тоже безрезультатно.
Возможно, письма Василия Павловича никуда и не отправлялись...
*** Движется заснеженный и обледеневший поезд.
В пути были несколько дней, на запасных путях не стояли вовсе. Догадывались, что попали в Сибирь. Тысячи и тысячи километров от дому…
Наконец, разнеслась команда:
«Выходи с вещами! Стройся!»
Оказалось, еще 1928 году на Колыме нашли богатейшие месторождения золота. К 1931 году власти приняли решение осваивать эти месторождения силами заключённых. И вот осенью 1931 года первую группу арестантов, около 200 человек, отправили на Колыму.
А уже к концу 1933 года число заключённых в лагерях Колымы насчитывало 27 390 человек, а «Дальстрой» (государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы) — 2 989 вольнонаемных работников. Общий завоз лагерников только в течение года составил 21 724 человек.
Для такой территории, как Колыма, цифра огромная. Для сравнения: сейчас здесь живёт меньше 200 тысяч человек. Вся Магаданская область состояла из сплошных зон — мужских и женских. Заключённые строили дороги, дома, мосты, добывали золото, олово и уран. Именно зэки создавали экономику Магаданской области.
Ок руженные конвойными с собаками, двинулись в тайгу пешим строем по широкому тракту при позднем зимнем рассвете.
Вокруг высились обледенелые ели, сосны, синели сугробы снега.
Среди осужденных и наша героиня – Катюша. Среднего роста, на голове берет, в полупальто, шея окутана платком, на ногах серые чулки и ботинки, за плечами топорщится мешок, руки спрятаны в рукава, плетётся, слегка наклоняясь вперед.
“Вот это мне праздник!” (почти шёпотом).
- Какой праздник? – спросила следовавшая рядом подруга, сибирячка Оля.
-У меня сегодня день рождения! -Поздравляю…поздравляю…
И сколько же тебе стукнуло?
- 29 лет!
Конвойный: - Шевелитесь, раскудахтались… -прокричал конвойный.
— Вы по пятьдесят четвертой? — спросила спутница.
— По какой же еще?
Шли, шли, шли… Усталость нарастала…
Катя оступилась и присела на землю. Наткнувшись на неё, падали и другие. Образовалась свалка.
Крики и пинки конвойных в одну минуту навели порядок.
- Вперёд, вперёд!
*** Лесоповал. Мужики в фуфайках пилят и подрубывают деревья, они с треском падают, разбрызгивая белые хлопья.
Утопая в снегу, женщины с топорами приближаются к лесине и отсекают сучья.
Катя то и дело останавливается, чтобы перевести дух и откашляться.
Оля просит подругу не надрываться, норовит управиться за двоих. Надсмотрщики будто не замечают благодеяний сибирячки, да их, собственно, это и не волнует - главное, чтобы норма выполнялась…
В знак благодарности, Катя защищает напарницу от придирок, нападок, оскорблений, розыгрышей, на которые горазды лагерники.
Как потомственная кержачка, Оля научила украинку распознавать съедобные и ядовитые грибы, во мху замечать бруснику, чернику, морошку.
Летом подносила в кулёчке из лопуха ягоды малины или смородины…
По - настоящему увлеклась сбором лекарственных растений, из сушёных трав готовила навары и примочки, сама пользовалась и предлагала другим узницам.
*** Какой - то злой рок преследовал моих родителей: 1-го августа 1944- го. арестовали мать, в том же месяце в тот же день на передовой, при освобождении стран Брибалтики, тяжело ранило отца. (О чем имеется запись в свидетельстве об освобождении от воинской обязанности)
Когда её мучили допросами, очными ставками, лишением сна, его донимали операции, процедуры, перевязки.
В декабре того же года её, безвинную, везли на каторгу, его, с недолеченной ногой, отправили на попечение родных.
Стук в дверь. - Внучата… кто-то стучится, - сказала примостившаяся у окна бабушка.
А окно как раз выходило на дорогу, по которой несколько лет назад отбыли её сыновья на фронт, да так и не вернулись...
Были извещения, что пропали без вести, но она им не верила.
Все сидела у окна и ждала, ждала. А вдруг, кто-то из троих появится?
Вот будет в доме радость.
Дедушка смастерил специально для неё лавку, на которой можно было, бодрствовать и спать. Из дуба изготовил.
- Ванюша, открой дверь!
Вошёл почтальон. Он подал телеграмму, попросил расписаться и удалился. Бабушка достает из карманчика халата очки, протирает фартуком и читает вслух…
- 22-го декабря 13.20 станция Рассыпная прибывает поезд, встречайте ...ФИО ...организуйте транспорт. Известие взбудоражило всех.
Бабушка от радости заплакала.
- Внучата, - говорит она, ваш папка возвращается. Занятый обедом, дедушка Захар не догадывался, о чем идёт речь.
- Внучок, - говорит бабуля,- скажи на ушко эту новость деду.
Я присел к старику ближе и громко, прямо в ухо, начал ему кричать о приезде папы.
Чего цвиринчишь, ты что думаешь я совсем не тямлю! – сердито ответил дедушка.
Бабуля подает ему листок с красной полоской.
Он читает, улыбается:
- Вот здорово, сынок возвращается с фронта, герой…молодчина.
Дедушка любил сладкое. В его карманах не переводились конфеты «подушечки». А в последний раз, продав на городском рынке столярные изделия, привез сахар в кусках...
- Дедуля, - говорит бабушка,- доставай свои деликатесы.
На скатерти выросла горка лакомств. А сам он отправился снаряжать свой экипаж...
Эту ночь мы почти не спали, думали, какой он, наш отец, ведь прошло столько времени!
Бабушка испекла большой пирог с капустой.
Не раз спускалась в подвал за соленьем, бегала в сарай, где сушились грибы и ягоды, чтобы хорошо, по-деревенски встретить любимого сына.
Утро…Дедок осмотрел передок, полозья, бросил солому, сверху положил овчинный кожух…
Распахнул ворота, проехал немного, вернулся, закрыл въезд и, прочно усевшись в розвальни, взмахнул кнутом...
*** Станция Рассыпная.
Вдоль вагонов шастают мальчишки, хлопотливые сударушки предлагают вареную картошку с солеными огурцами, помидорами, унылые дяденьки меняют барахло на еду.
Толпы встречающих и провожающих. Поезд, сбавляя ход, выпускает пар.
Из вагонов высыпают люди, в штатском и шинелях, кто ковыляет на костылях, кто опирается на палочку. Но отец не появлялся.
Наконец, он показывается в двери, передаёт костыли парню в бушлате, тот спускается вниз, и становится справа от подножки. Второй спутник следует за ним, и занимает место слева.
Отец, крепко держась за поручни, осторожно нащупывает правым ботинком железную опору и, напирая на левое колено, одолевает одну ступеньку, затем вторую, третью, приятели подхватывают его и бережно опускают на асфальт.
Здесь отца крепко обнял и расцеловал дед.
На костылях, поддерживаемый с обеих сторон спутниками, раненый медленно двигался по перрону.
Дед разрыхлил на возу солому и усадил больного, сверху укрыв кожушком...
- Слава Богу, что живой остался, не горюй, мы тебя быстро поставим на ноги… - не скрывая радости, произносит он.
До свадьбы заживет…
- До какой свадьбы, батя? Ты что забыл, что у меня Катюша и трое ребят...
- Да так, к слову пришлось…
Лошадка резво понеслась по знакомой дороге.
До села всего семь километров. Казалось, доберутся без помех.
Но, не достигнув и середины пути, заметили стаю волков, которая гналась за ними.
Один волк бежал с левой стороны, другой с правой, а третий догонял сани с заду.
Дедушка хлестал лошадку и торопил:
- Но…давай, родимая, быстрей… быстрей… домой… домой, милая.
Тут, к счастью, на обочине показались шахтёры, направлявшиеся на очередную смену.
У двоих из них были ружья - хищники здесь шастали постоянно, нападая на людей и скотину. Почуяв опасность, звери разбежались…
*** Домик. (В нём родился и вырос наш отец). У калитки стоит бабушка и трое внуков.
Соседи разместились на скамеечке...
Наконец, приблизилась подвода. Позади возницы из - под шубы выглядывал фронтовик...
Трое соседских мужчин подошли к саням, помогли отцу выбраться из соломы и доковылять до избы.
Сняв шапку - ушанку со звездочкой и потёртую шинель, он предстал в белёсой гимнастёрке без погонов, с боевыми наградами.
На столе все было готово к встрече защитника Отечества.
Долгим и длинным был застольный разговор. Сегодня он узнал, что его любимую Катюшу осудили, как «врага народа», на 15 лет каторжных работ без права переписки с родными и близкими.
*** Отец неохотно рассказывал о войне. Да и что вспоминать?
Напряжённые занятия при скудном питании в запасном полку, яростные сражения за каждый населённый пункт, похороны боевых товарищей...
Лишь много лет спустя мне довелось прочесть в Интернете приказ по 1026 -му стрелковому полку 198 - й стрелковой дивизии 3 - го Прибалтийского фронта.
В нём отмечалось, что в наступательных боях с 17 по 18 июля 1944 г. в районе ст. Сару и местечка Наргла Эстонской ССР командир отделения 1 - го стрелкового батальона ефрейтор Мартынцов проявил мужество и самоотверженность при отражении контратаки противник, за что и награждается медалью “За боевые заслуги”.
И сведения о нём: Мартынцов Фёдор Захарович, 21 мая 1913 года рождения, украинец, рабочий, беспартийный. Призван в РККА 30 марта 1944 г. Чистяковским РВК Сталинской области Украинской ССР.
В течение года местные доктора и две младшие мамины сестры-медики выхаживали нашего отца, а когда он воспрял духом и без посторонней помощи передвигался на костылях, решил поехать в город и узнать, где его жена, куда её спровадили, а главное за что?
*** Строгое здание с зарешеченными окнами.
При входе отец предъявляет пропуск и спрашивает, к кому он может обратиться и узнать о жене, от которой вот уже несколько лет нет никаких известий...
- А по какой статье осудили?- уточняет дежурный.
- Не знаю, вроде, как «врага народа» - растеряно отвечает отец.
- У нас таких долго не держат, отправляют…
Куда отправляют, от так и не пояснил. Ничего не добился и в областном управлении КГБ.
На главной улице в длинном четырёхэтажном здании с узкими бойницами цокольного этажа, стальными воротами во внутренний двор, его выслушали, попросили написать заявление и ждать ответа.
Но ответа не дождался…
*** По сравнению с шахтёрской зарплатой инвалидская пенсия казалось издевательской, на неё не только семье, но и самому не прокормиться. Иные калеки с гармошкой или гитарой появлялись на базарах, в поездах, пели жалостливые куплеты, на подаяния покупали, кто кусок хлеба, кто стакан водки…
Видя это, Фёдор Захарович тяжко вздыхал. И сидеть на шее у стариков не хотелось.
Едва почувствовал способность к труду, попросился на сидячую работу. Его определили помощником продавца продмага. Продавцом там работала симпатичная Зоя, с ямочками на щеках.
Ещё молодая, а уже вдова - муж погиб в шахте.
На её руках остались двое детей. Иногда малыши забегали в магазин, бросались к матери.
Она ласкала их, давала по конфетке. Бывало, останавливались и возле дяди с медалью на груди, отец разрешал потрогать её, ласково гладил ребят по головке.
Он хорошо знал мужа вдовы. Не раз вместе шагали до проходной, встречались в клубе, на стадионе. Здоровый, ладный, он был полон энергии, шутил, балагурил.
Большой кусок породы, свалившийся на горняка при посадке лавы, оборвал молодую жизнь.
Федор Захарович будто чувствовал на себе умоляющий взгляд товарища, - «Не оставь в беде вдову и мальцов ...»
Шесть лет отец был в разлуке с любимой женой, вёл бесконечные поиски и разуверился в них. Он решил соединить судьбу с приветливой продавщицей и её бойкими ребятишками.
*** Семья сразу увеличилась на троих. В двух комнатах теперь обитало девять человек.
- Вот вам на билеты в кино. Обо всём, что увидите на экране, расскажете мне. А нет - больше в кино не пойдете, наказывала мачеха, отправляя нас в клуб.
Мы во все глаза смотрели и запоминали эпизоды картины, и потом наперебой передавали ей содержание фильма.
*** Однажды мы все трое решили навестить отца, и нагрянули в магазин. Получили гостинцы.
Два пряника разделили на троих, а один оставили бабушке с дедушкой...
Мачеха, видимо, решила, что этого достаточно для свойских отношений, и попросила завтра вечером прийти к ним домой.
А когда явились, указала на две пустые кадки и повелела ежедневно наполнять их питьевой водой. Сверх того – поливать овощные огороды.
Изрядно пришлось попотеть нам, троим братьям, особенно старшему Ивану, ведь теперь надо было поливать не один, а два огорода, носить воду за триста метров из речки, а в дом - из колодца, всю живность поить.
Кроме того, мы помогали деду убирать навоз в хлеву…
И так каждый день...
В своём доме, в уголке, отец оборудовал мастерскую, и до поздней ночи сидел, ссутулившись, шил и чинил обувь.
А когда провели электричество в село, устанавливал столбы, подключал освещение в дома, мастерил электропечи, ремонтировал утюги.
Осенью Иван пошёл в шестой класс. После уроков корпел над домашними заданиями...
*** Как - то, в воскресенье, собираясь в сельский Свято-Троицкий храм, дед и говорит…
- Вот что, внучата, хватит вам безбожничать, собирайтесь и запоминайте, что я скажу.
В этом храме ваш прадед, Кузьма Егорович, 25 лет состоял старостой. Участвовал в пристройке к церкви двух престолов, правого и левого. Так, что божья кара настигнет вас, если не будете посещать церковь и молиться за всех нас, за мамку и своего прадеда.
А еще ваш прадед написал историю села Грабово её полезно и вам знать.
Первые землянки здесь, на левом берегу Миуса, вырыли крипаки, бежавшие от помещиков.
С 1787 года селение и земли находящиеся вокруг него, на десять вёрст, становятся собственностью Войскового старшины полковника Василия Ивановича Иловайского. С этого времени слобода заселенная малорусами и беглым людом становиться административной единицей и входит в Миусский, позже Таганрогский округ Области Войска Донского.
В 1810 г. слобода, по наследству, переходит в собственность Алексею Васильевичу Иловайскому. Представители многочисленного рода Иловайских были основателями многих хуторов и слобод в степях Дикого поля.
Иловайские участвуют в развитии промышленности в Донецком крае. Они были совладельцами нескольких шахт и заводов, участвуют в прокладке Курско – Харьковской - Азовской железной дороги. Поскольку в этих местах участок железной дороги Горловка-Таганрог проходил по землям принадлежащим Иловайским, то небольшой разъезд, после станция, а теперь и город названы именем Иловайск.
Иловайские правили здесь вплоть до 1920 года...
Потом установилась Советская власть, новые руководители делали много хорошего, но допускали и произвол.
В 1936 году комсомольцы сожгли церковные книги, в костре сгорели, и записки об истории села Грабово, моего прадедушки Егора Кузьмича Мартынцова.
Книга была написана в 1903 году, а ровно через 100 лет, то есть в 2003 году я написал и издал книгу «Граб» - легенды и прошлое села Грабово.
Среди грабовцев сохранилась трогательная легенда о панской служанке, родственнице наших предков. - Из воспоминаний моего дедушки Захара Егоровича Мартынцова.
-В 1861 году в царской России было отменено крепостное право, ещё несколько лет Иловайские не отменяли крепостную повинность в своих владениях. Много чего претерпели крепостные селяне слободы Грабовой, их даже на собак меняли.
Когда отмена крепостного права дошла и в наши края, некоторые представители рода Иловайских стали продавать свои земли вместе с хуторами и слободами. Так слобода Грабовая была продана двум кубанским казакам – Донецкому и Петровскому. Усадьба, земли и слобода были разделены на две части. Правая часть отошла помещику Донецкому, а левая сторона Петровскому.
Был такой случай. Помещик Донецкий дружил с калмыком - конезаводчиком.
По сходной цене купил пару английских чистокровных скакунов.
Один из них на скачках в Москве завоевал первый приз.
Однажды калмык наведался в гости к помещику вместе со своим сыном.
А сестра Павла Кузьмича - Ганна была служанкой у него при дворе.
Бойкая, безропотная красавица приглянулась степняку. Он увидел в ней хорошую пару для сына.
- Уступи мне невесту для сына, и выбирай любую гончую из моей своры. Когда барин спросил у служанки, согласна ли она выйти замуж за этого молодца? Показывая пальцем на стройного красивого сына калмыка. Ганна, не задумываясь, согласилась. Ей осточертело прислуживать господам. Она сама хотела иметь свой дом и быть в нём хозяйкой.
Ударили по рукам, обмыли сделку. Уехала Ганна, с калмыком. Через несколько месяцев отец её мужа умер, хозяйство перешло к сыну.
Через год у молодой четы рождается ребенок. Бесшабашный ухарь мотался на резвых рысаках по друзьям, кутил, пропивая состояние.
А Ганну держал под строгим надзором.
Однажды молодуха и свекровь убирали овощи на огороде.
Хозяина дома не было. Когда свекровь, устав от кропотливой работы, пошла в юрту, чтобы прилечь отдохнуть, Ганна дождалась, когда она уснёт, собрала в узелок необходимые в дороге вещи и немного еды. Замотала в чистое покрывало маленькую дочурку и ушла в степь в направление родного края. Возвращается калмык и не застаёт супруги.
-Где Ганна?- беснуется он.
-Ушла, - смиренно отвечает мать. Давненько уже. Много вёрст, поди, уже прошагала. Не выдержала она твоих издевательств и похождений, сбежала от нас.
Коннозаводчик собирает команду и вдогонку. Борзую прихватил с собой для поисков.
Шла Ганна не дорогами, а напрямик по долам, лесам, буеракам.
Остановилась у речки, заросшей камышом, смотрит, а на горизонте появились всадники. Пустили они по следу Ганны ищейку, но та, обнаружив беглянку, даже не тявкнула, а радостно завиляла хвостом.
Ганна погладила четвероногую подругу, и затаилась с ней в зарослях.
Гонцы примчались к переправе и спросили у перевозчика, не видел ли он женщину?
Старик-паромщик поклялся, что не видел. Как только они скрылись, и стемнело, Ганна вылезла из укрытия и к переправе.
Паромщик перевёз её через реку и указал дорогу к своим сородичам: - Иди,- говорит,- вот так степью, встретится селение, зайдешь в крайнюю избу и передашь от меня поклон.
Скажешь, что просил я приютить тебя, а то басурман, если настигнет, засечёт нагайкой до смерти. Знаю я их...
Ганна хотела отблагодарить его золотым кольцом, а он отказался: «Бог тебе в помощь». Она поклонилась ему в ноги и пустилась в путь.
Благополучно добралась до русской деревни, нашла ту избу, где её тепло встретили, приголубили.
Как свою родную, усаживали за стол.
А калмык всё рыскал по степи и выпытывал у встречных, не видел ли кто его Ганну, и описывал её приметы.
Но, даже те, кто и знал, не выдавали.
Позже приютившие её добрые люди собрались в Бахмут (Артемовск) за солью, взяли с собой и довезли до нынешней станции Рассыпная.
Узнала Ганна знакомые места, возликовала, вручила своим благодетелям золотое кольцо, распрощалась, взяла узелок и дочурку на руки и пошла в слободу Грабово.
Очень боялась она показываться на глаза пану Донецкому.
Думала, вернёт её мужу - басурману.
Но нет.
- Что ж ты убежала? – спросил господин.
- Да калмык же мусульманин, а я православная.
Не хочу чужой верой жить, - ответила Ганна.
- Ну и хорошо, оставайся у нас, - сказал барин и наказал своим подчинённым поселить её в землянку, которая пустовала и стояла напротив его имения. Ганна стала жить в этой землянке, а работать у своего барина.
Когда в слободу пришла Советская власть, и в Гробовой организовался колхоз, она стала работать в колхозе. Одна воспитала дочку Настеньку и выдала её замуж за хорошего человека.
А так как зять работал на шахте бухгалтером, то молодые переехали жить в шахтный посёлок. Ганна осталась одна в своей землянке. Хотя дочка с зятем часто навещали её, она чувствовала, как осиротело её жилище без присутствия в нём дочери.
Ровно через девять месяцев Настенька подарила ей внука Вадима. Сначала молодая пара приносила его к бабушке на руках, а когда подрос он сам приходил к бабушке. Летнее время - каникулы проводил у неё.
Ганна души не чаяла к своему единственному любимому внуку. Однажды вечером, перед тем как ложиться спать, Вадик попросил бабушку разбудить его пораньше.
– Завтра пойду на речку ловить рыбу, - сказал он. Если наловлю много бубырей, сварим с тобой бабуля ухи.
Рано утром, когда солнышко стало подыматься над горизонтом, Ганна разбудила внука. – Вставай внучок, уже солнышко заглядывает к нам в окошко, – нежно прошептала она внуку на ушко.
Вадик мигом вскочил с кровати, наскоро умылся, оделся, взял удочку и хотел бежать на речку. – Куда спешишь, успеешь ещё на свою рыбалку. Вон на столе пирожки с картошкой, только что испекла. А в кружке молочко холодненькое, с подвала принесла.
Поешь хоть немного, а после беги. Я же для тебя старалась, – сказала бабуля. Вадик съел пару пирожков, запивая молоком, поблагодарил бабушку за завтрак, взял удочку и побежал на Миус.
Долго не было его с рыбалки. Ганна начала беспокоиться . – Не случилось ли беды там с внучком, –подумала она. Только поздно вечером он пришел домой и протягивает бабуле нанизанных на проволоку, десятка три- четыре небольших рыбёшек.
– Я уже заждалась тебя внучок. Чего так долго ты засиделся на своей рыбалке? – спросила Ганна, принимая его улов.
– Под вечер клёв бил хороший вот я и задержался. – ответил внук, направляясь к умывальнику.
Ганна положила рыбу в миску с водой, достала с печи глиняный горщик с ещё тёплой, пахучей мамалыгой.
– Пахнет? – спросила она у внука.
– Ох, как пахнет – ответил он, подсаживаясь к столу.
– Подавай быстрее, - я так проголодался.
Ганна наложила каши с молоком в глубокую миску и поставила её перед внуком.
– Кушай на здоровье, – сказала она и присела напротив него.
Внук, наклонившись к миски, перемешивая кашу с молоком, стал уплетать её. Ганна сидела напротив и любовалась внуком.
Вдруг она заметила, как из его пазухи выползает змея и ползёт прямо к миске. Ганна перекрестилась, заморгала глазами, а когда поняла, что это ей не привиделось. Охнула и тут же рухнула на пол, потеряв сознание.
Вадим сначала не понял, что случилось с бабушкой. Но когда он заметил, что уж, которого он поймал на речке и посадил себе за пазуху, вылез из неё, то понял от чего испугалась бабуля.
Он запихнул ужа обратно в пазуху и начал брызгать водой в лицо бабушке. Через некоторое время она открыла глаза.
– Где эта тварь? – спросила она дрожащим голосом.
– Бабушка, да это же уж – оправдываясь, сказан он. Убери эту гадину сейчас же, -продолжала она. Вадиму ничего не оставалось делать, как вынести ужа во двор и отпустить на волю. Только после этого бабуля успокоилась.
После этого случая Вадим никогда больше не приносил в бабушкино жилище, ни какой живности. Он по-прежнему ловил на речке ужей и лягушек, играл там с ними, а когда шёл домой отпускал их на волю. Время летит неумолимо.
Вадим окончил десять классов, поступил в институт. Учёба отнимала много времени, а ещё у него появилась девушка. Он всё реже стал навещать свою любимую бабушку.
А когда, после института его направили на работу далеко от дома, он и вовсе не стал наведываться к бабушке. Только нежные письма изредка она получала от него. Дочка с зятем, хоть и не часто, но всё же проведывали старушку. Прожила Ганна в своей землянке 90 лет. Замуж вторично так и не вышла.
Часто вспоминая дни, когда единственный, горячо любимый внук, жил у неё на летних каникулах. Умерла она в одиночестве,
*** И вот мы шествуем сельской улицей к храму, а когда встречаются или обгоняют нас односельчане, дедушка слегка кланяется, приподнимая головной убор. А мы не обращаем на них внимание.
Дед, дав всем подзатыльника, возмущённо предупредил:
«Со старшими надо здороваться!»
- Мы же не знаем их,- пытались оправдаться. Бабушка хотела примирить.
- А ты, старая, не учи их, я все чую!
- Село наше – это большая семья, наша громада, людей надо любить и уважать, а тем более старших по возрасту,- помедлив, добавил он.
Вслед за стариками мы, сняв картузы, поднялись на паперть и вошли в церковь. Нас заворожила торжественность обстановки, сияющие на стенах и под куполом лики святых, благовоние.
Ещё в притворе дед купил свечки. Подходит к круглому столику, озарённому десятками огоньков, он зажёг свои свечи и поставил рядом. Прихожане расступались перед ним, пропуская в первый ряд.
Когда началась служба, лицо его словно просветлело, стало благостным.
Вслед за батюшкой он повторял слова молитвы, касался пальцами лба, груди,
правого и левого плеча, бил поклоны.
Глядя на прихожан, мы тоже крестились и кланялись.
*** Возвращаемся домой.
Навстречу сосед Карпович.
-Діду Кошиль, здравствуй, як служба пройшла?
-Та добре, все дуже добре.
Миновав соседа, Олег интересуется:
- Дедушка, а почему тебя назвали Кошелем?
- Так цеж наше призвище в сели, и тут оно связано с паном Иловайским.
Начал рассказывать…
Воскресным днем ехал достопочтенный господин в церковь.
А по улице туда же следовали однобокивцы (так называлась одна из улиц).
Вынул барин платок из кармана, чтобы утереться, а на дорогу выпал кошелек. Заметила его жена Егора Кузьмича (ваша прабабушка) и стала звать:
« Пане, пане, верніться!»
Карета остановилась. Женщина вмиг догнала её, показывает находку: « Це ви кошель згубили, мабуть.
У наших однобоківців, таких красивих гаманців нема...»
Взял сановник кошелек, вынул оттуда золотой рубль и подал крестьянке.
А нас с тех пор и стали прозывать Кошелями.
*** Дома бабушка стала накрывать стол: расставляет деревянные миски и раскладывает ложки.
- Ванюша, вот тебе макитра (подает ему в руки), сбегай в подвал и набери там, в бочках, всяких солений…
По её сигналу все занимают свои места. Посреди стола возвышался большой чугун с варевом, рядом, в глиняной посуде картошка в мундирах, соленые огурцы, капуста, помидоры, перец.
Дед поднимается, берет каравай, прижимает его к груди, вонзает нож. При этом замечает, что булку резать должен только мужчина.
Если падали крошки, он собирал их щепоткой и отправлял в рот - хлеб всему голова...
Отец приподнялся со скамейки и ложкой пытался зачерпнуть борщ.
Дедушка прервал своё занятие, взял половник и врезал им отца по лбу, приговаривая: - Поперед батька не лізь.
В этом доме заведен порядок – всё по старшинству.
- Прости, батя,- извинился нарушитель традиции.
Будто стараясь загладить вину, отец поинтересовался, не найдётся ли в доме солдатских сто грамм.
- Я не пью и тебе, сынок, - сердито буркнул дед,- не советую. У нас в роду не было пьяниц - это дурное дело.
Вот так дедушка учил нас уму-разуму.
Мудрого патриарха мы до сих пор помним и чтим.
*** Административное здание шахты.
Отец выходит из дверей, слегка припадая на левую ногу. За спиной - рюкзак: сегодня ему выдали продуктовый набор.
Мы должны были встретить его.
На околице заметили знакомую «полуторку», обрадовались: можно будет и подъехать…
Забрались в кузов и ждали, когда явится водитель. Он, ничего не подозревая, открыл дверцу, сел за руль и нажал на педаль ...
Не доезжая шахты, Иван скомандовал: - Прыгаем!..
-Як, на ходу? - удивился Олег, а старший, не говоря ни слова, перевалился через борт.
И здесь же раздался вопль.
Водитель остановил грузовик, выскочил из кабины, намереваясь надрать озорнику уши, но, заметив кровь на его рубашке, немедленно доставил нас в здравпункт посёлка.
Врач признал повреждение правой ключицы, обработал рану и наложил гипсовую повязку.
Чувствуя себя виноватыми, мы поплелись в своё пристанище…
Вечером отец зашел в наши хоромы. Бабушка угостила чаем. Папа, выслушав нас, немного пожурил, но заметил, что жизнь часто вынуждает принимать неожиданные решения.
И рассказал вот такую историю...
Его сослуживцу из Сталино командир приказал доставить секретный пакет в соседнюю воинскую часть.
Тот откозырял и, свистнув собачке, отправился в дорогу.
Изрядно отмахав, связной заметил вдали, возле сопки, скопление людей, человек 50. Они мостили дорогу.
Один из них отделился от остальных и направился навстречу связному.
Друг изумился: сущий скелет, кости, обтянутые кожей, и взлохмаченная борода. Пришелец падает перед ним на колени и молит:
-Отдай нам собачку!
Тот удивляется:
- Зачем она вам?
- Мы умираем от голода, суп сварим..
Из расспросов выяснилось, что многие заключенные гибнут от недоедания и непосильного труда. Он, бывший священник, в лагере с 1929 года, за что забрали, не знает, когда выпустят - одному Богу ведомо…
Красноармеец не мог и вообразить, как можно было довести бедолаг до такого удручающего состояния!
Пса было жалко, но измождённых, обречённых на смерть мучеников, ещё больше. И он отпустил животное...
Прошло около месяца. Друг возьми и расскажи об этом своему знакомому.
А на второй день моего земляка пригласили в особый отдел.
Допытывались, кто и откуда, что за родители, родственники и т.д. и т.п.
За связь с политзаключенными уже припаяли одному красноармейцу десять лет...
И ему, видимо, уготована такая участь.
Из строевой части друга перевели охранять вещевой склад, расположенный на станции.
Могли арестовать в любую минуту.
Своими опасениями он поделился с лейтенантом, командиром охраны.
Тот посочувствовал, но как помочь, не представлял.
А тут на станцию прибыл воинский эшелон. Паровоз отогнали заправиться водой и топливом.
Интенданты пополняют запасы продовольствия. Бойцы с котелками бегут за кипятком…
Группа новобранцев столпилась у одного из вагонов.
Молодого призывника обнимает юная мадонна с младенцем, ревёт и не может оторваться...
Решение пришло мгновенно: моему сослуживцу занять место в вагоне, а того парня лейтенант берёт в охрану...
Так дончанин избежал трибунала, а молодая семья ещё какое-то время не разлучалась…
*** Старший брат, бросив на лавку сумку с ученическим добром, заявил:
-Всё, больше в школу не пойду, буду работать! - И куда же ты собрался, сынок? – поинтересовался отец.
- К тебе, папа, учеником электрика.
- Так тебе нет еще и 16 лет.
- Не возьмут электриком, стану на выборку породы.
… Отец долго отговаривал, просил не торопиться, ещё успеется ...
Но Ваня настоял на своём, устроился выборщиком породы.
Своё намерение объяснял так:
- Заработаю денег, куплю мотоцикл, стану мотогонщиком…
*** Прошло около года.
Село. Старший брат, широко улыбаясь, ведет мотоцикл «К-125».
Все высыпали из дома: отец, дедушка, бабушка, мы братья, поздравили его с покупкой.
Папа крепко обнял сына и просил забыть о давнем горячем разговоре...
... Сойдя с “коня” и, явно любуясь молодецкой выправкой сына, отец заметил: -Теперь могу взять и в ученики...
Иван крепко пожал его мозолистую руку... Династии на любом предприятии в почёте, на шахте особенно, не всякий способен выполнять трудную и опасную работу.
Приказом по шахте Ивана Фёдоровича Мартынцова назначили учеником подземного электрослесаря Фёдора Захаровича Мартынцова.
*** Электослесарь подземный, можно сказать, главная фигура в шахте.
Он должен постичь строение угольного пласта, и “учуять” скопление газов.
В совершенстве знать машины, механизмы, приборы, заметить и устранить неисправность.
Порой, целую смену, а то две, ему выпадает потеть в тесном, сыром, удушливом, взрывоопасном забое...
Но сама жизнь подготовила Мартынцовых к нелёгким испытаниям
…И вот они, плечом к плечу, направляются на смену.
В нарядной наставник ознакомил подопечного со схемой электрического оснащения шахты, и решил показать эту “электрику” в действии.
Весело крутились шкивы на копре, гудели вентиляторы, сипели насосы - силу им давал ток, поступавший по бронированным кабелям. За ними надо следить, их повреждение может повлечь взрыв метана, выброс угля и породы…
*** В бане они экипировались.
В ламповой сдали рабочие номерки, получили самоспасатели и светильники: лампочки водрузили на каски, аккумуляторы прикрепили к поясу.
... Шахтная клеть стремительно несётся вниз, сын невольно хватается за брезентовый рукав отца.
В резиновых ботах хлюпают по штреку. Осматривают подвешенные силовые и телефонные кабели, опробывают массивные слуховые трубки.
В породном отсеке - непривычная тишина: замерло электросверло.
Завидя электрослесаря, расступаются.
Он вскрывает коробку, находит повреждение, заменяет деталь.
И вновь зажужжало, завертелось жало, вонзаясь в каменистую стену.
В низкой лаве передвигались на четвереньках. К пульту управления вёл силовой кабель, подвешенный к стойкам, слышался размеренный ход комбайна, антрацит с шумом падал на конвейер...
Команда действовала чётко, слаженно, без суеты, вопросов не задавали…
К концу смены Иван еле волочил ноги, а отец утешал - это с непривычки, втянешься, и замечать усталости не будешь…
*** Отец уже не предпринимал никаких поисков каторжанки, а дед не унимался.
В феврале 1951 г., когда знакомый односельчанин направлялся в Москву, он обратился к нему, - умоляюще: - Николаша,- брось там письмо на имя Сталина...
Начали пересматривать дело.
Новый дознаватель провел следственный эксперимент с участием той самой Антонины Пархоменко.
Сверху на трактор посадили её родную сестру, и предложили механизатору ехать в село той же дорогой, как было написано в доносе, когда в феврале 1943 года шли немецкие танки, на одном из которых, якобы, и восседала Катерина Мартынцова.
А особист, стоя рядом с ней, спрашивает: – Видите трактор?
– Вижу, - отвечает она.
– А человека, сидящего сверху на тракторе, видите?
– Вижу.
– А узнаете, кто это?
– Та як же я могу узнать того чоловіка?
Це ж дуже далеко. Бачу, що то жінка в косинці, чи в платку.
- А как же вы могли в зимнем мареве увидеть верхом на танке Мартынцову Екатерину Васильевну и узнать ее?
Осенив себя крестом, кляузница промямлила:
- Прости, господи, бес попутав.
Со стыдом призналась она, что оклеветала тогда Екатерину Мартынцову. И в протоколе допроса, заверенном ею, значилось: “В феврале 1943 г. я не видела её...”
*** Минуло более года.
Калитка. Январским утром 1952 года к ней подошла странница в фуфайке, пуховом сером платке, кирзовых ботинках, брезентовых рукавицах, с мешком за плечами.
Стучит щеколдой:
– Хозяин дома?
.. Есть хто живой?..
В это время все были в сборе: мачеха варила обед, отец ремонтировал электроплитку, ученики корпели над домашними заданиями, а сводный брат сидел у окна и читал книгу.
Он первым заметил, что какая-то женщина стучится к ним, видимо, попрошайка…
Все, не сговариваясь, поспешили к окну. Отец, вглядевшись в незнакомку, ахнул:
- Сыночки, это же ваша мамка пришла, моя Катюша…
Старший брат и я тоже признали: да, это наша мать...
Отец накинул на плечи пальто, выбежал из дома и бросился к
калитке...
Открыл её и прижал свою Катюшу к груди.
Они словно застыли со слезами на глазах, радостные и печальные...
А мы, дети, стояли у порога, не решаясь подойти.
Мать будто очнулась, выпросталась из объятий и, еле держась на ногах, приблизилась к своим сыновьям, которых не видела восемь лет.
Вошли в дом.
Она заключила нас в объятия.
Младший же вырвался и побежал к мачехе, испуганно повторяя: это не моя мамка, а какая-то цыганка…цыганка.
Шел долгий, радостный и горестный одновременно разговор мамы, отца, старшего сына и меня.
Думали, где и как будем жить?
Что с нами будет?
Куда идти?
Я тихонько встал из-за стола, нашел баночку с гуталином, взял мамины ботинки, расшнуровал их, удалил пыль и грязь дальних дорог - от Сибири и Магадана до родной земли, начистил до блеска.
Мачеха приготовила обед.
Дело шло к вечеру.
После всеобщей трапезы мама засобиралась в село, к своим родителям.
Отец снимает с вешалки её фуфайку, помогает одеться.
Олег ждет мать у табуретки, где красовались отполированные башмаки.
Увидев их, страдалица упала на скамейку и горько заплакала, прижимая меня к себе.
Попрощавшись со всеми, мать поплелась пешком в село к своим родителям.
Отец договорился со своей племянницей, проживавшей недалеко от шахты, временно поселиться у них.
Вместе с отцом туда переехали мать, старший брат и я.
Младший браток отказался, остался с мачехой.
Прошло около месяца. Мы застали меньшого на ставке.
Грязный, худой, в рваных штанишках.
Толя сидел с удочкой, но без улова. Мы привели его в свой дом.
*** Отец навещал вторую жену, встречался с детьми.
Три месяца ходил мрачный, сам не свой.
Сколько лет ждал любимую Катю, вернулась она к нему, детям …
Может ли он расстаться с ней?
С другой стороны, старший сын уже вырос, трудится, младшие тоже повзрослели, определились.
После мучительных раздумий он вернулся к Марии.
Вскоре они отбыли в другую область. Мы очень жалели, переживали, мама, конечно, больше всех…
*** Как - то родительница собрала нас всех за одним столом и говорит :
- Завтра пойду в детский сад, там нужен повар, да и в колхозном саду найдётся дело, а там, глядишь, поспеют артельные дыни и арбузы, пойдём собирать, в общем, не пропадем...
А вы, младшенькие, учитесь, появятся денежки, я вам куплю сапожки и пальто, шапочки и костюмчики, все у вас будет, обещаю, да и братик старшенький поможет…
*** Начало лета. Стоял теплый и солнечный день. Улица утопала в цветущих садах, цвела акация, рядом благоухал лес.
- Детки мои, а вы знаете, что у вашего дедушки Василия сегодня день рождения, может, все вместе пойдем в село и поздравим его? – предложила мама.
Хотя пешком и далековато до Грабово, но все дружно засобирались.
Миновали Глуховский лес, всюду зеленеет травка, цветут деревья, птички щебечут.
Проходим пионерский лагерь «Лесная республика» (указатель налево).
Здесь отдыхают ребята из города и всех шахтерских поселков, слышны ритмы духового оркестра, песни, звонкие голоса.
Перед нами расстилается широкий луг. Идем и собираем цветы, вдыхаем чудесный аромат донецкой степи…
Вот уже и село, в котором живут дедушка с бабушкой.
Приближаемся к дому, калитка открыта, распахнута и дверь.
Слышен приглушенный говор. Переступив порог, оторопели: на большом деревянном диване покоился наш дорогой дедушка Василий.
Рядом - бабушка, соседи, все в слезах.
Мама бросилась к покойному и зарыдала.
Дорогому, любимому папе, дедушке
Василию Павловичу Тищенко, от дочери и внуков
Таких полевых цветов мы собрали, когда шли пешком из города Чистяково в село Грабово, чтобы поздравить любимого папу и дедушку Василия Павловича Тищенко, с очередной годовщиной со Дня рождения, оказалось, что пришли на похороны.
Сколько сил он отдал, чтобы вырастить, воспитать её, поставить на ноги, как он убивался, когда её арестовали, сколько писем написал Калинину и Сталину с ходатайством об освобождении её, его кровинушки.
Всего семь месяцев прошло, как мать, наконец, на свободе, и вот такое несчастье.
Мы молча приблизились к дивану, и рядом с розами и гвоздиками положили наши букетики из колокольчиков, мать - и -мачехи, лютиков...
Бабушка плачет и, сквозь слёзы, сокрушается:
- Сколько раз предостерегала его, не бегай так быстро за скотиной, у тебя больное сердце, а он пропускал мимо ушей.
Сегодня спозаранку погнал коровку в поле, а та чего-то испугалась и понеслась, а он за ней и упал, сердце не вынесло.
- Доченька моя, нет нашего писарчука, твоего отца, дедушки, который любил и ждал вас на свой день рождения, даже сладости вам приготовил...
Мужа, отца, дедушку, секретаря сельсовета хоронили всем селом…
*** Вечер. Мать собрала нас, сыновей:
- Вот, что ребятки, попросила я несколько соток под огород, будем сажать подсолнух, кукурузу, горох, картошку, заведем свою бахчу, заживём!
Придется, понятно, поднатужиться: надо в свой срок сажать, рыхлить, полоть, поливать, убирать…
Она маялась на трех работах, очень уставала.
Однажды мы были в поле, пололи подсолнух, мама и говорит: « Сыночки вы потихеньку продовжуйте, а я немного отдохну…»
Едва она скрылась в посадке, мы с удвоенной энергией стали рвать будяки, и к её приходу покончили с ними.
Мать растрогалась и похвалила: «Які ж ви в мене молодці ...»
*** После возвращения из лагерей мать, не имея ни кола, ни двора, мыкалась по разным углам, и мы вместе с нею.
Случай помог нам обзавестись жильём…
А было так. Пожилая женщина, врач, не знавшая покоя ни днём, ни ночью, попросила маму помочь ей собрать урожай в саду. Та согласилась.
Дело спорилось. Обобрав нижние ветви, хозяйка приставила к яблоне лестницу и потянулась к самой верхушке.
Но потеряла опору и полетела вниз.
Мать подбежала, подняла старушку, осмотрела рану. Пострадавшая указала, где в доме лекарства, какие средства применить. Вопреки ожиданиям, язва продолжала кровоточить.
И здесь Катя вспомнила о травах, которыми лечилась и лечила на каторге.
Они снова выручили.
В благодарность за это врач предложила маме занять во дворе домик, где проживала только её сестра Танюша, студентка медицинского училища.
И обещала никакой платы не брать. Беда сдружила женщин.
Мама рассказала врачу о своих злоключениях…
... Мне хорошо запомнились хлопоты, связанные с её юбилеем.
Единственный и любимый сын, которого она не видела десять лет, вдруг позвонил в больницу и пообещал лично поздравить её с 70-летием.
– Катюша, милая! Будь добра, помоги навести порядок в доме, во дворе, приготовить всё необходимое для праздничного стола, чтоб он был сытным, разнообразным и красивым, на угощения не поскуплюсь – обратилась хозяйка к матери.
… И еще!
Пусть ребята сбегают в лес и принесут мяту, череду, ромашку, мелиссу, чтобы дом наполнился ароматом.
Приезжает мой любимый, единственный сыночек Павлуша, который, как уехал, так и знать о себе не давал. Я даже не знаю, где и чем он занимается...
Рассказала и о себе.
Начинала санитаркой, а стала врачом. Муж погиб, защищая Донбасс.
Жили в том самом домике. Нелегко приходилось…
Я понимаю, что тебе в дальних краях было еще тяжелее, столько лет без детей и мужа, в расцвете сил, без вины виноватой.
Но, слава Богу, все позади...
...Стоял теплый, солнечный день.
В доме, как в райском уголке: занавески, скатерти, наволочки - всё постирано и поглажено, а травы, развешанные в различных уголках, источают лесной аромат...
К встрече мать испекла большой каравай и положила его на рушничок, вышитый в заточении...
В начале длинной улицы показался черный автомобиль.
Двигался он медленно, давая возможность пассажиру рассмотреть знакомые места, где он рос, учился, развлекался и которые он оставил десять лет назад.
Следом бежали мальчишки. В предчувствии долгожданной встречи волновалась старушка у калитки.
Сорок пять лет назад с дипломом врача её направили в больницу маленького шахтерского городка.
Здесь она для каждого жителя стала домашним врачом: в любое время, при любой погоде бабушку Настеньку могли позвать к хворому ребёнку, роженице или инвалиду, у которого заныли старые раны…
Рядом с ней радость встречи пришли разделить и соседи...
И вот "Победа” затормозила у родного порога. Ребятня облепила её, поглаживая сверкающие бока.
Из авто вышел высокий, осанистый мужчина в голубой фуражке с васильковым кантом и красным околышем, красной звёздочкой над козырьком, в светлом плаще и хромовых сапогах.
Приветливо улыбнулся. Настенька ждала этой минуты.
Она кинулась к сыну, слёзы радости невольно брызнули из глаз. Великан заключил щуплую старушку в свои объятия...
Она целовала его, забыв о том, что должна была преподнести хлеб-соль на вышитом рушнике...
Во дворе, у забора, приезжий увидел знакомый рукомойник и пожелал освежиться с дороги.
Снял плащ и чёрный пиджак, бросил их на штакетник.
Катя быстро наполнила сосуд водой, а когда путник умылся, подала ему полотенце.
Лицо гостя показалось ей знакомым: где она его видела?..
… И вот друзья, соседи, хозяйка, её сын заняли места за столом.
На тарелках было всего столько и такого, чего мы никогда не видели, тем более, не пробовали.
Областной начальник привез множество напитков, консервов, лакомств и даже черной икры.
Теперь он был в полной форме: в кителе с васильковой оторочкой по воротнику и обшлагам рукавов, в золотых погонах с двумя васильковыми просветами и большой звездой между ними.
Из ведра со льдом он вынул пузатую бутылку, сорвал с горлышка фольгу, отогнул проволочные скрепы и поднял её.
Пробка выстрелила вверх. От неожиданности многие вздрогнули.
А важный гость снисходительно усмехнулся. Поднялся во весь свой богатырский рост, разлил шампанское по бокалам и приготовился провозгласить юбилейный тост...
Но Настенька его опередила, и сказала, может быть, не то, что от неё ожидали: – Дорогой мой сыночек, Павлуша!
Мне просто повезло, что у меня живёт Катюша. Все, что ты видишь на столе, приготовила она.
Чистота и порядок в доме, во дворе и на огороде – это дело её рук и рук её замечательных ребят.
Они работали с утра до позднего вечера, не зная отдыха...
- Спасибо тебе, Катюша! И вам ребята!- а потом добавила.
-В жизни Кате не повезло. Возможно, судьба. А может, тот гад, паразит, который вел следствие, был без совести и души.
Он знал, что её муж на фронте, у неё трое малых деток. Не разобравшись, спровадил на каторгу.
Такую милую, добрую, работящую...
И родила же какая-то мать такого упыря!
Сделав паузу, воскликнула: « Да черт с ним!»
Выпьем за моего любимого сыночка и мою добрую подругу.
Как принято на Руси, все потянулись
чокаться...
И майор повернулся с бокалом к маме. Но её словно током пронзило.
Я смотрю на маму: её руки дрожат так, что вино выплескивается из стакана, лицо напоминало цвет церковной свечи, она еле держалась на ногах, да… да… это был он, несомненно он, она узнала того следователя, который отправил её на пятнадцать лет каторжных работ!
Следователь – сынок тети Настеньки!
Ей и во сне не могло привидеться, что пройдет более десяти лет, и она, бывшая лагерница, будет готовить встречу «дорогому гостю», радоваться за хозяйку...
Улыбаться тому, кто забрал у нее здоровье, семью, причинил столько страданий и мук, издевательств, унижений и оскорблений на допросах…
Она опустилась на стул.
Хозяйка (смотрит на свою подругу)
- Катюша! Дорогая! Что случилось? Сердце? Давление?
Ты вся дрожишь.
Сыновья берут мать под руки и уводят в свои покои.
*** …Утром следующего дня Павлуша заявил: – Мама! Извини, но мне надо ехать, служба есть служба.
– Сыночек, дорогой, может, я не так встретила, не то приготовила.
Возможно, ты привык к другой пище. Сам видишь, я старалась…
Павлуша, останься еще хоть на денек.
Катюша ( утром, пересилив себя, переступила хозяйский порог) :
- Настенька давай помогу убрать со стола и помыть посуду…
– Да ты что, Катюша! Я сама. Лучше присядь и расскажи, что случилось с тобой?
Сколько живешь у меня, такой еще не видела.
Даже соседи после твоего ухода почувствовали что-то неладное. Расскажи, в чем дело?
Хозяйка спешила на работу и, видя замкнутость мамы, решила отложить разговор до вечера.
Но мрачные мысли весь день терзали её, не давали покоя: Почему так переменилась Катя, почему сын вдруг засобирался домой...
… Присев на скамейку во дворе, гость курит «Беломор». Мама вышла во двор с ведром и направилась к колодцу.
Он её остановил: – Катюша, мне с вами надо поговорить.
Вчера, глядя на вас и слушая речь мамы, я понял, что тот гад и паразит, возможно, я. Выслушайте меня… Она присела, а он продолжал изъясняться: - После освобождения Донбасса я начинал службу младшим лейтенантом КГБ в Чистяково.
Возможно, вёл и ваше дело. Если бы поступил не так, меня бы поправили...
И ещё. Шла война. Изобличали шпионов и диверсантов, среди населения находились сообщники.
Мы не могли не учитывать эти обстоятельства.
Да и время было такое. Достаточно было доноса или анонимки, и каждый из нас мог загреметь за колючую проволоку.
- Катюша! Простите, меня… Мама так хвалила вас, что я сидел и думал: вот бы мне такую жену, работящую, любящую своих детей, красивую и добрую.
Мне очень жаль вас и ваших детей.
- Ради Бога, простите! Майор стал на колени и попытался взять руку, чтобы поцеловать ...
Мать, словно ужаленная, отдёрнула её: В это время в калитке показалась Настенька и ещё издали бросила: « Поворкуйте немного, я переоденусь, и встретимся за столом».
За ужином Насте впервые открылось, что её сын работает в УМГБ Сталинской области, возглавляет один из его отделов.
Когда сын вышел покурить, Настенька кивнула Кате:
-Что скажешь?
– Мне нечего добавить... И удалилась во флигель...
Вернулся сын. – Ну, Павлуша, настал твой черед.
Давай говори!
– О чем, мама?
– О службе своей?
Я даже не знаю, с чего начать.
– А ты начни, сынок, я тебе помогу.
– Помнишь, после училища я несколько лет работал здесь, в Чистяково. Потом перевели в Сталино.
Допрашивал сотни арестантов, возможно, и её...
Но не мог я невиновного человека отправить на пятнадцать лет...
– Она что, придумала, как над ней издевались, оскорбляли и били её, заламывали руки, пальцы закладывали в дверные проемы?
Разве ты не участник этих преступлений? Павел молчал.
– Плохо вы поступали, сынок!
Хоть ты и был молод, это не давало права гнать невинных на каторгу…
Муж на фронте, на руках - трое детей ...
А у вас не нашлось ни одного честного человека, чтобы заступиться за бедняжку…
-Мама, простите меня!
Старуха, закрыв лицо руками, разрыдалась: - Господи, за что такое наказание?
Как могла я родить такого упыря, не уберечь дитя от нечистой силы...
-Будь проклят! - и указала морщинистой рукой на порог.
Старший офицер госбезопасности не казался уже таким высоким, важным, осанистым.
Он как-то сник, сжался, скукожился.
Молча, обнял сухонькую старушку за плечи и, не надевая фуражки и плаща, поплёлся к двери…
Чёрная “Победа” рванула с места, оставляя за собой смрадный след....
*** Утро. Хлопнула калитка. Врач торопится, её ждут больные...
Позавтракав, мать пошла на работу, а мы - в школу.
*** Вечер. Мама сидит за столом расстроенная, ( в руках повестка в армию)
Ваню призывают на военную службу.
Мы тоже грустим. Старший сын заявляется около полуночи.
-Заседал профсоюзный комитет, нам выделили квартиру…
Он подаёт матери ордер и ключи...
Все сгрудились, печаль и радость слились воедино…
- Квартира рядом с работой, на третьем этаже, из трёх комнат...
Правда, с подселением, нам две комнаты.
Две комнаты дали?- спросила мама.
Две! – сказал Иван.
А в третьей комнате кто будет жить? -спросила мама.
А в третьей комнате будут жить выпускники техникума, которые работают в этом же предприятии, - сказал Ваня.
Суббота, Все идем смотреть квартиру.
Вот наши окна. И балкончик.
Слава богу. Дождались… - произнесла Мама.
А то в одном углу сестричка моя Танюша
выполняет уроки, заданные в медучилище, в другом мальчишки готовятся к школе, а мне хоть залезай под кровать.
Через два дня за одним столом собрались члены семьи, друзья, молодые специалисты справляли новоселье и проводы в армию…
*** Всю ночь тетя Настя не спала.
Все думала о жизни, сыне, муже, павшем в бою.Никто не предполагал, что всего через несколько дней она отойдёт в иной мир, где нет ни зависти, ни лжи, где все равны и у всех один судья…
Жизнь продолжается!

Старший брат
Олег Мартынцов

СТАРШИЙ БРАТ
Когда человек уходит на заслуженный отдых, ему есть о чем вспоминать, если вся жизнь – труд. И какой труд? Самый тяжелый и сложный – подземный, шахтерский.
Горняков называют людьми крепкой породы. И вполне возможно, кто-то полагает, что здесь, мол, сложного. Бери, дескать, больше и кидай подальше. Есть, конечно, в их работе острые ситуации, необычные случаи. Но только не эти исключительные факты составляют сущность работы горняков. Характер горняка проявляется в трудовых буднях. Верность рабочему делу – вот, пожалуй, основной критерий по которому оценивается человек.
Об Иване Федоровиче Мартынцове на шахте «Прогресс», где он последние годы работал подземным электрослесарем и откуда ушел на заслуженный отдых, знают многие. А начинал там с первого для ее строительства. Знают его как одного из опытнейших, дисциплинированных подземных электрослесарей. Я же знаю его с детства. Больше года довелось работать с ним в одной бригаде строительного управления №1 треста «Чистяковантрацит», а затем и под его руководством. И потом очень приятно и горжусь тем, что у меня есть старший брат, дорогой и любимый братишка о котором много хорошего можно рассказать на странице этой книги.
Село Грабово. Далекое детство на шахте №19 («Лесная»). Школа. Служба в Москве.
Что такое шахта? Это, прежде всего, испытание на прочность, на профессиональную пригодность. И если человек устоял первые два-три года, его уже из шахты не вытащить: прочно врастает, вживается в этот суровый подземный мир.
Хорошо помню рассказ Ивана о его первых днях работы в шахте. Еще не исполнилось ему и шестнадцати лет, как пошел работать в шахтоуправление «Грабовское» треста «Чистяковантрацит» выборщиком породы. Затем учеником электрослесаря. Потом подземным электрослесарем.
-Первое впечатление, будто на своих плечах ношу огромный черный монолит. Трудно, но интересно. Хотя с детства привык к физическому труду, выходил из шахты буквально без сил. Иногда всю смену приходилось, не разгибая спины орудовать пудовой лопатой, разгружая конвейеры рештаков с углем или породой…
На воздухе это дается легко. А в шахте, потому и бежали из шахты те, у кого были иллюзии насчет длинного рубля или, как говорится, гайка слаба.
Впрочем, мы их забываем быстро. Такие люди, словно пустая порода, которая остается в стороне от главной угольной жилы.
Уже на первых порах Иван твердо усвоил: сильные руки – это еще не главное в горном деле. Те, кто надеется только на свои мускулы, не станут хозяевами шахты. Там, где сила не берет, можно взять сноровкой, умением. Так он привык с детства.
Иногда вместе встречаем день рождения старшего брата. Он в селе Грабово, на земле своих предков, строил свое жилье. У него большой участок земли, на котором выращивает овощи и фрукты вместе с женой Наташей. Урожаем и нас одаривают, не забывают. Иногда гусей разводил.Готовит братьям в подарок по жирненькой птице.
- А помнишь Тимохин кнут, Ваня? – намекаю я старшему брату на некие обстоятельства нашего детства.
- Конечно, помню, - поежившись, отвечает Ваня. – В жизни своей немало был хлестан плетьми серьезнее. Но та, Тимохинская, горит не на спине, в мозгу, всю жизнь, как и времена те проклятые. Но ты, Олег, лучше вспомни Соколиху. Как мы тогда Тимоху обхитрили! Лихо?
Он озорно сверкает глазами из-под густых широких бровей, а я умолкаю на минуту от нахлынувших чувств, сдерживаю не прошеную слезу. Это сейчас вспоминать весело, а тогда…
Когда в ночь на первое августа маму увезли солдаты, к нам приходили еще раз. Вынесли все из хатенки, даже нехитрые игрушки взяли. Отрезали дом от электроосвещения. И остался в совершенно пустых стенах лишь запах густо навощенных тавотом сапог. Мы сидели на полу и ревели в три глотки на всю мочь. Пусто в хате, пусто в душе. Остался лишь мамин отчаянный, полный неизбывного горя стон: «Деточки мои родненькие. Что же будет с вами?!»
Вспомнил я, как бабушка Оксана наставляла: «Если приснится страшный сон, глянь сразу в оконце, и он забудется, все пройдет». Мне казалось, вот посмотрю в окно, и мама появится, и все станет на свои места. Но сколько не смотрел в него, ничего не менялось. Только как-то сурово тенями своих ветвей делало хату сумрачной, заброшенной, осиротелой. И тем горше и обильнее лились слезы от страха и безнадеги. Казалось все, конец света.
Но вскоре, когда деревцо укоротило тени, и в доме стало светлее, я услышал какой-то изменившийся, почти отцовский басок Вани:
- Чтобы мне замолчали сейчас же! И слушать, что скажу!
Он смотался к колонке, принес ведро воды, умыл нас. Затем смастерил постель из оставшегося тряпья, уложил нас и приказал:
- Спать, пока приду!
Через какое-то время принес он в картузе черную, с пылу-жару, только что испеченную в костре картошку, и дал нам есть.
- Чистить не нужно! – сказал он уже мягче, по-маминому. – Ежьте так, это все равно, что с солью.
И сам же показал пример.
За нами из сельсовета пришли через три дня, чтобы забрать сирот в детский дом. Вошли они в хату, и ахнули. У нас уже был стол, табуретки. В хате чисто, убрано, стены и полы украшены листьями дуба, клена, тополя, уквитчаны ромашкой и пивниками. А мы сидели за столом и уплетали галушки. Сирот не было. У семьи появился отец – старший брат Ваня.
- Мы никуда не поедем. Сами проживем, - решительно сказал он сельсоветчикам. И добавил уже мягче, чуть ли не просительно: - Да и дед с бабой помогут нам. Я был у них, скоро придут.
- Ну что ж, раз так, немного подождем, сказали сельсоветчики и откланялись, удивленные столь самостоятельным поведением девятилетнего паренька, ставшего главой семьи.
А Ваня дело повел действительно круто, по-мужски. В тот же первый день к вечеру повел он нас на колхозное поле, где заканчивалась уборка урожая. Начали мы собирать оставшиеся после косилки колоски, маленькие кучки чистого зерна, лежавшие на земле. А тут как из-под земли вырос перед нами объездчик Тимоха.
- А ну, враженята, сумки мне давайте. А самих чтобы и духа не было!
Ваня заартачился. Тут без лишних разговоров Тимоха и хлестнул его кнутом через всю спину.
- Смотри мне, атаман. В другой раз можешь загреметь знаешь куда? – грозно предупредил он.
Это не была просто угроза. Старожилы, особенно селяне, помнят те времена, когда за килограмм зерна или мешок колосьев, собранных, кстати, на уже убранном поле и остававшихся гнить в земле, можно было заработать от 7 до 10 лет тюрьмы, лагерей.
Те, кто сейчас с ностальгией вспоминает о том, как власть в 1948 – 1950 годах регулярно снижала с первого апреля цены на продукты, должны бы помнить и то, за счет чего и кого это делалось.
Беспаспортные, закабаленные крестьяне-колхозники вообще никогда не получали денег. А поборы с них драли такие, что известной из истории крепостнице Салтычихе и во сне не снились.
Налогом было обложено каждое деревце, каждая курочка во дворах. А чуть посягнешь не на свое добро, прощайся с волей. Народ тогда воевал с фашистами, а великий «отец народов» со своими заплечных дел мастерами успешно воевал с народом. И это не выдумки, а жестокая действительность тех дней.
Наш Ваня выстоял. Не сломили его ни Тимохина плеть, ни безжалостная рука вождя. Он, как молодой граб, уцепился корешками за родную землю-кормилицу, и стал нам и отцом, и старшим братом, принявшим на свои плечи груз ответственности за семью.
Ванюша в те годы тоже мог загреметь туда, где Макар телят не пас. Тем более, будучи сыном «врага народа». И, тем не менее, он снова повел свой «продотряд» на добычу хлеба насущного. Только в этот раз крепко-накрепко нам наказал:
- Появится Тимоха, бегите все за мной. И не отставать!
В общем, набрали мы уже по полной сумке, а тут и Тимоха показался из-за посадки на своем вороном Вильгельме.
-За мной, на Соколиху. Сумки не бросать! – скомандовал Ваня.
И мы, что есть духу, помчались за братом. Когда-то тут, при старом чумацком шляхе из Азова на Бахмут был разбойный притон одного, как говорил дед Кошель, из прадедов моих Сокола-атамана. Там где Сокол награбленное добро прятал и мы укрылись.
Тимоха на Вильгельме над нами маячит, матерится:
- Смотри, Ирода, сукиного сына, дети, как сквозь землю провалились!
Покрутившись еще немного, вернулся ни с чем восвояси. А мы, в тот вечер, просушивши и выбив колоски на подобранных на бывшем хуторе жерновах, намолов горновки - муки, ели запашные галушки. Да еще по-запорожски накалывали, как дед научил, длинными деревянными спичками.
Так и приспособились мы тогда хорониться от Тимохи - объездчика.
- И все же, ребята! Стоит, тут сказать и про следующее, - продолжал застольную беседу, теперь уже ветеран труда угольной промышленности, наш Иван Федорович. – Помнишь, Олег, хоть и лютый был Тимоха, а вскоре стал пугать нас больше для порядка? Иногда и вовсе старался не замечать.
Это люди все-таки усовестили его, наказали не трогать «враженят». Мама наша, царство ей небесное, «врагом народа» была только для воителей Бериевых, а не для людей. Не так ли?
Что тут скажешь? Народ, от имени которого правил вождь, жил своей жизнью, а он с заплечниками – своей. И не стоило бы путать нам грешное с праведным. О том, как люди относились к детям «врага народа», осужденной якобы за предательство, убедительно свидетельствует наша судьба, особенно старшего брата.
Через недельку, как и говорил Ваня, приехали за нами дед Василий и бабка Федосия. Дед внимательно осмотрел убранство нашей хаты, потрогал вылепленных из глины «коников», Буденного, Ванька-встаньку, курочек Рябых и поросят и произнес свою знаменитую на все село фразу:
- Оно-то так, бо конечно шо ж. И кухарка, как говорит наш вождь, может править государством.
Кряхтя, присел он на самодельную Ванину табуретку, погладил нас, прильнувших к нему, по головам и вынес приговор:
- Наверное, так оно и будет, Ванюша. Поели вы галушек, поедем теперь на наши тищенковские блины и вареники. Баба Федосия умеет их вкусно готовить.
У деда Ваня, как взрослый мужчина, стал делать все по дому и по хозяйству, в поле и в колхозе. Траву косил, воду носил, поливал помидоры и капусту, и так каждый день с утра до вечера.
Он же, Ваня, вскоре уговорил деда съездить в Чистяково к маме. И нас на саночках прихватил – авось увидим маму. Он сам разузнал, где она находится. Поехали мы. А увидели ее только через колючую проволоку. Мама только заламывала себе руки и громко кричала: «Деточки мои!»
У нас даже передачу не приняли. А приготовили мы для нее все самое лучшее, что могли: пироги из муки. Что схоронили от Тимохи, блины и многое другое. А на обратном пути в пароконной телеге Ваня, чуть толкнув застывшего в глубоком раздумье деда, сказал:
- Оно-то так, бо конечно шо ж. Так, деда?
Дед показал на старика-возницу, приложил палец к губам. Мол, помолчи. И ответил для порядка:
- Перемелется, мука будет.
И пошла-поехала наша сельская жизнь тех времен. Школа, работа в поле и по хозяйству. В школе не было ни бумаги, ни чернил. Ваня, мастеровой человек, и «мыткуватый», как говорил о нем дед Кошель, научился делать чернила из бузины. Об учебниках и вспоминать тяжело – один на пять-семь дворов.
Ему не исполнилось еще и 16 лет, когда пошел он выборщиком породы в шахтоуправление «Грабовское» треста «Чистяковуголь». Потом, когда возраст позволил, спустился в забой. Делился первым впечатлением: будто на своих плечах держит огромный черный монолит. Трудно, но интересно. Хотя с детства привык к физическому труду, выходил из шахты буквально без сил.
Иногда всю смену приходилось, не разгибая спины, орудовать пудовой лопатой, разгружая сотни рештаков с углем или породой. На воздухе это дается легко.
А под землей? Потому и бежали из шахты те, у кого были иллюзии насчет длинного рубля или, как говорится, гайка слаба. Такие люди, словно пустая порода, которая остается в стороне от главного угольного пласта.
Послевоенная разруха. Восстановление Донбасса. Они легли на плечи не только вернувшихся с фронта солдат, но и на стариков и мальчишек. Тяжело было с раннего утра без «тормозка» подниматься и идти на работу.
После армейской службы оставляли работать Ваню шофером в Москве – возить начальство министерства обороны. Но он думал о своих младших братьях, о своей маме, которым нужен был рядом.
В 1954 году в его жизни произошло большое и важное событие. Ему, как главе семейства и трудолюбивому работнику, дали двухкомнатную квартиру. Правда, с подселением…
За 45 лет работы на угольных предприятиях Иван привык к трудностям, умел их не только преодолевать, но и заранее предусматривать. Уже на первых парах Ваня твердо верил, что сильные руки – это еще не главное в горняцком деле. Там, где сила не берет, можно взять сноровкой, умением, расчетом. Так он был приучен с детства.
Приобрел специальности шофера, электрика, каменщика, сварщика, штукатура-маляра, монтажника, и даже окончил курсы по ремонту теле-радио-аппаратуры. В общем, мастер на все руки! Предлагали ему занять должность механика, но он не изменил своей любимой профессии подземного электрослесаря до самого ухода на заслуженный отдых с шахты «Прогресс».
А когда надоело пенсионерствовать, да и средств на хлеб стало порой не хватать, решил еще поработать. А ему: «нет, в шахту Вам нельзя. Запыление»
Пришлось идти на ЖБШК электрослесарем. И здесь трудолюбивый и общительный Иван Федорович завоевал заслуженный авторитет.
Ценят его за справедливость и добросовестное отношение к работе, порученному делу. А дело он свое знает, как говорят, на пять баллов. Родные, друзья, соседи помогли построить дом. С женой Наташей воспитали двоих сыновей. Оба парня окончили горный техникум, и немного поработав на шахтах, занялись бизнесом.
- Я помню, - говорит брат, - когда мы трое ждали из шахты отца в 1947-м как Бога. Иногда не выдерживали, и голодные шли встречать его за четыре километра. Знали, что он обязательно будет нести хлеб, который мы съедали за считанные минуты. А отец, глядя на нас, приговаривал со слезами на глазах: «Детки мои, оставьте хоть краюшку бабушке с дедушкой».
С тех пор прошло более семидесяти лет. Жизнь потихоньку налаживается. Старшему брату не сидится без дела. Строил дом для сыновей и внуков, чтобы сохранить родовое гнездо Мартынцовых в селе Грабово. Очень жаль, что он его не достроил. Более трех лет, как наш любимый старший брат Иван Фёдорович Мартынцов ушел из жизни.


Родина моих предков
Олег Мартынцов
РОДИНА МОИХ ПРЕДКОВ
Мои родители Федор Захарович Мартынцов и Екатерина Васильевна Тищенко (Мартынцова) росли, учились и создали семью (1934 г.) в селе Грабово Чистяковского района Сталинской (Донецкой) области
В августе 1935 года родился первый сын Иван. Вскоре переехали жить на шахту № 19 «Лесная». Здесь 22 ноября 1938 года появился на свет я
и в январе 1940-го Анатолий.
Но село Грабово мои родители никогда не забывали. Уникальное это село. Старожилы говорят, что свое название оно получило оттого, что находится вблизи Грабового урочища, где растет совершенно не свойственное Донбассу дерево граб.
О том, какими судьбами занесло к нам из Западной Украины это дерево, растущее триста лет, наверное, только сам Бог знает. Ученые предполагают, что Донецкий кряж был местом, где в межледниковый период могли сохраниться элементы прежних лесов.
В частности, академик П.С. Погребняк писал, что леса Грабовой балки и Маяцкого лесничества под Славянском являются реликтами рисс-вюрмского межледниковья, когда граб простирался гораздо дальше на восток.
Это было 70 – 100 тысяч лет назад. Село существует, как говорится в «Истории городов и сел Украины», более пятисот лет, находится невдалике от самой высокой точки Донбасса - Могилы Мечетной, откуда берет свои истоки река Миус. Возможно, что возникновение села связано с тем, что запорожские казаки часто использовали реку Миус, как запасной путь в Азовское море для походов на крымских татар. Но сами грабовцы в исторических изысканиях связывают свою родословную с императрицей Екатериной 11 и атаманом войска донского Иловайским.
Якобы великая владычица Российской империи наградила Иловайского за заслуги по поимке злодея Пугачева огромным куском земли между реками Крынка и Миус, а тот, дабы заселить просторы, стал заманивать беглых крестьян на свои земли. Ходят легенды о некоем полтавском казаке Мартыне, остановившемся как-то со своими братьями и семейством у Грабовой балки на постой, а ему Иловайский предложил строиться на берегу Миуса, дав надел земли и пообещав десять лет не брать никаких поборов, пока не устроит свое хозяйство.
Большой оригинал и добряк был этот атаман Иловайский. Он на свой лад записал казака Мартына Мартынцовым и наказал строить все дома вдоль Миуса в один ряд и обязательно лицом к его имению, что утопало в зелени садов невдалеке.
Так это было или нет, но улица Однобоковка, до сих пор живет в памяти односельчан, хотя само село давно «перебралось» на другой берег Миуса. Да и панский сад помнят еще грабовцы, хотя от него ничего уже не осталось.
Очень красив он был и богат разнообразием фруктовых и культурных деревьев, кустов, ягодников. Помнят селяне и Свято-Троицкую церковь, которую начал строить еще полковник Иван Васильевич Иловайский в 1799 году.
Одна из архивных записок, которую мне передал Николай Карпович Зоря, свидетельствует: «В слободе Грабово церковь, однопрестольную, построили в 1802-м и, в этом же году сей храм, освящен». Через девяносто лет грабовцы решили расширить церковь. Начали завозить камень для стройки. Священником в то время был Каратиров.
В 1899-м в Грабово пришел новый батюшка – Василий Александрович Ремизов. Известен он и как редактор православных народных листов. 500 церквей их выписывали. Может быть, в частности, и за это в 1934 году он был пострижен и увез «чёрный воронок».
У нас, Мартынцовых, самым известным был мой прадед – Егор Кузьмич. Построил два престола: Северный – в честь Пантелеймона исцелителя и Южный – в честь священномученика Иосифа Присвитера. Запись об этом сохранилась в архивных документах.
После столетия церкви люди двадцать пять лет, собирали пожертвования для ее обновления. Больше всех денег вложили воевода Иосиф и его жена Наталия. Об этом и память добрая была. Каждое 16 ноября в северном престоле служилось в их честь.
Все средства на церковь (золото и деньги) доверили люди Егору Кузьмичу. Он положил их в банк. Когда нужны были деньги, ехал в Новочеркасск и брал, сколько надо, на стройку. Себе – ни копейки. Сам жил в ветхом домике под соломой.
- Почему не строишь и себе дом? – говорили ему люди.
- Нельзя чужим добром пользоваться, - отвечал.
- Так ты же трудишься, можешь и себе взять за труды,- подсказывали ему.
- Нет,- говорил дед,- Мартынцовы не такие люди… Они за громаду и жизни своей не пожалеют.
Грамотным был, читал много книг, всем рассказывал, что пишется в Евангелии, Библии. Старостой служил.
Долго миряне не могли нарадоваться своей церковью.
Несчастье с нею произошло уже в годы Советской власти. Об этом вспоминает Николай Кондратьевич Братченко.
- В 1936 году я учился во втором классе. Идем как-то из школы мимо церкви: гора книг лежит. Взял в руки одну, а там красивым почерком написано «История Грабово». Говорят, писали Егор Кузьмич Мартынцов мой прадед, и дедушка Василий Павлович Тищенко. Отец моей мамы Екатерины Васильевны Тищенко (Мартынцовой).
Комсомолец Никита Трилюк кричит мне: «Брось эту ерунду и уматывай скорее. Это опиум для народа». Книги обливали керосином и жгли. Продолжалось около двух суток. Так история нашего села сгорела.
-Видел я, как колокол с церкви снимали. Леонид Зоря, проявив инициативу, полез на колокольню. Но канат оборвался, тот – с высоты, канат – на голову. Долго болел.
Последний церковный служитель того времени – Христиановский.
После закрытия в 1935 году церкви обеднел. Вскоре навсегда исчез из Грабово. Умер в нищете и тогдашний регент Алексей Евдокимович Ступаков. Церковь же переоборудовали под клуб, где проводились различные политические и культурно-массовые мероприятия, танцевальные вечера, демонстрировались кинофильмы.
В 90-е годы прошлого столетия началось возрождение духовности. Желающих восстановить храм Святой Торицы в Грабово было немало. Люди жертвовали всем, чем могли. Приносили стройматериалы.
Оставляя, домашние дела, шли на святую стройку. И не только сельские прихожане – шахтерцы, торезсцы, снежнянцы. С чувством глубокого покаяния и веры в будущее.
- Стараюсь,- говорит сегодняшний настоятель храма - отец Сергий,- прививать любовь к Богу всем, приобщать к тем ценностям, которые предназначенные людям.
Стремлюсь научить людей веровать, жить и работать по-христиански. Хотелось бы открыть воскресную школу, но боюсь, что и общеобразовательная – на грани закрытия: нет учащихся, молодежь уезжает из села.
Прихожане продолжают сбор пожертвований. Житель Грабово, директор фирмы «Гелиос» А.Н.Зоря выделил деньги, помог привезти колокола.
В 2020 году Грабовской Свято – Троицкой церкви исполнилось – 218 лет.
С моего прадеда, вернее с его жены, кстати, пришло прозвище Кошели.
Эта история тоже связана с паном Иловайским.
Воскресным днем ехал пан в церковь. А по улице туда же шли однобокивцы. Вынул пан платок из кармана. Чтобы утереться. А на дорогу выпал кошелек. Увидела тот кошелек жена Егора Кузьмича и стала кричать:
- Пане, пане, верніться!
Пан остановил карету, подождал женщину, зовущую его, а она показывает кошелек:
- Це ви кошель загубили, мабудь. У наших однобоківців таких красивих кошелів нема.
Взял пан кошелек свой, вынул оттуда золотой рубль и отдал женщине. А Мартынцовых с тех пор и стали звать Кошелями.
Дед Егор Кошель остался в памяти грабовцев как честнейший человек. Из собранных за 25 лет пожертвований мирян он ни копейки не присвоил себе, когда делал пристройки к церкви.
Умер в бедности. А написанная им история села Грабово пропала в 1935 году, когда комсомольцы разрушили церковь. Сожгли на костре тогда и книгу.
Вот никогда не думал и не мечтал, что после своего прадеда совместно с грабовцами буду по крохам собирать разные сведения о своем селе, записывать воспоминания старожилов.
А они богатые и похожи на легенды.
О том, что на донецкой земле жила большая семья Иловайских, сомнений нет. Ведь существует город под таким названием под Харцызском.
Но он возник во время строительства Курско-Харьковско-Азовской железной дороги в 1869 году. По этому поводу в «Истории городов и сел Украины» сказано так: «Поскольку в этих местах участок дороги Горловка-Таганрог проходил по землям крупного помещика и капиталиста Иловайского, сначала станция, а затем и поселок, выросший при нем, получил название от его имени».
Однако от Иловайска до села Грабово, что находится в 15-20 километрах от Тореза, расстояние довольно приличное. Неужели так много земли было у Иловайских?
Да и речь идет здесь о середине Х1Х века, а грабовцы связывают историю своего села с екатерининскими временами. Есть ли тут какие-то исторические корни? Поскольку речь идет об исторических лицах и событиях, то легенда эта вполне может быть проверена на исторических документах.
В нашем распоряжении есть такой авторитетнейший источник, как «История Пугачева» написанная в свое время Александром Сергеевиче Пушкиным на основе архивных документов и рассказов тогда еще живых свидетелей пугачевского восстания.
В самой «Истории Пугачева» не удалось найти среди многочисленных имен какого-либо упоминания об Иловайском. А вот в дополнительных материалах к самой «Истории…» мы обнаружили одно очень любопытное место. Когда была опубликована книга А.С.Пушкина «История пугачевского бунта» (по велению императора Николая 1 вышла эта книга первоначально под таким названием).
Хотя сам Александр Сергеевич назвал ее «Историей Пугачева» в журнале «Сын отечества», за январь 1835 года. Была напечатана критическая рецензия на эту книгу, в которой ее автор генерал-майор и военный историк-дилетант В.Б.Броневский, написавший до этого книгу «История Донского войска», попытался уличить А.С.Пушкина в исторических неточностях, касающихся пугачевских времен.
В частности, к главе четвертой, где речь шла о том, что императрица Екатерина 11 повелела войсковому атаману Семену Сулину сжечь дом и имущество Пугачева в его станице Зимовейской на Дону.
А саму станицу, переименовать в Потемкинскую, В.Б.Броневский сделал такую «поправку»: «В 1772 году войсковой атаман Степан Ефимов за недоставление ответов об израсходованных суммах был арестован и посажен в крепость; вместо него пожалован из старшин в наказные атаманы Алексей Иловайский.
Сулин не был донским войсковым атаманом…»
Александр Сергеевич, отвечая на критику В.Б.Броневского в статье «Об «Истории Пугачевского бунта», опубликованной в журнале «Современник» в июле 1836 года, не согласился с последним и так написал: «В 1773 и 74 году войсковым атаманом Донского войска был Семен Сулин.
Иловайский был избран уже на его место». В подтверждение этого А.С.Пушкин приводит убедительные доказательства из имераторских архивов, которые, правда, касаются действий атамана Сулина.
Но нам важно, что в этой дискуссии дважды упоминается имя Иловайского! Кто он был, в каком звании и участвовал ли в подавлении пугачевского восстания – не сказано ни слова. Но предположение такое возможно, поскольку А.С.Пушкин упоминает в книге, что в войсках графа П.И.Панина, командирами разгромом Пугачева, было много донских казаков. Может быть, в книге В.Б.Броневского «История Донского войска» есть какие-то подробности об Иловайском, но нам ее найти не удалось.
Однако эта информация будет полезной для будущих энтузиастов, намеривающихся докопаться до исторических фактов. Впрочем, о роде Иловайских вообще стоило бы знать больше.
Ведь они владели окрестными землями более ста лет. Об этом есть и некоторые исторические сведения. Так в главе, посвященной Харцызску, в книге «История городов и сел Украинской ССР. Донецкая область» читаем такие сведения: «Начиная с 70-х годов ХУ111 в., Донская войсковая канцелярия интенсивно выдает старшинам разрешение на занятие земельных участков и устройство казачьих хуторов в бассейнах речек Грузской, Еланчика, Крынки, Миуса, Ольховой и на левобережье Кальмиуса».
Кроме войсковых старшин и генералов владельцами крупных земельных участков стали здесь бывший атаман Войска Донского А.И.Иловайский, их многочисленные родственники и наследники. На землях одного из них генерал-майор И.Д.Иловайского на правом берегу речки Крынки, там, где начинался Харцызский овраг, возникла около 1786 года слобода Харцызская.
По наименованию слободы была названа харцызской и железнодорожная станция, построенная в восьми километрах от нее.
До 1861 года крестьяне местных слобод и хуторов трудились преимущественно на землях помещиков Иловайских, а также Кутейниковых, Немченковых,Орловых, Скасырских и Ханженковых.
После крестьянской реформы, получив мизерные земельные наделы, составлявшие в Миусском округе по три десятины на ревизскую душу, они по-прежнему вынуждены были идти в кабалу к тем же помещикам или гнуть спину на владельцев местных угольных копей.
Имели отношение Иловайские и к развитию угольной промышленности в этом крае. В частности, из истории города Тореза (в прошлом это были Алексеевка, затем Алексеево-Леоново и Чистяково) узнаем, что в 1875 году предприниматель И.Иловайский вместе с харьковским капиталистом А.Алчевским основал Алексеевской горнопромышленное общество, в котором трудились и грабовцы.
Вот такими были владельцы родительского села Грабово, от одного из которых и пошло в нашей семье прозвище Кошели. Как теперь известно в 1903 году мой прадед Егор Кузьмич Мартынцов и мой дедушка, по линии мамы, написали книгу «История села Грабово», но её в 1935 году комсомольцы сожгли, а через сто лет, то есть в 2003 году под названием «ГРАБ» -легенды и прошлое села Грабово, написана и издана мною.


Трагедия на земле моих предков
Олег Мартынцов
Трагедия на земле моих предков


(17 июля 2014 – 17 июля 2020гг.)


Шесть лет тому назад, 17 июля 2014 года в Донецкой области произошла страшная авиационная катастрофа. Пассажирский самолёт «Boeing-777» авиакомпании Malaysia Airlines, который совершал плановый полёт по маршруту Амстердам (Нидерланды) – Куала-Лумпур (Малайзия), потерпел крушение и упал в районе села Грабово, недалеко от города Торез.– между 17 и 18 часами по московскому времени, когда он исчез с радаров на высоте 10 тысяч метров.
На борту лайнера находилось 298 человек, среди которых было 85 детей и 15 членов экипажа. Все они погибли в результате авиакатастрофы. Большинство пассажиров были гражданами Нидерландов.
Обломки самолёта рухнули в селе. В груде искореженного металла лежали десятки тел, которые, как и обломки, были разбросаны на десятки километров. Зона поисковых работ составила более 34 кв.км.
Международное расследование обстоятельств крушения самолёта началось сразу же. Национальным бюро по расследованию авиационных происшествий и инцидентов с гражданскими воздушными судами.
В связи с катастрофой воздушное пространство над Украиной было закрыто для полётов гражданской авиации.
Группа специалистов прибыла на место крушения самолета для проведения необходимых экспертиз уже на следующий день Крушение малазийского лайнера под Донецком сразу же стало вопросом большой политики..
19 июля 2014 года авиакомпания Malaysia Airlines опубликовала на своем официальном сайте полную информацию о гражданстве погибших при крушении самолета «Боинг 777» в Донецкой области.
В числе жертв оказались:
• 192 гражданина Нидерландов (один из них был также гражданином США)
• 44 гражданина Малайзии, в том числе 15 членов экипажа и двое детей
• 27 граждан Австралии
• 12 граждан Индонезии (в том числе один ребенок)
• 10 граждан Великобритании (один из них также имел гражданство ЮАР)
• 4 гражданина Германии
• 4 гражданина Бельгии
• 3 гражданина Филиппин
• один гражданин Канады
• один гражданин Новой Зеландии.

21 июля днем на месте крушения были завершены поисковые работы. Спасателями было найдено 282 тела и несколько десятков фрагментов тел, которые принадлежат 16 человекам.
В ночь с 21 на 22 июля Советом безопасности ООН была принята Резолюция о крушении Боинга. Одним из требований, прописанных в резолюции является прекращение военных действий в зоне крушения малайзийского лайнера. Документ был принят после долгих споров и обсуждений с учетом поправок, военных действий на месте авиакатастрофы. Все стороны должны сотрудничать.
22 июля останки погибших доставлены в Харьков на специальном поезде, состоящем из пяти вагонов-рефрижераторов и одного специального вагона.
С 23 июля 2014 года расследование было передано Совету безопасности Нидерландов, содействие расследованию осуществляли эксперты из разных стран, в том числе и из России.
Ссылаясь на слова очевидцев – местных жителей, которые стали свидетелями трагедии и были опубликованы в интернете.
Кусок кабины пилота завис на дереве напротив сельсовета. На задний двор и в сады местных жителей осыпались чемоданы и одежда. Селяне рванулись в погребы, опасаясь бомбардировки.
Жители соседней деревни сбежались в церковь, уверенные, что наступил конец света. Прошло несколько дней, а люди продолжали находить тела. Кабина пилота и десятки тел обрушились на Рассыпное, что в трёх километрах от Петропавловки.
Одно из тел пробило крышу в доме жительницы. Пристёгнутый к креслу пилот приземлился рядом со стюардессой в поле неподалёку. Олег Мирошниченко, шахтёр на пенсии, находящийся на посту головы поселкового совета Рассыпного уже 13 лет, Его телефон начал разрываться
«Здесь тело. И там тело. И там ещё одно», — передаёт он суть тогдашних звонков. Три тела упали на территорию детского дома Рассыпного, одно — в саду.
Многие погибшие достигли земли уже без одежды. Обугленные останки двигателя, шасси и крыльев упали огненным шаром рядом с Грабово, а следом за ними — грозовое облако, по крайней мере, из семидесяти тел.
Куски MH17 приземлились за несколько метров возле креста, где в июне прихожане местного храма заканчивали процессию за мир в регионе. Грабовский настоятель, протоиерей Свято-Троицкого храма Сергей Барахтенко увидев это, упал на колени, у себя дома и начал молиться, наблюдая, как столб чёрного дыма направился в сторону Грабово.
«Мы думали, что наступил конец света», — сказал священник. Он оставался на полу, готовясь к тому, чтобы в молитве встретиться с Богом. После он бежал по полю, в которое, как бомбы, падали обломки обшивки самолёта.
Летели тела: руки, головы, пальцы. Ни один местный житель не погиб вследствие крушения, однако теперь они — в постоянном гнетущем ожидании: что можно обнаружить за очередным кустом?
Большинство тел вывезли с места крушения, а тысячи местных жителей остаются в состоянии шока от того, что они видели, окружённые обломками и личными вещами пассажиров, разбросанных по местности. Фрагменты чужих жизней смешиваются с их собственным существованием.
Работники МЧС прибыли из Донецка и стали документировать места падения погибших. Пожарные стали тушить огонь и искать тела. Местные жители вместе с МЧСниками помогали запаковывать тела погибших в мешки.
На месте трагедии местные жители села Грабово Шахтерского района, своими силами, во главе с Главой Грабовской сельской администрации Владимиром Васильевичем БЕРЕЖНЫМ, установили мемориальную плиту на месте трагедии
. Я побывал не месте трагедии - родине моих предков. Есть фото.



У колодца под вербой
Олег Мартынцов
У КОЛОДЦА ПОД ВЕРБОЙ
В поселке шахты «Красная звезда» центральная улица носит имя Тани Бирлевой. Есть там неказистый домик под номером 60. Невдалеке грустно развесила свои длинные косы задумчивая старая верба. Под ней лавочка. Рядом неглубокий колодец с вкусной холодной водой. Уютный этот зеленый уголок всегда зовет путников посидеть, отдохнуть, испить водицы, душевно побеседовать, если случится сосед. Далекие предки наши считали, что души умерших возрождаются в деревьях, травах, рыбах и т.д.
И кто ж его знает, может, и этот уголок впитал в себя души живших здесь людей и манит теперь к себе их теплом сердечным. А жили здесь люди душевные, мечтательные, храбрые и стойкие. О них и повествование мое.


Веселые подруги


До Великой Отечественной войны в домике под номером 60 жила семья Журавлевых. Иван Иванович, завмаг шахтного магазина, и Мария Макаровна воспитывала двух дочерей – Машу и Надю. Старшая , Маша, после семилетки училась в медучилище, что находилось буквально напротив дома. Туда же готовилась поступать еще школьница Надя. Подругами у Маши были соученицы Таня Бирлева и Мария Цариценко соседнего Снежного.
Они часто собирались вместе, готовились к экзаменам, пели песни, подразнивали соседских ребят. Любимым местом их сборов была верба у колодца. Верховодила в этом девичьем гурте Таня. Она была комсоргом в училище, первая среди них окончила его, уже работала медсестрой в шахтерской больнице.
Там тоже вскоре стала комсомольским вожаком, а потом и депутатом райсовета.
В июне 1941 года Журавлевых было много радостной суеты. Надя окончила школу и готовилась поступать вслед за Машей в медучилище. Маша сдавала последние экзамены и готовилась к выпускному вечеру, бесконечно советовалась с Таней, какое платье выбрать, какие песни к вечеру подучить. Но день 22 июня внес во все эти приготовления свои коррективы.


Тайная тропа


Когда на улице начинали грохотать и стонать несмазанными осями брички, груженные деревянными и железными бочками, в доме Журавлевых их уже ждали. Отец, Иван Иванович, снимал со стены гитару, давал ее Тане Бирлевой, таинственно и подбадривающее подмаргивал девчонкам, предварительно открывал ставни и растворял окно, выходящее на улицу. Брички по улице тянули наши солдаты-военнопленные. Их охранял немецкий конвой. Когда телеги подтягивались к колодцу и пленные начинали заполнять бочки водой, отец выходил к ним как хозяин, чтобы якобы наблюдать за порядком. А в комнате под окном девчонки начинали веселый концерт для конвоя. Они пели песни, подплясывали, старались обратить на себя внимание немцев.
Отец же в это время украдкой вел переговоры с пленными. Договаривались, как бежать, куда приходить за одеждой, где их будет ждать надежный проводник. Тайная тропа эта шла через Глуховский лес, потом Миус-реку, затем и за линию фронта. Несколько десятков пленных освободила, таким образом, подпольная организация города Чистякова. Боевую группу, в которую входила вся семья Журавлевых, возглавляла директор соседнего медучилища Полина Губина.


Таня из Снежного


В семье снежнянского шахтера Абрама Максимовича Бирлева росли три дочери. Особой активностью и беспокойным характером выделялась Таня. Любила возиться с младшей детворой. Водила в лес, на Саур-могилу. Когда окончила семилетку, решила работать вместе с отцом в шахте: поступила в горнопромышленное училище, за год его окончила, стала лебедчицей на шахте №10. Но вскоре случилась авария, и Таня получила травму. Лежа в больнице, она увлеклась медициной. Это и привело ее в Чистяковское медучилище, что незадолго до этого открылось в поселке шахты «Красная звезда». Там и сошлась она с подругами, о которых мы уже рассказали.
В начале войны они вместе с Машей Журавлевой и Марусей Цариценко днями и ночами ухаживали в госпитале за ранеными воинами, защищавшими Донбасс. А в оккупированном Чистякове, став подпольщицей, именно Таня Бирлева переводила освобожденных пленных солдат за линию фронта, носила туда разведданные. Вместе с Марусей Цариценко писали от руки листовки со сводками Совинформбюро и распространяли их.
Когда в группе Полины Губиной узнали, что за Миусом на пока свободной советской территории идет сбор средств фонд обороны, то и сами решили заняться этим. Таня тогда в своем избирательном округе ходила по домам, собирала копейки и рубли. Попутно выпрашивала гражданскую одежду для военнопленных, чтобы организовать их побег и отправку через фронт. Давали, кто что мог.
Собранные 27 тысяч рублей подпольщицы поручили отнести через фронт Тане Бирлевой. Она справилась с боевым заданием. Во время одного из опаснейших переходов фронта была ранена, и ей пришлось лежать в военной санчасти. Могла бы и остаться там, но возвратилась к своим друзьям-подпольщикам за новыми заданиями.
Они просили смерти…


Очередное задание было таким же: передать разведданные. Теплым июньским днем пошла Таня из Снежного в Мироновку. Там, у мамы Маруси Цариценко, отдых до ночи – и снова в путь, через Миус. Разбудила ее Марусина мама в полночь. «1ди, дочка, та обереженько, придивляйся…» - наставляла женщина. Она пошла. Осторожно шла. Вдруг совсем рядом поднялась в небо ослепительно-белая ракета. Таня упала в густую траву, судорожно вдыхая ее острый запах. Но долго лежать не пришлось.
Чья-то сильная рука одним грубым рывком поставила ее на ноги, яркий луч электрического фонарика ударил в лицо. И потянулись длинные, как вечность, дни и ночи допросов, пыток, истязаний. Подследственная камера снежнянской полиции, и без того тесная, все пополнялась теми, кто прошел через руки палачей.
Избитые, окровавленные, с вывернутыми руками, эти люди просили одного: смерти, но никто из них не выдавал своих товарищей, не рассказывал о своих партизанских делах. Таня не была исключением. Ее за попытку перейти фронт истязали на каждом допросе. Но она не падала духом.
Черный ворон, что ты вьешься


За день до расстрела Таня увидела среди тех, кто принес передачу для арестованных, Машу Журавлеву, у родителей которой она жила на квартире. Маша держала в руках узелок с передачей для родителей, также находившихся в снежнянской полицейской тюрьме. Где-то нашелся кусочек газеты, и огрызок карандаша… Таня написала записку.
Ей повезло, в последний раз в жизни повезло. Один из полицаев дал ей в руки ведро и вывел из камеры во двор к колодцу. Проходя мимо Маши, Таня сделала знак, что бросила записку. И бросила… Ветер, понес этот кусочек, но Маша подхватила его. Прочитала уже дома.
Одна-единственная строчка, написанная твердой рукой в последние часы жизни отважной патриоткой: «Нас завтра расстреляют, очень хочется жить, дорогие мои. Прощайте. Таня».
Это были последние слова Тани, обращенные к родным, друзьям и товарищам по борьбе.
А утром 29 июня 1942 года, в 4 часа утра, их повели к Глуховскому лесу. Впереди шла крытая машина, на которой везли тех, кто уже не мог двигаться. Таня шла под руку с совсем ослабевшей от пыток и истязаний подругой – Марусей Цариценко. Вспомнила отца, последнее прощание с ним.
И вдруг над колонной смертников зазвенел ее звонкий девичий голос. Она запела песню, которую часто пел отец, подбивая подметки к ботинкам своих дочерей:


Черный ворон, что ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не добьешься,
Черный ворон, я – живой!
Земля шевелилась
В числе других нескольких десятков узников Таня погибла на рассвете июньского дня 1942 года, прожив только начало своей замечательной жизни, утро ее. Очевидцы рассказывают, что еще сутки шевелилась земля на поле, где были закопаны сорок два патриота, расстрелянных в то утро вместе с Таней Бирлевой.
* * *
… В Снежном у Дворца культуры шахты №9 шахтоуправления «Ударник»- братская могила. На ней можно прочитать имена тех, о ком я рассказал.
Супруги Иван Иванович и Мария Макаровна Журавлевы посмертно награждены медалью «За отвагу», а имя Тани Бирлевой обессмертили шахтеры, назвав ее именем главную улицу поселка шахты «Красная звезда». А грустная верба и колодец возле нее хранит тепло этих светлых душ.



Другие статьи в литературном дневнике: