Бронзовая люстра

Валерий Ляпустин: литературный дневник

У тётушки, старшей сестры моей мамы, сохранилось фото моего прадеда Николая Попова, я переснял его для себя: бородатый крестьянин в смешной шляпе, русская просторная рубаха подпоясана, штанины заправлены в носки. В своё время он был раскулачен - репрессирован, в другое время - реабилитирован. Всё это помню из откровений матери. Не знаю, был ли он сослан, но какие-то годы своего детства я провёл в Нуримановском районе в семье деда Михаила, сына Николая, в рабочем посёлке лесорубов Первомайский, (что географически не так и далеко от родины деда - села Седяш). Самой истории или причины переселения семьи не знаю, но все дети Михаила Николаевича рождались приблизительно в одних и тех же местах - лесоповал удалялся, узкоколейку тянули по логам дальше и строили новые поселения. Не знаю чем мне поможет борода и шляпа прадеда в дальнейшем повествовании, но веду я к тому, что паспортов в сельской местности в годы юности моей матери селянам не выдавали(крепостное право в 1861 году никто не отменял!), а вырваться в обетованный город им с подружкой посчастливилось после успешного выступления на спортивных соревнованиях в Уфе - их очень пригласили в профессиональную команду, сельсовету - скрепя сердце - пришлось девчат отпустить. О чем я лично, иной раз жалею: ни как не могу распрощаться с детством. Пересмотрите фильм "Девчата", сами поймёте - почему. В каком именно году состоялось её бегство в молодой строящийся тогда город Кумертау, не скажу - просто потому, что никогда этим не интересовался, но было это до моего рождения.


От Уфы до Владивостока что-то около семи тысяч километров. Летели мы до места службы семь часов. вылетали из Уфы в ливень, при нуле в последние дни ноября,
посадили нас в Хабаровске мокрых как мышей при минус 23 градусах Цельсия. Пока ждали пришедшим за нами грузовиками, прошло минут сорок - не меньше. Ожидали мы транспорт за территорией аэропортах, во дворах ближайших жилых деревянных двухэтажек, в промороженных стареньких гражданских телогреечках, именно в такой одежде тогда было принято уходить на воинскую службу в наших краях в то время. Так ждали, что сначала оторвав дверь от общего многоочкового, разделённое надвое деревянного нужника оторвав, сожгли. За тем - другую. А в конце и сам сарайчик спалили. Не подыхать же новобранцам от холода на ледяном ветру.


Так прошло моё знакомство с Дальним востоком. Но дальше всё пошло веселее. Зиму 1982-83 годов я пережил кочегаром в котельной школе ДОСААФ села Хороль Приморского края, а как только окончился отопительный сезон, котлы разобрали на чистку, а нас пристроили грузчиками на районную базу Райпотребсоюза. Клондайк! Эльдорадо!


Лето 1983-го выдалось жарким: все дни в Приханкайской низменности висело марево, термометр упрямо не опускался ниже сорока. Потом как-то прошёл слух, что неподалёку - где-то в Японском море, километрах в четырёх ста от нас, на одном из островов, извергался вулкан.


Грузить приходилось всё, чем живёт гражданский человек. Вчетвером нам удавалось раскидывать по четыре-пять шестидесяти тонных вагона с мукой или сахаром, а опустевшее пространство заполнить ящиками с пустой вино-водочной посудой. Работали когда на станции, когда на базе по складам грузили машины, развозившие эти товары и продукты по сёлам района. Удавалось побывать и где-нибудь в Уссурийске или, к примеру, Камень-рыболове: как повезёт.


В один из памятных дней прохлаждались на базе. Именно - прохлаждались: в каменных полуподвальных складах было относительно прохладно. Мы слонялись раздетыми по пояс. А если присядешь в проёме, ещё и налетевший ветерок обдует.


Отпустили очередную машину, только успели закурить, очередной экспедитор повела нас в угловой склад. Мы не любили этот склад: входная дверь рассчитана на одного человека, слева - жестяная бочка с водой, справа - пожарный дощатый, выкрашенный в красное пожарный ящик с песком, под ногами не просыхающая лужа: приходится ходить гуськом по одному по досточкам, покачивающихся на кирпичах, больше мешая друг другу иначе - не разойтись. Идём так цепочкой, грузим и потихоньку переговариваемся о чём-то своём - солдатском. Выхожу в очередной раз из склада с очередной коробкой - на пожарном ящике сидит типаж из "Места встречи изменить нельзя". Пиджачок на нём не свежий, но аккуратный, белый апаш рубахи, выглаженные серые брюки в надраенные гармошки кирзачей заправлены. Прямой нос на смуглом исхудалом лице. Гладко выбрит. Какой-то особый - леденящий какой-то, что ли, взгляд. Авторитетный дядька, сразу видно. Сидит - молчит. Между нами нервно мечется точь в точь "Промокашка", с тем самым угрожающим движением ладони к голенищу при наклоне. Машина стоит так близко к двери склада, что остальным трём-четырём ребятам из "пресловутой чёрной кошки" просто некуда подойти ближе, но напряжённая готовность чувствуется. Мне кажется, глаза главаря следят именно за мной, за мной одним. Возможно, я говорил больше других своих сослуживцев. На третьем или пятом моём выходе, он как-то неожиданно прерывает затянувшееся молчание вопросом: "Ты откуда?" Ставлю в кузов ящик, разворачиваюсь, успеваю ответить: "С Урала" и уже ныряю в полутёмную прохладу склада. Выхожу на воздух в очередной раз, слышу от него спокойное: "Я вижу, что с Урала. Откуда - с Урала?" Успеваю освободить руки, развернуться и ответить ему: "Из Башкирии..." И вот я опять в помещении. Остановиться нельзя, нарушу устоявшийся порядок движения, собьётся дыхание, да и не просит никто. Так и продолжаем беседу: мой выход, вопрос, ответ, снова - склад. И только мечущийся между нами "Промокашка".
- Я вижу, что из Башкирии. Откуда - из Башкирии?
- Из Кумертау...
- Дворец Угольщиков в Кумертау знаешь?
я опешил. Меня толкает ящиком в спину идущий следом товарищ: я всё-таки нарушил движение, сам того не ожидая: - А кто в Кумертау дворца не знает?! - отвечаю, наверное, слишком дерзко, если "Промокашка" меняет привычный курсив и направляет ход в мою сторону, наклоняясь правым плечом и уже касаясь тонкими пальцами края голенища. Мой собеседник останавливает это движение какой-то непонятной силы взглядом, без единого слова.


В очередной раз выхожу из склада, "Промокашка" почти преграждает мне дорогу, но успевает развернуться и отступить.


- А бронзовую люстру помнишь? - удивиться то есть чему, да времени нет.
- В большом зале висит, - говорю и скрываюсь в прохладе.
Едва появляюсь на ярком свету, слышу сказанное с какой-то теплотой и не без гордости:- Я вешал... Когда вешали, сорвалась - одного нашего убила...
- А буфет где во дворце был, помнишь? - спрашиваю уже я его, прежде чем скрыться в постройке.
Выхожу и слышу уже какое-то нетерпеливое - он ждал меня! - и совсем по-приятельски сказанное: - А как же! Слева от зала с люстрой... - Я улыбаюсь, и снова скрываюсь в узкой двери.
- Тогда ты и первую буфетчицу помнишь, - смотрю на него. Он не мешкая отвечает: - Валя...
- Мама моя, - просто успеваю ответить, прежде чем скрыться.
Хочу взять очередной ящик, наклоняюсь к стопке, меня останавливает прикосновением руки кладовщица. Молча тянет меня к другому товару. Время потеряно, цепочка нарушена, жду, стоя с тяжёлым ящиком, свободного окна, возможности занять своё место.


Выходя, замечаю, что нет братков у борта грузовичка, не мельтешит перед глазами "Промокашка", с грустью смотрю на красный опустевший пожарный ящик. Я
освобождаю руки, из проёма выходит грузчик с коробкой, за ним двое других порожняком, принимавшая товар экспедитор с накладными листами. Последней, как и должно быть, выходит кладовщик, бедром подпирает дверь, и запирая на ключ навесной замок, подмигивает мне и весело спрашивает:
- Валерка, а что это было?
- Не знаю, привет из прошлого...


Действительно, что это было, столько лет и вёрст спустя?
Сколько зон тебе довелось пройти от Бабая до Хороля? Сколько тебе тогда было - по малолетке загремел? Кто ты, бродяга?
Пусть не имя, так хоть бы погоняло назвал.
24.05.2025г.




Другие статьи в литературном дневнике: