ЩЕН Из воспоминаний о МаяковскомЩЕН Мы шли к речке. Весна переходила в лето. Зелень была весенняя, яркая, но уже по-летнему густая. Становилось жарко и приятно было думать о холодной воде. Берега мы изучили еще вчера. Место выбрали отлогое, мелкое: Осип Максимович и я не умеем плавать, а Владимир Владимирович Маяковский хотя и плавает как рыба, но очень боится, как бы я не утонула. Шли вдоль дачных заборов, внюхивались в сирень. Маяковский шагал посреди улицы и выразительно бормотал - сочинял стихи, на ходу отбивая ритм рукой. Вдруг под ногами пискнуло. Мы круто затормозили, чуть не наступив на что-то живое. Нагнулись посмотреть - грязный комочек тычется носом нам в ноги и пищит, пищит… - Володя! - В задумчивости обогнавший нас Маяковский в два гигантских шага оказался рядом, взглянул через забор и окликнул играющих ребят: - Это чей щенок? - Ничей!.. Владимир Владимирович брезгливо взял грязного щенка на руку и мы, как по команде, повернули к дому. Щенок был такой грязный, что Владимир Владимирович нес его на далеко вытянутой вперед руке, чтоб не перескочили блохи. Щенок перестал пищать и в большой удобной ладони развалился как в кресле. Маяковский старался издали рассмотреть его породу и статьи и установил, что порода - безусловно грязная! Дома, в саду, только что поставили самовар. Вода уже чуть согрелась. Владимир Владимирович потрогал - в самый раз! Посадили щенка в тазик и стали мыть. Раза три мылили, извели всю воду. Щененок сидел тихо, видно мылся с удовольствием. Вытерли почти насухо и Осип Максимович сел с ним на скамейку, на самое солнышко - досушивать, чтоб не простудился. Я принесла теплого молока, накрошила в него хлеб. Поставили миску на траву и ткнули щенка носом. Щенок немедленно зачавкал и неожиданно быстро все с'ел. Налили еще полную мисочку - опять с'ел. Еще налили - осталось совсем чуть, на самом донышке. Тогда, в 1920-ом году, с едой было трудно. Молоко в редкость, хлеба мало. Оказалось, что щенок с'ел весь наш ужин. Наелся до отвалу. Живот стал толстый и тяжелый, совсем круглый. Песик терял равновесие и валился на бок. Опять задумались над породой и постановили, что теперь порода - ослепительно чистая и сытая. Маяковский назвал собачку "Щен". В этот день купанье наше не состоялось. Зато все следующие дни, до конца лета, мы ходили купаться вчетвером. Красивая речонка Уча. Извилистая, быстрая. Берега тенистые, а на воде солнце. Тихо. Щен лаял с берега звонким голоском на плавающего Владимира Владимировича. Он подбегал к самой воде, попадал передними лапками в воду и пятился, не переставая лаять. Владимир Владимирович звал его, свистел, называл всеми уменьшительными именами: - Щеник! - Щененок!! - Щененочек!!! - Щенятка!!!! - Щенка!!!!! Казалось, что уговорить его невозможно. Щен бросался к воде, но как только лапы попадали на мокрое, он обращался в паническое бегство. Если я в это время оказывалась на берегу, он бежал ко мне и выразительно обо всем рассказывал. - "Нечего, Щен, нечего!" - Кричал из воды Владимир Владимирович. - "Сам видишь, что никакого тебе сочувствия! Иди лучше ко мне и давай плавать, как мужчина с мужчиной!" - Такой силы был ораторский талант Маяковского, что Щен вдруг ринулся в пучину и поплыл! Невозможно описать щенячий восторг Маяковского! Он закричал: - "Смотрите! Все смотрите! Лучше меня плавает! Рядом с ним я просто щенок"! Пошли грибы. Мы им очень обрадовались - как развлечению и как пище. Каждый день вчетвером ходили за грибами. Попадались белые. Владимир Владимирович во время грибных походов проявлял дьявольское честолюбие. Количество его не интересовало, только качество. В то лето он нашел крепкий белый гриб в полтора фунта весом!.. В канаве, вдоль шоссе, росли шампиньоны. В них - в ежедневной порции - мы могли быть уверены: местные жители и большинство дачников считали их поганками. А больше всего в лесу сыроежек. Не очень они вкусные, но очень уж красивые - пестрые, крепенькие! Приятно собирать! Позднее появились несметные полчища опят. Домработница Поля отваривала их, мелко крошила и заправляла мукой. Жарить было не на чем. Я сейчас еще вспоминаю вкус душистой опенковой каши, когда услышу кукушку в лесу или зашуршит под ногой осенний лист и запахнет грибной сыростью. Насолили опят на всю зиму. Щенка уплетал эту снедь за обе щеки - вместе с нами. Как-то проходили мы мимо дачи, где под забором нашли Щеника, и ребята рассказали нам его родословную. Мать - чистопородный сеттер, отец - неизвестен. Щеник рос ввиде сеттера. Шерсть у него была шелковая, изумительно-рыжая (чему Маяковский не переставал радоваться). У него были чудесные длинные кудрявые уши и хвост какой надо. Только нос темный и рост раза в полтора больше сеттерячьей нормы. - "Тем лучше" - говорил Маяковский. - "Мы с ним крупные человеческие экземпляры". Они были очень похожи друг на друга. Оба - большелапые, большеголовые. Оба носились, задрав хвост. Оба скулили жалобно, когда просили о чем-нибудь, и не отставали до тех пор, пока не добьются своего. Иногда лаяли на первого встречного просто так, для красного словца. Мы стали звать Владимира Владимировича Щеном. Стало два Щена - Щен большой и Щен маленький. С тех пор Владимир Владимирович в письмах и даже в телеграммах к нам всегда подписывался "Щен"
© Copyright: Эль Ка 3, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
