Сретенье

Эль Ка 3: литературный дневник

Когда она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.


И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца в то утро, как зыбкая рама,
стояли, затеряны в сумраке храма.


Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.


И только на темя случайным лучом
свет падал младенцу, но он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.


А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил : — « Сегодня,


реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя : Он — Твое продолженье и света


источник для идола чтящих племен,
и слава Израиля в Нем ». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,


кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.


И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала : « Слова-то какие... »
И старец сказал, повернувшись к Марии :


« В лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же, Мария, оружьем, которым


терзаема плоть Его будет, твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».


Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле


для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
к белевшему смутно дверному проему
шел молча по этому храму пустому.


И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного :
но то не его окликали, а Бога


пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер касался, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.


Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству лишенному тверди,


Он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,


как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.



И.Бродский.


(Памяти Анны Ахматовой, 16.11.1972)



Другие статьи в литературном дневнике: