Алексей Аксельрод

Эль Ка 3: литературный дневник

Несмотря на то, что авторство того на что реплика не указано...на всякий случай хочу сохранить.
«Злостный халтурщик Пушкин реплика» (Алексей Аксельрод)



Намедни один выдающийся прозарянин, человек, по его мнению, не чуждый литературе, облачась в тогу рецензента, со всей пролетарской прямотой и откровенностью заявил (рассуждая по поводу текста хрестоматийного "Я памятник себе воздвиг нерукотворный..."):


"... прилагательные "александровский" и "александрийский" не являются синонимами... Слово «александровский» просто не вмещалось в заданный автором размер, пришлось прибегнуть к слову «александрийский». Сами посудите, не менять же было Пушкину из-за одного слова размер всего стихотворения. Обычная халтура."


Согласен! Этот халтурщик Пушкин элементарно поленился найти вариант "Вознесся выше он главою непокорной над Александровским/Александровым столпом". В таком случае нетленное четверостишие могло бы выглядеть примерно так:


Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему пойдет народ пешком или верхом,
Вознесся выше он главою непокорной
Над Александровским/Александровым столпом.


Далее наш рецензент метко отметил:


"У Пушкина это сплошь и рядом. Например, когда слово «бОрозды» не желало лезть в размер, автор ничтоже сумняшеся пишет «бразды»... И плевать он хотел на утрату смысла, главное для него — он же романтик, но об этом все «забывают» — чтобы форма не пострадала. А придурок Даль сунул потом «бразды» в свой словарь и на Пушкина же сослался."

Согласен!! Один - романтик-халтурщик (и/или наоборот), другой - просто придурок. Третьи фальсификаторы (неустановленные лица) выдумали, будто в церковно-славянском языке есть слово "бръзда" - узда, вожжи. Они, подлецы, сконструировали даже примеры употребления этого сочиненного ими слова из липового Словаря древнерусского языка:
- "... и бърздами оуздою да въстягнеть мя...", - СбТр XII/XIII, 200 об.;
- "... за бразды похытивъ влечаше осла...", Пр 1383, 5в;
- "... браздами челюсти их встягнеши...", ФСт XIV, 164в;
- "... добре тачати колесницею, разделяюща в купе бързды и батогы...", ГБ XIV, 151г.


Недружественных же нам чехо-словаков с их чехословацким же словечком brzda - тормоз, препятствие - можно проигнорировать, хотя как сволочные чехи, так и вреднющие словаки на полном серьезе утверждают, будто ихние "брзды" произошли из праславянского *brъzda - узда.


Между прочим, вражеские британские этимологические словари беззастенчиво лгут, сообщая, будто нашей праславянской "*бързде" соответствует ихнее прагерманское *bregdilaz - "быстро оттаскивать" (не говоря уже о том, что наша "бразда" приходится дальним родственником английскому bridle - вожжа).


Правда, мне могут возразить, что одно дело "бързда" - вожжи, а другое - "борозда", т.е. углубление в почве, проделанное орудием пахоты. И по-болгарски, сербски, чешски, словацки эта самая борозда окажется "браздою" (только у поляков - "брузда"), якобы происходящей от праславянского слова *борзда. На это яйцеголовые лингвисты поясняют, что, дескать, "бързда" и "борозда/бразда" - близнецы-братья. Им, яйцеголвым, оказывается, "понятно", что бразда/борозда - глубокородственные слова, изменившиеся в результате традиционной перегласовки (оро - ра, оло - ле и др.)". В любом случае нехорошо, товарищи, что ради соблюдения размера Александр Сергеевич малодушно заменил исконно русскую борозду славянской браздой. И это не единичный случай! Вместо холода у него хлад, молота - млат, болот - блат ("из топи блат"). Никуда не годится!


Но оставим узким спецам бороздить просторы славянизмов, и двинемся далее. А далее великий рецензент Прозы.ру продолжает убедительно клеймить "наше всё":


"У Пушкина в каждой строке халтура. Идем дальше:


«Бразды пушистые взрывая,
летит кибитка УДАЛАЯ»


Мне вот, человеку не чуждому литературе, непонятно, как неодушевленный предмет может иметь черты предмета одушевленного?"


Трижды согласен!!! А мне, существу, от которого худлитература так же далека, как Туманность Андромеды от Млечного Пути (хотя, как выдумывают астрономы, эти звездные скопления "рано чи пизно" столкнутся), всё кристально ясно: жуткий халтурщик Пушкин всё испортил в нашей поэзии. Ну кто, как не он, вынудил Сергея Есенина насочинять кошмарное

«Поёт зима, аукает, мохнатый лес баюкает»?!


Зима не может быть бабой, поющей колыбельную, а лес - ребеночком в колыбельке. Правда, ведь?
Но тут меня осенило: бездумного романтического халтурщика Пушкина, видимо, наставил на гибельную дорогу наш кондовый Гаврила (Державин), который, сходя в гроб и, скорее всего, "натянувшись зельно пьян", изваял:


"От хладного ея (зимы - А.А.) дыханья
Природы взор оцепенел..."


Где это видано, чтобы зима умудрилась так надышать, что у природы прорезались и оцепенели зенки???


Ну, а после негодника Пушкина не только у Есенина, но и в нашей поэзии в целом всё пошло-поехало вкривь и вкось:

- у Лермонтова безнравственная тучка ночует на груди утеса-великана;
- у Тютчева "Альпы снежные глядят";
- у Пастернака "крадучись, играя в прятки, сходит небо с чердака"...
Я уж молчу о Маяковском, у которого и облако - в штанах, и солнце - говорящее басом, и вообще все мы немножко лошади.

... Всё, довольно - не могу больше! Пойду приму сотню-другую валериановых капель!



Другие статьи в литературном дневнике: