Виктор Соснора. Октябрь.
Октябрь.
Ох, табор!
Трамваи скрипучи —
кибитки, кибитки!
Прохожие цугом —
цыгане, цыгане!
На черном асфальте —
на черной копирке
железные лужи лежат в целлофане.
Октябрь!
Отары
кустарников —
каждый сучочек отмечен.
Стригут неприкаянных, наголо бреют.
Они — по-овечьи,
они — по-овечьи
подергивают животами и блеют.
Вот листьям дадут еще отпуск на месяц:
витайте!
Цветите!
Потом протоколы
составит зима.
И всё будет на месте:
достойно бело,
одинаково голо.
1962
Летний сад
Зима приготовилась к старту.
Земля приготовилась к стуже.
И круг посетителей статуй
всё уже,
и уже,
и уже.
Слоняюсь—последний из крупных
слонов —
лицезрителей статуй.
А статуи ходят по саду
по кругу,
по кругу,
по кругу.
За ними хожу, как умею.
И чувствую вдруг —
каменею.
Еще разгрызаю окурки,
но рот костенеет кощеем,
картавит едва:
— Эй, фигуры!
А ну, прекращайте хожденье
немедленным образом!
Мне ли
не знать вашу каменность, косность.
И все-таки я — каменею.
А статуи —
ходят и ходят.
1962
САД
1
Прекрасен сад, когда плоды
созрели сами по себе,
и неба нежные пруды
прекрасны в сентябре.
Мой сад дождями убелен.
Опал мой самый спелый сад,
мой самый первый Аполлон,
мой самый умный сад.
2
Летайте, листья!
До земли
дотрагивайся, лист! Замри!
До замерзанья — до зимы —
еще сто доз зари.
Отгоревал сад-огород,
мой многолапый сад-кентавр,
а листья, листья — хоровод
из бронзовых литавр.
3
Лимит листвы в саду моем?
В студеных дождевых щитах
плывут личинки,
их — мильон!..
Я прежде не считал.
Любой личинке бил челом...
Но вечно лишь одно число.
Число бессмертно, как вино —
вещественно оно.
4
Мы сводим счеты, вводим счет.
Лишь цифры соблюдает век.
Одной природе чужд подсчет:
Вот так-то, человек!
Летайте, листья,
вы, тела
небес,
парите и
за нас...
Ни ритуалов, ни тирад
в саду.
Лишь тишина.
5
Сад — исхудалый хлорофилл...
Зачем сочится седина?
Зачем ты животом не жил,
ты фрукты сочинял?
Плоды полудней дураки
припишут дуракам другим,
твою Песнь Песней — дураку,
тихоне — твой разгул!
6
Фавор тебе готовит век,
посмертной славы фейерверк.
Ты счастлив нынешним:
дождем,
дыханьем, сентябрем.
Ни славы нет тебе.
Ни срам
не страшен для твоих корней.
Безмерен сад.
Бессмертен — сам!
1964
***
Мне и спится и не спится.
Филин снится и не снится.
На пушистые сапожки
шпоры надевает.
Смотрит он глазами кошки,
свечки зажигает:
— Конь когда-то у меня
был, как бес, крылатый.
Я пришпоривал коня
и скакал куда-то.
Бешено скакал всю ночь,
за тебя с врагами
саблей светлой и стальной
в воздухе сверкая.
За тебя! Я тихо мстил,
умно,—
псы лизали
латы.
Месяц моросил
светом и слезами.
Это — я! Ты просто спал,
грезил,— постарался!
Просыпайся! Конь пропал.
Сабля потерялась!
Мне и спится и не спится,
филин снится и не снится.
В темноте ни звезд, ни эха,
он смеется страшным смехом,
постучит в мое окно:
— Где мой конь? Кто прячет? —
Захохочет... и вздохнет.
И сидит, и плачет.
1969
***
Бессолнечные полутени.
В последний раз последний лист
не улетает в понедельник.
Вечерний воздух студенист.
Мы незнакомы. Я не знаю,
ты творчество какой травы,
какие письменные знаки
и путешествия твои
какие нам сулили суммы?
Всё взвесили весовщики.
В лесу безвременье и сумрак,
а мы с тобой — временщики.
И пусть. И знаем всё: впустую
учить старательный статут,
что существа лишь существуют
и что растения растут,
что бедный бред — стихотворенья,
что месяц — маска сентября,
что деревянные деревья —
не статуи из серебра,
что, сколько сам ни балансируй
в бастилиях своих сомнений,
лес бессловесен и бессилен
и совершенно современен.
И ты, и ты, моя Латона,
протягиваешь в холода
такие теплые ладони,
и им, как листьям, улетать...
1966
Другие статьи в литературном дневнике:
