Обычный автор — будь он известным писателем, крупным ученым или видным общественным деятелем — всегда спокойно выслушает возражение или критическое замечание, с чем-то согласится, что-то объяснит. Он никогда до конца не уверен, что получилось именно то, что он хотел выразить. Графоман же не допускает и тени сомнения в своей гениальности. Он сказал — значит, так и есть. Если кто-то сомневается — «сам дурак».
Непомерные, глобальные претензии — вот еще один отличительный признак графоманства. Переплюнуть Льва Толстого, Пушкина или Тукая, совершить переворот в мировой науке, открыть нечто такое, о чем человечество до сих пор даже не догадывалось - на меньшее графоман не согласен. Сулит миллиардные прибыли, обещает немедленную экономическую отдачу и невиданную практическую выгоду… Одним словом, не мелочится…
Говорить с ним всерьез невозможно, т.к. возвышенный, крикливый пафос заменяет у него факты и доказательства. Из всей его многочасовой болтовни не выудишь ни одного серьезного аргумента. Чувство неловкости, стеснения ему совершенно чуждо. Чужого времени он не жалеет, а своего — навалом. Вокруг него сплошь одни «завистники», «недоброжелатели», «консерваторы», которые не в состоянии оценить гениальность его произведения или новизну открытия. Единственный способ — дать ему выговориться, иначе он все равно не уйдет. И ни в коем случае не спорить и не возражать, т.к. это только подливает масла в огонь.
Однажды один такой привез свое произведение в Союз писателей Татарстана на пикапе. Это была огромная кипа рукописных папок общим весом в 128 кг. «Произведение», конечно, отправили в макулатуру, а автора в психиатрическую лечебницу. Но чаще притаскивают тощие ученические тетрадки, исписанные особым «графоманским» почерком: корявым, дрожащим, сразу же выдающим психическую ненормальность.
Если по внешности поставить диагноз сразу не удается, я прибегаю к нехитрому тесту. Спрашиваю посетителя о его любимых авторах, о книгах, которые он прочитал в последнее время. Графоман никого, кроме самого себя, обычно не читает и читать не хочет. Вокруг одни бездарности и тупицы. Что от них можно ожидать?
Для очистки совести можно поговорить о секретах ремесла: композиции, метафорической насыщенности, ритмике, способах рифмовки. Графоман такими «мелочами» просто не интересуется. Он выше этого .А в общем-то его можно даже пожалеть. Графоман — очень одинокий человек. Несчастный, неухоженный, обделенный любовью и лаской. Он ночи напролет просиживает над рукописями. Даже общаясь с другими, он никого не слышит — только себя.
Таким образом, он начисто отключен от проверки здоровым скепсисом, отъединен от коллективного разума человечества. Его скудные сведения, почерпнутые в далеком детстве, позволяют ему оставаться в лучшем случае где-то на задворках серьезной литературы или современной науки. А ведь без возможности сверить свои идеи с мыслями и наблюдениями других никакое познание — ни научное, ни художественное — невозможно.
Сколько их? По моим наблюдениям — два-три процента от общего числа приходящих в редакцию. Не так уж и много, но времени они съедают — уйму.
