Мутабор, предпоследний сентябрьский. Догорают осенние строки.
Что же будет потом - я не знаю, но что-то обязательно будет. Дом два, кровавая резня бензопилой десять или четыреста пятьдесят один по Фаренгейту. Вакцинальная сага, а может и вовсе возвращение со звезд.
Текст будет начитывать искусственный голос - завораживающий и глубокий, мягкий, сочный, проникновенный, пробирающий до нутра, или звонкий, девичий, полный надежд и легкой грусти. Сказка о потерянном времени, а там, глядишь, подоспеет волшебная реальность голубой бесконечности. Сорок наложниц, белые одежды, запах жасмина, эоловы струны. Бытие и время, берег заброшенного океана.
Нас втягивает другая вселенная. Неумолимо и жестко. Распределенный человек, машинное бессмертие и добровольно-познавательный запрет, но пока не накрыло насовсем, пока еще бывшая реальность не ушла в синюю даль мета-мебиуса можно продлить абонемент.
Несбывшееся - это мечта. Последнее воскресенье октября
***
Ласточки, чертог теней, бесплотная мысль. Упущенный момент взросления. Короче, пятница - снова туда, где море огней. На улице внезапно потеплело, потекли ручьи, заиграло, заблестело солнце и запахло апрелем.
Насадил на блесну он старуху весну, хотя уже с воскресенья потечет ноябрь.
У школьников, похоже, каникулы, но демонстраций на день народного единства не предвидится. Только он-лайн. Ладно, послушаем призывы оттуда. Как-то писал о Челябинском первомайско-ноябрьском чуде - дед с балкона, которому салютовали толпы. Многие его помнят, даже фотография сохранилась.
Первомайская нравилась больше - тепло, мало одежды, мало ветра, но много улыбок, а еще больше - хорошеньких девушек. Видны невооруженным, более того, находятся в опасной близи.
Три километра медленным пешком, покричали на площади, махнули деду, повернули на Пушкина, и ура - дом, двор, свобода, выходной.
Кругом пестрит - шарики, флажки, транспаранты, а впереди самый лучший месяц, когда тепло и не надо шапку с пальто, длинные, светлые дни, можно гулять до полуночи и скоро все станет волнующе зеленым, легким, свежим и радостным, а после годовых контрольных, которые все напишут хорошо, вообще полная лафа - уроков мало, не задают домашних, не спрашивают и не ставят оценок.
Последняя майская неделя - лучшее, что придумало человечество. Наравне с предновогодней.
До нового года всего одна четверть - вторая, короткая. Впереди длинная ночь, холода и морозы, укороченный день и предпраздничная суета.
Жизнь как жизнь, если бы не эта рукотворная беда...
... занавешанные лица, рост прироста, суета, горькие слова прощаний, обещания вакцин, штрафы, муки, расставания, и печальная аптека - весь блаженный карантин, скорая вблизи подъезда, страх от каждого звонка, и надежда сверх отчаяния, и любовь - белым бела...
Что мы знали о революции, о гражданской, военном коммунизме. Пыльные шлемы, Валя-Валентина и Вихри Враждебные. Неуловимых, Корону Российской Империи и Хождение по мукам. Трактир на Пятницкой, Рожденную революцией и Ленина в октябре.
Главное событие двадцатого века, первое в мире государство рабочих и крестьян, диктатура пролетариата.
Героично, романтично и победно, а потом, после успешной коллективизации и стремительной индустриализации, сразу Великая Отечественная. И снова Победа, а потом, после восстановления народного хозяйства, Большая бомба, Фестиваль, Космос, Гагарин, и опять Победа, а дальше уже возникли мир и жизнь, ибо родился целый я, и не просто так, а чтоб сказку сделать былью.
Белый в яблоках конь.
Сделал, сбылось. Сбылось все о чем мечтал.
Хотел, чтоб побольше книг - пожалуйста, чтоб музыку любую - бери не хочу, чтоб в загранку по первому свистку, чтоб идеологию притушили, чтоб красного поменьше, а свободы побольше, чтоб кухонный гарнитур и своя квартира, а в магазинах вдоволь еды, вдоволь одежды.
Чтоб кино про секс разрешили, чтоб стриптиз хотя б одним глазком или кама-сутру, чтоб моду допустили, чтоб везде модерн и абстракционизм, чтоб короткие юбки, длинные ноги и облегченный доступ, а зарплата без потолка.
Заставь дурака богу молиться - будто кто мысли прочитал. Мало того, воплотил без изъятий или купюр. Волшебная палочка-удручалочка - как заказывали.
Есть у революции начало, нет у революции конца.
***
Всякий раз кажется, хватит - зачем эти галеры, если даже жанр непонятен - ежедневно чего-нибудь о чем-нибудь.
Стукнуло по голове - изменчивость, вчера - любовь, послезавтра - авторитет. История, реакция, шутка - обо всем и ни о чем - атмосфера, ностальгия, настроение или воспоминание. Тем не менее, опустошенность - вдруг, не вдруг, случайно или закономерно, а может просто карантинный цикл.
Утро-день-вечер, уборка-тренировка-офис-заметка-прогулка, буквально по часам, и сигареты по часам, и кофе, и еда. Сто подтягиваний, сто двадцать подъемов и шестьдесят жимов, тридцать разводок и девяносто приседаний, тренировка - сорок пять и прогулка час двадцать. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем - блаженный карантин, раз в месяц банк, два-стрижка, по субботам пельмени, а по четвергам сырники. Триста шагов до конторы, дорожка - восемь с половиной, три ступени вверх, два замка и сигналка - четыре окна, жалюзи, три компа, семь стульев, телевизор, пара кресел, два стеллажа, диван, кофемашина и чайник. Пять дверей, две калитки и одна дорога - дом-офис, офис-дом. Кресло-балкон, балкон-кресло, кухня-ванная, ванная-кухня, проза-фейсбук, фейсбук и проза.
Говорение теперь редкость - только с благоверной. Гуляем вдвоем, едим вдвоем, спим, тренируемся, а контора пуста и суд далеко. В основном монолог - утром, днем, вечером, ночью, даже во сне - себе, собой, ей, ему, им, отражению, всем и никому.
Крутил прошлое-настоящее, нырял вглубь, к самому моменту пробуждения, туда к освещенному кухонным отблеском краешку коридора, где сидел на горшке и вслушивался во взрослые разговоры, в радостное детское купание с нырянием и бадузаном, или шубейку-фотографию, где закутанный поверх шапки в бабушкин платок, растопырено стою с лопаткой в руке.
Три - Феодосия, четыре - смерть дед Саши, пять - двор, фонтан-аист и горка, семь - школа, десять - Ленинград, одиннадцать - другая школа и полный утренний троллейбус.
Способности, рисование, математика, шахматы, гитара, книги и культуризм. Джаз, институт, ранняя женитьба, рождение дочери. Голография, диплом, лаборатория, камни. Пацаны, девчонки, друзья и приятели, соседи, знакомые, преподаватели, коллеги. Авторитеты и примеры, влюбленности и победы, разочарования и обломы. Успех и пьянка, головокружение и упадок.
Надеялся отыскать линию судьбы, миссию, предназначение - знак, перст, намеки и предзнаменования. Хотел убедиться в исключительности, особости, неслучайности. Раскрыть внутренний закон, увидеть мифологического персонажа - стражника или война, поэта или лучника, философа, мыслителя или защитника. Искал связь профессий, инженерной и адвокатской - родовую, семейную, национальную. Пытался понять собственную зачарованность русским языком, джазом, культуризмом, литературой, авангардной живописью и кинематографом. Внимательно рассмотреть привычки, определить исток, узнать, что досталось от отца, деда, мамы или родственников, определить влияние авторитетов - семейных и уличных, институтских и спортивных, академических и музыкальных. Провести границы - свое-чужое, красные линии - можно-нельзя, область стыда, живые табу, интимное, неловкое, женское-мужское, взрослое и детское. Построить пирамиду - иерархию выстраданных ценностей, открытых смыслов и внутренних приоритетов. Нащупать онтологический путь и увидеть траекторию душевного качания.
Писал и говорил, говорил и писал, а потом снова говорил и снова писал - бог, отец, душа, судьба, достоинство. Любовь и надежда, вера и правда, совесть и закон.
Почему напугала церковь, крыса из буфета, гусь, кража и общая баня в Муслюмово, почему ужасало слово развод, а слово шедевр казалось ложным, напыщенным и салонным. Почему начинаю задыхаться от невинно-бытового щебета и раздражаюсь с первых тактов салонного этюда, а похабщину напротив, уважаю и балуюсь. Почему застряли гитара и джаз, культуризм, настольный теннис и ходьба, а шахматы, бег, лыжи, бассейн или волейбол с бадминтоном нет. Почему перестал рисовать и стал творить мелкие подписи-почеркушки, почему не выучил ноты, насмерть невзлюбил английский и наотрез отказался уезжать. Откуда в судьбе двойная спираль - два имени, два брака, двое детей и две профессии. Кто приложил силу, зажег огонь, расшевелил фантазию, запустил кураж, открыл импровизацию, и что помешало завершенности начатого - развернуло, отвратило, напугало. Как вместе уживаются конформизм и ненависть к нему, буржуазность и ее полнейшее неприятие.
По большому счету на отлично не удалась ни одна роль - чтобы всерьез, истово, полной самоотдачей и навсегда, и нет такой роли, которую отними и меня не будет - культурист, жуир, инженер, адвокат, самопальный гитарист, водитель дневниковой странички, лектор-ботаник или интеллигентный пьяница. Муж, отец, друг, сын, внук или племянник. Руководитель, предводитель, атаман или подчиненный.
Всегда не до конца, всегда присутствовало то, что жило мимо роли, оставалось вовне - наблюдатель, не вовлеченный в процесс. Иногда он бунтовал - брал на себя бразды правления и вносил существенные коррективы. Прекращал отношения или менял профессию, и отказ от пьянства, адвокатура и развод лучшие тому примеры.
Может быть это был отец, не в прямом смысле, но тот, кто обладал реальной властью - папа, бог, авторитет или голос собственного присутствия - подлинного присутствия.
Менял убеждения, от про-советских до анти, от либертарианства до жесткого, ортодоксального консерватизма, друзей и окружение, квартиры и конторы, профессии и увлечения - от хулиганов до академиков, от лабухов до высоких классиков, ученых до бизнесменов, спортсменов до высших судебных чинов. Вес, прически, гардероб и машины, любимых авторов и позиции в споре.
Менялось все, кроме пола, двух имен, двух национальностей, города и семьи, русского языка, интеллектуальной потребности, внутреннего монолога и вечного предчувствия судьбы. Жгучего интереса к женщине, восхищения мастерством, любви к животным, следования за авторитетами и потребности к высказыванию или импровизации.
В итоге плод раздумий равен факту. Миссия в тайне, особость - в сочетании частей, предназначение скрыто, а роли - роли те же, обычные, привычные, родные, как у других, у множества людей. Муж, дед, отец, нестарый, но мужчина, скрипучий адвокат, вчерашний инженер, завлаб, ходок пешком, атлет. Немного джаза, лес, гитара, любимая, турник, коты, а с фотографий смотрит мама, живой отец и вечные деды.
И корабль плывет, и сословность длится
Думаю над статьей "Лисья шубка, как символ ортодоксального непримиризма", но по-правде хочу создать высокохудожественное полотно о бесконечном чувстве вины перед визгливыми болонками, поэтому сейчас пытаюсь писать популярную песню для ойровидения. Хит с бородой и подспудным смыслом, при этом далеко отстоящий от набивших оскомину принципов тональной организации, блюзовой последовательности аккордов или несносной свинговой ритмики
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
