Владимир Галактионович родился в Житомире 27 июля 1853 в семье уездного судьи. Согласно семейному преданию, дед писателя Афанасий Яковлевич происходил из казацкого рода, восходившего к миргородскому казачьему полковнику Ивану Королю; сестра деда Екатерина Короленко — бабушка академика Вернадского; отец, суровый и замкнутый и вместе с тем неподкупный и справедливый, Галактион Афанасьевич Короленко, имевший чин коллежского асессора и служивший житомирским уездным судьёй, оказал огромное влияние на формирование мировоззрения сына. Впоследствии образ отца был запечатлён писателем в его знаменитой повести «В дурном обществе». Мать, Эвелина Иосифовна, в девичестве Скуревич, была полькой, и польский язык для Владимира стал почти родным с детства. У него были братья - старший Юлиан и младший Илларион, и две младшие сестры, а третья умерла в раннем детстве.
Короленко начал учёбу в польском пансионе, затем учился в Житомирской гимназии, а после того как отец был переведён по службе, продолжил среднее образование в Ровенском реальном училище, окончив его после смерти отца, и уже в 1871 году поступил в Петербургский технологический институт, но из-за материальных трудностей вынужден был его покинуть и перейти в 1874 году на стипендию в Петровскую земледельческую академию в Москве.
С ранних лет он примкнул к революционному народническому движению, и в 1876 году за участие в народнических студенческих кружках был исключён из академии и выслан в Кронштадт под надзор полиции, при этом зарабатывал на жизнь чертёжной работой.
По окончании ссылки возвратился в Петербург и в 1877 поступил в Горный институт. К этому периоду относится начало литературной деятельности - так в июле 1879 года в петербургском журнале «Слово» напечатана первая новелла «Эпизоды из жизни „искателя“», однако проба пера оказалась неудачной — редактор журнала М. Е. Салтыков-Щедрин вернул молодому автору рукопись со словами: «Оно бы и ничего… да зелено… зелено очень».
Весной 1879 года по подозрению в революционной деятельности исключён из института и выслан в Глазов Вятской губернии, затем в Бисеровскую волость с назначением жительства в Берёзовских починках, где пробыл до конца января 1880 года и уже оттуда за самовольную отлучку сослан сначала в вятскую, а затем в Вышневолоцкую пересыльную тюрьму.
Из Вышнего Волочка направлен в Сибирь, но возвращён, и с сентября 1880 года по август 1881 года находится в Перми в качестве политического ссыльного, где служит табельщиком и письмоводителем на железной дороге, дает частные уроки пермским учащимся, в том числе дочери местного фотографа М. М. Гейнрих, ставшей впоследствии женой Д. Н. Мамина-Сибиряка.
В марте 1881 года Короленко отказался от индивидуальной присяги новому царю Александру ІІІ и был выслан в Сибирь, где отбывал срок в Амгинской слободе, и только в 1885 году ему разрешили поселиться в Нижнем Новгороде.
Нижегородское десятилетие — период наиболее плодотворной работы Короленко-писателя, после которого о нём заговорила читающая публика: в 1886 году вышла первая книга «Очерки и рассказы», «Павловские очерки», а настоящим триумфом стал выход таких произведений как «Сон Макара», «В дурном обществе» и «Слепой музыкант».
Он много путешествует, посещает Крым, Кавказ, присутствует на Всемирной выставке в Чикаго (США), результатом которого стала повесть «Без языка».
В 1895—1900 годах Короленко живёт в Петербурге и редактирует журнал «Русское богатство», а в 1900 году поселяется в Полтаве.
Он разоблачал голод 1891—1892 годов, привлёк внимание к «Мултанскому делу», обличал царских карателей, жестоко расправлявшихся с украинскими крестьянами, реакционную политику царского правительства после подавления революции 1905 года, обращал внимание на угнетённое положение евреев в России, был их последовательным и активным защитником, выступал против реакционеров и шовинистов, раздувавших «дело Бейлиса»; в 1900 г. он избран почётным академиком Петербургской академии наук по разряду изящной словесности, но в 1902 году сложил с себя звание академика в знак протеста против исключения из рядов академиков Горького
Еще будучи членом Нижегородской ученой архивной комиссии, он знакомится с архивными документами, относящимися к Пугачевскому восстанию.
К.И. Чуковский рассказывал о том, как «прислушиваясь к беседе Короленко с Тарле», он «впервые увидел, каким глубоким знатоком старины был Владимир Галактионович: русский восемнадцатый век знал во всех тончайших подробностях, и не как дилетант, а как настоящий ученый-исследователь, и в этой области его эрудиция была не ниже эрудиции Тарле.
«Читаю дела и выписываю, - пишет Короленко жене , - c первым томом пугачевских бумаг справился дня в два. Второй оказался содержательнее. Выписок приходится делать очень много. Зато картина встает довольно полная… »
И чем больше он узнавал о Пугачеве, тем более живым представлялось «лицо».
Позже он писал так: «Интересно, что в то время, как «печатный», исторический Пугачев до сих пор остается человеком «без лица», Пугачев легенды – лицо живое, с чертами необыкновенно яркими и прямо-таки реальными, образ цельный, наделенный и недостатками человека, и полумифическим величием царя. Меня самого поразило это, когда я собрал воедино все эти рассказы».
Именно для воссоздания «живого лица» возникла настоятельная необходимость в поездке на Урал (Яик), в те места, которые были колыбелью и ареной Пугачевского движения.
Собирая материал для романа, Короленко встречается со стариками - хранителями пугачевского фольклора, много работает в войсковом архиве, полагая необходимым обратиться и к народной памяти - преданиям, легендам, песням.
