Моя неопубликованная статья.

Равнодушие,
или как на самом видном месте просмотреть проблему.

Недавно я прочла одну книгу, которая называется «Будь моей мамой». Она по-настоящему страшная. Нет, тот язык, которым ведётся повествование, хорош, хоть и перевод тоже. Но сама история заставляет покрываться мурашками.
Говорят, в основе книги лежат реальные события. Это рассказ из жизни женщины-попечителя, уже много лет занимающейся патронажем сложных детей. Восьмилетнюю кроху - героиню истории все считают безнадёжно трудной: из-за агрессивного поведения девочки, смен настроения.
За четыре месяца от неё отказалось пятеро приёмных родителей. Много лет семья ребёнка состоит на учёте, личное дело Джоди настолько огромно, что часто сменяющиеся социальные работники попросту не уделяют ему внимания, пугаясь объёмов. Изредка нехотя посещают на дому, удовлетворяясь поверхностной картиной происходящего в нём, не снимая его обитателей с учёта, но и не пытаясь принять какое-либо решение насчёт детей. И даже когда всех троих, включая Джоди, направляют на попечение, никому не приходит в голову разобраться, какими причинами объясняется неадекватное поведение девочки, которая, среди прочего, ещё под родительским кровом едва не устроила пожар, пытаясь заживо спалить собаку отца. И только новая попечитель, автор книги, старается вникнуть в судьбу ребёнка. Своим участием и добротой добивается доверия маленького зверёныша и, в результате, узнаёт страшные тайны прошлого Джоди. С выяснением «проблем» состояние девочки ухудшается, к сожалению, настолько, что становится очевидным: помочь ей могут лишь специалисты в психиатрии.
Эта история напомнила мне один случай из личной практики.
По образованию я воспитатель. Несколько лет назад подрабатывала летом в детском саду. Дети меня любили.
Среди воспитанников моей группы был мальчик лет 4-5(назовём его А.). Худенький, от природы бледный, всегда одетый в застиранную, пусть и опрятную, одежду, тихий, вежливый. Его приводили раньше прочих. Около половины восьмого. Иногда А. просил моего участия в своих играх, иногда вполне самодостаточно занимался чем-то один; порой что-то увлечённо рассказывал, порой молчал. Но примерно к середине моего периода работы в группе у мальчика случился кризис, явно не связанный с происходящим в саду.
А. стал тревожнее, чаще искал моего внимания, мог всю прогулку проходить со мной за руку, пока другие дети играли. Часто спрашивал напряжённо: «А мама за мной придёт? Когда придёт?» Потом такое поведение стало систематичным. С самого утра он начинал осаждать меня вопросами, каждый раз одними и теми же, но полученные ответы не приносили мальчику успокоения. Тревожность нарастала, пока однажды не перешла в ежеутренние истерики, начинавшиеся, едва мама, приведя А. в группу, уходила.
Он кричал так, что невозможно было просто находиться рядом, бился об пол, визжал. Все попытки успокоить, отвлечь, поддержать со временем перестали действовать. Дальше – хуже. Он бился, как припадочный. В первое время я справлялась сама, в последующие дни приходилось звать врача, работавшего в детском саду. Даже если А. утром удавалось успокоить, мальчик уже к прогулке и тихому часу снова был в панике, придут ли за ним. Однажды, когда и врачу не удалось привести ребёнка в норму, просто вызвали его мать. На мои расспросы, подозревает ли она, что могло стать причиной такого поведения сына, может, проблемы дома, женщина нехотя отвечала: мол, ни А., ни его старшая сестра никогда не ходили в детский сад, вот и плачет. Не знаю, как повлияла на её мнение сцена, когда в одно утро мальчик при ней начал свой истерический припадок (надо заметить, уйти с работы, чтобы сидеть с сыном, она себе позволить не могла).
Каждое утро истерики повторялись, становясь всё страшнее. Его исступленные крики и слёзы ничем нельзя было успокоить. Я пошла советоваться со вторым воспитателем, но в ответ услышала: «Так бывает, ребёнок беспокойный, ты педагог новый». Тогда почему он именно ко мне шёл со своими паническими вопросами? Почему стремился взять за руку, быть рядом, ни на секунду не отходя? Не признак ли это доверия? Я чувствовала беспомощность, по-прежнему пытаясь понять, в чём причина его болезненного страха.
А. не выглядел благополучным, я уже упоминала его застиранную одежду, пусть и чистую, но явно старую. Его тихий характер, на грани зажатости.
А потом однажды забрать мальчика пришёл папа.
Пьяный.
Не капли не стесняясь, он стоял в дверях группы, распространяя вокруг алкогольные пары.
Честно говоря, я так и не смогла узнать, что творилось у А. дома. Осенью по личным обстоятельствам ушла на другую работу.
Но картинка в моей голове до сих пор чёткая, до сих пор она меня тревожит: тихая, словно забитая мама, пьющий неряшливый отец; маленький А., который до страшной истерики боится, что его не заберут из детского сада, попросту – бросят. И абсолютно безразличное отношение педагога, не первый год работающего в группе, где занимается мальчик.
Чем плотнее замыкается вокруг боли маленького человечка кольцо равнодушия взрослых, тем вероятнее, что проблемы вырастут вместе с ним, лишив возможности гармонично развиться, стать полноценной личностью.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 14.06.2017. Моя неопубликованная статья.