Отцы и дети

Валя-Лера: литературный дневник

"Смеркалось". Заезженная фраза романистов-графоманов.
Ну да, на моём личном горизонте смеркается. И я уже подумываю о том, что пора доставать шинель с будёновкой и с боем отвоёвывать личную свободу.
В захватчиках - любимый старший сын.
Тихой, незаметной сапой он присвоил себе право распоряжаться моими желаниями и предпочтениями. Он диктует мне куда и когда я должна поехать, что мне полезно и что нет.
Всё чаще и чаще мы конфликтуем. Он горячится и нервничает, а я... А я незаметно сдаю позиции, чтобы лишний раз его не расстраивать. Ведь у него такая нервная работа и такая ответственность.
Если раньше приезжала к ним в гости на неделю, и этой недели с лихвой хватало, чтобы всех повидать, всех вспомнить, намиловаться с внуками, заскучать по родным пенатам и отбыть по месту жительства, то теперь домой мне приходится прорываться с боем. Мне заявляют, что дом мой там, где они, что одной мне делать нечего в четырёх стенах, что другие бабушки... ну много ещё что говорят, чтобы завиноватить в корень и никуда не отпустить.
Пыталась по-хорошему объяснить, что нельзя покушаться на моё личное пространство, что, слава Богу, ещё в трезвом уме и доброй памяти, что свобода - это то, что если у кого отнять, то не долго продержится человек на земле.
Вроде, понимают, смиряются, ворчат, даже билет покупают.
Но проходит неделя, за время которой я не успеваю ещё насладиться одиночеством и кислородом вольности, как меня начинают бомбардировать звонками, давить на совесть, говорить, что я сама обещала вернуться через...
И опять тоска охватывает душу.
Ну как, как объяснить близким, что я - не малое дитя, мне претит опека, претит сыновий диктат, когда за меня решают, куда пойти, что приобрести, ну и так далее.
Вот, например, вчера случилась небольшая авария. Позвонили родственники, сообщили, что придут в гости. Затеяла испечь пирог, нагрела газовую духовку, открыла дверцу, чтобы поставить форму на противень. Дверца духовки состоит из двух жаропрочных стёкол. И вдруг внутреннее стекло с громким треском взрывается и тысячами осколков осыпается на пол, внутрь духовки, в нижний металлический ящик. Сказать, что я испугалась, ничего не сказать.
Восемнадцать лет служила мне плита верой и правдой. но что-то в ней пошло не так.
Естественно, тут же позвонила младшему. Он решил, что это газ взорвался. Приказал перекрыть плиту. Утром будут решать, что делать.
И вот утром вердикт от старшего сына - старую плиту в утиль, мастер привезёт шкаф и варочную панель. Духовки не будет. Её купят отдельно. Электрическую.
Позвольте: но я не хочу варочную панель. Насмотрелась на неё в гостях. не по душе она мне. И всё тут. Хочу новую газовую плиту, обыкновенную.
Не нужно мне ничего подвешивать. В плите уже есть традиционная духовка.
К тому же шкаф от панели совершенно не вписывается в интерьер кухни.
Опять у меня натянутый разговор с сыном, опять в его голосе осуждение, нетерпение, опять порицание, что я выкаблучиваюсь, что мне хотят как лучше. Смирилась. Завтра привезут нелюбимую панель, тёмный шкаф в мою светлую кухоньку. А купят ли духовку - бабушка надвое сказала. Придётся гостям обходиться без пирогов, пирожных и шарлоток.
Ну вот почему бы не пойти маме навстречу и не купить то, что ей по душе? С чем ей удобно и спокойно? Для чего заставлять мать жить среди вещей сложных, к которым не лежит душа?
Ругаться не хочется, потому что за каждой ссорой приходит отчуждение.
Соглашаться же со всем - чревато незаметно утерей свободы окончательно и бесповоротно.
Или, всё же, сделать по-своему? Шинель и будёновка ждут своего часа и готовы воевать за традиционные кухонные ценности. Ну и за свободу выбора.
У меня есть время подумать до утра.



Другие статьи в литературном дневнике: