Разрушение ада и восстановление его

Ирина Юрская: литературный дневник

Л. Н. Толстой "РАЗРУШЕНИЕ АДА И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЕГО". ЛЕГЕНДА


Это было в то время, когда Христос открывал людям своё Учение. Учение это было так ясно, и следование ему было так легко и так очевидно избавляло людей от зла, что нельзя было не принять его, и ничто не могло удержать его распространения по всему свету.



И Вельзевул, отец и повелитель всех дьяволов, был встревожен.
Он ясно видел, что власть его над людьми кончится навсегда, если только Христос не отречётся от своей проповеди. Он был встревожен, но не унывал и подстрекал покорных ему фарисеев и книжников как можно сильнее оскорблять и мучить Христа, а ученикам Христа советовал бежать и оставить Его одного…


Он надеялся, что страх позорной казни, поругание, оставление Его всеми учениками сделают то, что Христос отречётся от своего Учения, и это уничтожит силу Нового Завета.
Вельзевулу, увы, было недоступно понимание масштаба Духа Христа.


Но всё же распятый Христос по-человечески возгласил: "Боже мой, боже мой, для чего ты меня оставил"…
И Вельзевул возликовал...


Но тут с креста раздались слова: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают"…


И Вельзевул понял, что всё для него пропало…


И Вельзевул видел, как Христос, в светлом сиянии остановился во вратах ада, видел, как грешники от Адама до Иуды вышли из ада, видел, как разбежались все дьяволы, видел, как самые стены ада беззвучно распались на все четыре стороны…


Он не мог более переносить этого и, пронзительно завизжав, провалился сквозь треснувший пол ада в преисподнюю.


II


Прошло 100 лет, 200, 300 лет. Вельзевул продолжал лежать неподвижно во тьме мрака и мёртвой тишине…
Он не помнил и не знал, сколько лет он пребывал во мраке, когда услыхал над собой звуки, похожие на топот ног, стоны, крики, скрежет зубовный…


Вельзевул стал прислушиваться. Он даже не предполагал, что ад мог восстановиться после победы Христа… Вельзевул поднял туловище, … и засвистал тем призывным свистом, которым он в прежние времена призывал к себе своих слуг и помощников.


Тотчас над головой его разверзлось отверстие…
Толпа дьяволов, которые давя друг друга, сыпались из отверстия в преисподнюю, расселась кругом Вельзевула.


Один из дьяволов, в накинутой на плече пелеринке, весь голый и глянцевито-чёрный, с круглым безбородым лицом и огромным отвисшим животом, сидел на корточках перед Вельзевулом…


III
— Что значит этот шум? — спросил Вельзевул, указывая наверх.
— Всё то же, что было всегда, — отвечал дьявол в пелеринке.
— Да разве есть грешники? — спросил Вельзевул.
— Много, — отвечал глянцевитый.



— А как же Учение Того, Кого я не хочу называть? — спросил Вельзевул.


Дьявол в пелеринке оскалился, так что открылись его острые зубы…


— Учение это не мешает нам. Они не следуют ему, — сказал дьявол в пелеринке.


— Да ведь Учение это явно спасает их от нас, и Он засвидетельствовал его своею смертью, — сказал Вельзевул.


— Я ПЕРЕДЕЛАЛ ЕГО, — сказал дьявол в пелеринке.


— Как переделал?
— Так переделал, что люди верят не в Его Учение, а в моё, которое они называют Его именем.


— Как ты сделал это? — спросил Вельзевул.
— Сделалось это само собой...
— Расскажи коротко, — сказал Вельзевул.


Дьявол в пелеринке опустил голову и, не торопясь, начал рассказывать:


— Когда случилось то страшное дело, что ад был разрушен и ты - отец и повелитель наш, удалился от нас, я пошёл в те места, где проповедовалось то самое Учение, которое чуть не погубило нас, чтобы увидеть, как живут люди, исполняющие его.


Я добрался до тех мест и увидал, что люди, живущие по этому Учению, были совершенно счастливы и недоступны нам. Они не сердились друг на друга, не предавались блуду, имели одну жену, не имели имущества, всё считали общим достоянием, и платили добром за зло.


Увидав это, я подумал, что всё пропало, и хотел уже уходить. Но тут случилось обстоятельство, которое показалось мне заслуживающим внимания, и я остался.
Случилось то, что между этими людьми одни считали, что всем надо обрезываться и никому нельзя есть идоложертвенное, а другие считали, что можно не обрезываться и есть всё.


И я стал внушать и тем и другим, что ни той, ни другой стороне никак не надо уступать, так как дело касается служения Богу… Они поверили мне и споры ожесточились… А я стал внушать и тем, и другим, что они могут доказать истинность своего Учения чудесами.


Чудеса не могут доказать истинности учения, но им так хотелось быть правыми, что они поверили мне, и я устроил им чудеса… Они всему верили, что подтверждало их желание быть одними в истине...


Одни говорили, что на них сошли огненные языки, другие говорили, что они видели самого умершего Учителя и многое другое. Они выдумывали то, чего никогда не было, и лгали во имя того, кто назвал нас лжецами, не хуже нас, сами не замечая этого. Одни говорили про других: ваши чудеса не настоящие — наши настоящие, а те говорили про этих: нет, ваши не настоящие, наши настоящие...


Дело шло хорошо, но я боялся, как бы они не увидели слишком очевидного обмана, и тогда я выдумал церковь. И когда они поверили в церковь, я успокоился: я понял, что мы спасены и ад восстановлен.


IV


— Что такое церковь? — строго спросил Вельзевул, не хотевший верить тому, чтобы слуги его были умнее его.
— А церковь — это то, что когда люди лгут и чувствуют, что им не верят, они всегда, ссылаясь на Бога, говорят: ей богу правда то, что я говорю. Это, собственно, и есть церковь, но только с тою особенностью, что люди, признавшие себя церковью, уверяются, что они уже не могут заблуждаться, и потому, какую бы они глупость не сказали, уже не могут от неё отречься. Делается же церковь так: люди уверяют себя и других, что Учитель их, Бог, избрал особенных людей, которые могут правильно толковать Его Учение. Так что люди, считающие себя церковью, считают, что они в истине не потому, что то, что они проповедуют, есть Истина, а потому, что они считают себя едиными законными приемниками учеников самого Учителя Бога…



— Но отчего же церкви перетолковали Учение в нашу пользу? — спросил Вельзевул.


— А сделали это они потому, — продолжил дьявол в пелеринке, — что, признав себя едиными толкователями закона Бога и убедив в этом других, люди эти сделались высшими вершителями судеб людей…



V
— Но ведь Учение было так просто и ясно, — сказал Вельзевул, — что нельзя было перетолковать его.


"Поступай с другим, как хочешь, чтобы поступали с тобой". Как же перетолковать это?


— А на это они, по моему совету, употребляли самые различные способы, — сказал дьявол в пелеринке.


— У людей есть сказка о том, как добрый волшебник, спасая человека от злого, превращает его в зёрнышко пшена и как злой волшебник, превратившись в петуха, готов уже было склевать это зёрнышко, но добрый волшебник высыпал на зернышко меру зёрен. И злой волшебник не мог съесть всех зёрен и не мог найти то, какое ему было нужно. То же сделали и они, по моему совету, с Учением Того, Кто учил, что весь закон в том, чтобы делать другому то, что хочешь, чтобы делали тебе, они признали священным изложением закона Бога.
49 книг и в этих книгах они признали всякое слово произведением Бога — святого Духа.


Второзаконие в Ветхом Завете!!!
Они высыпали на простую, понятную истину такую кучу мнимых священных истин, что стало невозможно ни принять их все, ни найти в них ту, которая одна нужна людям… Это их первый способ.


Второй способ они употребляли более тысячи лет, убивая, сжигая всех тех, кто хочет открыть Истину.


Этот способ уже выходит из употребления - они не сжигают уже людей, пытающихся открыть Истину, но клевещут на них…


Третий же способ в том, что, признавая себя церковью, следовательно, непогрешимыми, они прямо учат, когда им это нужно, противоположному тому, что сказано в писании, предоставляя своим ученикам самим, как они хотят и умеют выпутываться из этих противоречий. Так, например, сказано в писании: "один Учитель у вас Христос, и Отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, который на небесах, и не называйтесь Наставником, ибо один у вас Наставник — Христос", а они говорят: "мы одни отцы и мы одни наставники людей"…


VI
— Неужели у вас по-старому блудники, грабители, убийцы? — весело спросил Вельзевул.
Дьяволы, тоже развеселившись, заговорили все вдруг, желая высказаться перед Вельзевулом.
— Не по-старому, а больше, чем прежде, — кричал один.
— Блудники не помещаются в прежних отделениях, — визжал другой.
— Губители теперешние злее прежних, — выкрикивал третий.
— Не наготовимся топлива для убийц — ревел четвёртый.
— Не говорите все вдруг. А пусть отвечает тот, кого я буду спрашивать. Кто заведует блудом, выходи и расскажи, как ты делаешь это теперь с учениками того, кто запретил переменять жён и сказал, что не должно глядеть на женщин с похотью. Кто заведует блудом?
— Я, — отвечал, подползая ближе к Вельзевулу, бурый женоподобный дьявол с обрюзгшим лицом. Он склонил набок голову и певучим голосом начал говорить так:
— Делаем мы это по старому приёму, употреблённому тобой, нашим отцом и повелителем, ещё в раю и предавшему в нашу власть весь род человеческий. Мы уверяем людей, что настоящий брак состоит не в том, в чём он действительно состоит, в соединении мужчины с женщиной, а в том, чтобы нарядиться в самые лучшие платья, пойти в большое устроенное для этого здание и там, надевши на головы особенные, приготовленные для этого шапки, под звуки разных песен обойти три раза вокруг столика. Мы внушаем людям, что только это есть настоящий брак. И люди, уверившись в этом, считают, что всякое вне этих условий соединение мужчины с женщиной есть простое, ни к чему не обязывающее удовольствие.


VII
— Просто и хорошо, — сказал Вельзевул. — Одобряю. Кто заведует грабителями?
— Я, — отвечал, выступая, крупный дьявол с большими кривыми рогами, с усами, загнутыми кверху, и криво поставленными лапами.


— Тот, кто разрушил ад, — сказал Вельзевул, — учил людей жить, как птицы небесные, и повелевал давать просящему, сказал, что для того, чтобы спастись, надо раздать именье. Как же вы вовлекаете в грабёж людей, которые слышали это?


— А мы делаем это, — сказал дьявол с усами, величественно откидывая назад голову, — точно так же, как это делал наш отец и повелитель при избрании Саула на царство - вместо того, чтобы им перестать грабить друг друга, им выгоднее позволить грабить себя одному человеку, предоставив ему власть надо всем. Нового в нашем способе только то, что для утверждения права грабежа этого одного человека мы ведём этого человека в храм, надеваем на него особенную шапку, сажаем на высокое кресло, даём ему в руки палочку и шарик, мажем его маслом и во имя Бога и Его Сына провозглашаем особу этого помазанного маслом человека священною. Так что грабёж, производимый этой особой, считающийся священной, уже ничем не может быть ограничен.


И оттого священные особы, и их помощники, и помощники помощников — все, не переставая, спокойно и безопасно грабят народ. При этом устанавливают обыкновенно такие законы и порядки, при которых даже без помазания праздное меньшинство всегда может безнаказанно грабить трудящееся большинство… В наше время грабежи безнаказанные, скрытые и вообще готовность к грабежу установилась между людьми такая, что главная цель жизни почти всех людей есть грабеж, умеряемый только борьбою грабителей между собою.


VIII


— Что ж, это хорошо, — сказал Вельзевул. — Но убийства? Кто заведует убийством?
— Я, — отвечал, выступая из толпы, красного цвета дьявол с клыками, острыми рогами и поднятым кверху толстым, неподвижным хвостом.


— Как же ты заставляешь быть убийцами учеников Того, Кто сказал: "не воздавай злом на зло, люби врагов"?


— Делаем это мы и по старому способу, — отвечал красный дьявол, — возбуждая в людях корысть, задор, ненависть, месть, гордость.


IX


— Но убийства на войне? Как вы приводите к ним учеников Того, Кто признал всех людей сынами одного Отца и велел любить врагов?


Красный дьявол оскалился, выпустив изо рта струю огня и дыма, и радостно ударил себя по спине толстым хвостом.


— Делаем мы так: мы внушаем каждому народу, что он, этот народ, есть самый лучший из всех на свете. Deutschland ueber alles ("Германия — выше всех"), Франция, Англия, Россия выше всех, и что этому народу (имярек) надо властвовать над всеми другими народами.


И так как всем народам мы внушали то же самое, то они, постоянно чувствуя себя в опасности от своих соседей, всегда готовятся к защите и озлобляются друг на друга. А чем больше готовится к защите одна сторона и озлобляется за это на своих соседей, тем больше готовятся к защите все остальные и озлобляются друг на друга. Так что теперь все люди, принявшие Учение Того, Кто назвал нас убийцами, все постоянно и преимущественно заняты приготовлениями к убийству…


— Что ж, это остроумно, — сказал Вельзевул после недолгого молчания.


— Но как же свободные от обмана учёные люди не увидали того, что церковь извратила Учение, и не восстановили его?


— А они не могут этого сделать, — самоуверенным голосом сказал, выползая вперёд, чёрный дьявол в мантии…


— Почему? — строго спросил Вельзевул.


Дьявол в мантии, не торопясь, уселся не на корточки, как другие, а по-восточному скрестив ноги, и начал говорить тихим, спокойным голосом:
— Не могут они делать этого, оттого что я постоянно отвлекаю их внимание от того, что они могут и что им нужно знать, и направляю его на то, что им не нужно знать и чего они никогда не узнают.


— Как же ты сделал это?


— Делал и делаю я различно по времени, — отвечал дьявол в мантии.


— В старину я внушал людям, что самое важное для них — это знать подробности об отношении между собою лиц Троицы, о происхождении Христа, об естествах его, о свойстве Бога и т.п. И они много и длинно рассуждали, доказывали, спорили и сердились. Эти рассуждения так занимали их, что они вовсе не думали о том, как им жить. А не думая о том, как им жить, им не нужно было знать того, что говорил им их Учитель о жизни. Потом, когда они запутались в рассуждениях так, что сами перестали понимать то, о чём говорили, я внушал одним, что самое важное для них — это изучить и разъяснить всё то, что написал человек по имени Аристотель, живший тысячи лет тому назад в Греции; другим внушал, что самое важное для них — это найти такой камень, посредством которого можно было бы делать золото, и такой эликсир, который излечивал бы от всех болезней и делал людей бессмертными. И самые умные и ученые из них все свои умственные силы направили на это. Тем же, которые не интересовались этим, я внушал, что самое важное это знать: Земля ли вертится вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли? И когда они узнали, что Земля вертится, а не Солнце, и определили, сколько миллионов верст от Солнца до Земли, то были очень рады, и с тех пор ещё усерднее изучают до сих пор расстояния от звёзд, хотя они знают, что конца этим расстояниям нет и не может быть, и что самое число звезд бесконечно, и знать им это совсем не нужно. Кроме того, я внушил им ещё и то, что им очень нужно и важно знать, как произошли все звери, все червяки, все растения, все бесконечно малые животные. И хотя им это узнать невозможно, потому что животных так же бесконечно много, как и звезд, они на исследования материального мира направляют все свои умственные силы и очень удивляются тому, что, чем больше они узнают того, что им не нужно знать, тем больше остаётся не узнанного ими… Область того, что им удалось узнать становится всё шире и шире, но это нисколько не смущает их, и они, вполне уверенные в важности своих занятий, продолжают исследовать, проповедовать, писать и печатать и переводить с одного языка на другой все свои большей частью ни на что не пригодные исследования…


Я внушаю им, что законов духовной жизни они знать не могут и что всякое религиозное учение, в том числе и Учения Христа, есть заблуждение и суеверие, и что узнать о том, как им надо жить, они могут из придуманной мною для них науки, называемой социологией, состоящее в изучении того, как различно дурно жили прежние люди.


Вместо того, чтобы им самим, по учению Христа постараться жить лучше, они думают, что им надо будет только изучить жизнь прежних людей, и что они из этого изучения выведут общие законы жизни, и для того, чтобы жить хорошо, им надо будет только сообразоваться в своей жизни с этими выдуманными ими законами.


Для того же, чтобы ещё больше укрепить их в обмане, я внушаю им нечто подобное учению церкви, а именно то, что существует некоторая преемственность знаний, которая называется наукой, в что утверждения этой науки так же непогрешимы, как и утверждения церкви. А как только те, которые считаются деятелями науки, уверяются в своей непогрешимости, так они, естественно, провозглашают за несомненные истины самые не только ненужные глупости, от которых они, раз сказавши их, уже не могут отречься…


И до тех пор, пока я буду внушать им уважение к той науке, которую я выдумал для них, они не поймут Учения, которое чуть не погубило нас.


Х
— Очень хорошо, — сказал Вельзевул, — вы стоите награды, и я достойно награжу вас.


— А нас вы забыли, — закричали в несколько голосов остальные разношерстные, маленькие и большие, толстые и худые дьяволы.
— Вы что делаете? — спросил Вельзевул.
— Я — дьявол технических усовершенствований.
— Я — разделения труда.
— Я — путей сообщения.
— Я — книгопечатания.
— Я — искусства.
— Я — медицины.
— Я — культуры.
— Я — воспитания.
— Я — исправления людей.
— Я — одурманивания.
— Я — благотворительности.
— Я — социализма.
— Я — феминизма, — закричали они все вдруг, теснясь вперёд перед лицом Вельзевула.
— Говорите порознь и коротко, — закричал Вельзевул. — Ты, — обратился он к дьяволу технических усовершенствований. — Что ты делаешь?
— Я внушаю людям, что чем больше они сделают вещей и чем скорее они будут делать их, тем это для них будет лучше. И люди, губя свои жизни для произведения вещей, делают их всё больше и больше, несмотря на то, что вещи эти не нужны тем, которые заставляют их делать, и недоступны тем, которые их делают.


— Хорошо. Ну а ты? — обратился Вельзевул к дьяволу разделения труда.


— Я внушаю людям, что, так как делать вещи можно скорее машинами, чем людьми, то надо людей превратить в машины, и они делают это, и люди, превращённые в машины, ненавидят тех, которые сделали это над ними.


— И это хорошо. Ты? — обратился Вельзевул к дьяволу путей сообщения.


— Я внушаю людям, что для их блага им нужно как можно скорее переезжать с места на место. И люди вместо того, чтобы улучшать свою жизнь каждому на своих местах, проводят большую часть её в переездах с места на место...


Вельзевул похвалил и этого.


Выступил дьявол книгопечатания. Его дело, как он объяснил, состоит в том, чтобы как можно большему числу людей сообщить все те гадости, которые делаются к пишутся на свете.


Дьявол искусства объяснил, что он, под видом утешения и возбуждения возвышенных чувств в людях, потворствует их порокам, изображая их в привлекательном виде.


Дьявол медицины объяснил, что их дело обстоит в том, чтобы внушать людям, что самое важное для них дело — это забота о своём теле. А так как забота о своем теле не имеет конца, то люди, заботящиеся с помощью медицины о своём теле, не только забывают о жизни других людей, но и о своей собственной.


Дьявол культуры объяснил, что внушает людям то, что пользование всеми теми делами, которыми заведуют дьяволы технических усовершенствований, разделения труда, путей сообщения, книгопечатания, искусства, медицины, есть нечто вроде добродетели и что человек, пользующийся всем этим, может быть вполне доволен собой и не стараться быть лучше.


Дьявол воспитания объяснил, что он внушает людям, что они могут, живя дурно и даже не зная того, в чем состоит хорошая жизнь, учить детей хорошей жизни.


Дьявол исправления объяснил, что он учит людей тому, что, будучи сами порочны, они могут исправлять порочных людей.


Дьявол одурманивания сказал, что он научает людей тому, что избавит от страданий, производимых дурною жизнью, одурение вином, табаком, опиумом, морфином.


Дьявол благотворительности сказал, что он, внушая людям то, что, грабя пудами и давая ограбленным золотниками, они добродетельны…


— Я — комфорт, я — моды! — кричали и пищали другие дьяволы, подползая к Вельзевулу…


Дьяволы окружили Вельзевула. На одном конце сцепившихся дьяволов был дьявол в пелеринке — изобретатель церкви, на другом конце — дьявол в мантии, изобретатель науки. Дьяволы эти подали друг другу лапы, и круг замкнулся.


И все дьяволы, хохоча, визжа, свистя и порхая, начали, махая и трепля хвостами, кружить и плясать вокруг Вельзевула. Вельзевул же плясал в середине, высоко задирая ноги. А вверху слышались крики, плач, стоны скрежет зубов…



Другие статьи в литературном дневнике: