О символизме в пушкинской прозе. Экскурс III“СТРУКТУРА ОРЕХА – ЯДРО В СКОРЛУПЕ”. Исследователь (Н.К.Гей) ссылается на отзыв газеты “Северная пчела” при появлении сборника Пушкина в 1831 году: “в сей книжке шесть анекдотов” (ук. соч. С.125, прим.7). Но, быть может, рецензент имел в виду не предисловие “От издателя”, а две главы повести “Выстрел”? Отметим, кстати, что в издании 1831 г. оба эпиграфа – из Баратынского и Бестужева – относятся только к первой главе названной повести, а предисловие “От издателя”… вообще отсутствует в оглавлении! (А.С.Пушкин “Повести Белкина”... С.1, 21, 189 второй пагинации). Еще одно сходство структуры “Повестей… Белкина” и романа “Евгений Онегин” указано в недавней работе, посвященной расшифровке пласта литературных намеков в повести “Гробовщик”. Сославшись на мнение Вольтера: “Самые полезные книги те, в которых читатели сами пишут половину” и процитировав августовское 1831 г. письмо Пушкина П.А.Плетневу, в котором предлагается при печатании книги “как можно более оставлять белых мест и как можно шире расставлять строки”, – исследовательница комментирует это пожелание Пушкина, приводя в параллель особенности текста романа “Евгений Онегин”: “при подготовке повестей к изданию Пушкин добивался, чтобы «недомолвки» были зрительно ощутимы в печатном тексте – как типографский пробел. В «Евгении Онегине», как известно, Пушкин использовал пропуск текста как коммуникативно-композиционный прием Визуальный прием обозначения пробела в романе стихах Пушкин пытался применить и в повестях в прозе”. При этом предполагается, что Пушкину, как и в “Евгении Онегине”, примером мог послужить Л.Стерн, “который в «Тристраме Шенди» ввел очень сложную игру печатным текстом. В пушкинское время хорошо были памятны знаменитые «страницы» романа – черная, траурная, и «мраморная» – перед которыми следовало прервать чтение и предаться мыслям, подсказанным автором. Особое внимание привлекала пустая страница”. Исследовательница заключает свое рассуждение словами рассказчика Стерна: “«Истинное уважение, которое автор может оказать вниманию читателя, это дружески поделить с ним разговор и оставить ему кое-что для его собственного воображения». Такой род чтения Пушкин и предлагает своему читателю” (Гляссэ А. О мужичке без шапки, двух бабах, ребеночке в гробике, сапожнике немце и о прочем // Новое литературное обозрение, 1997, № 23. С.97-98). Можно обратить внимание, что, говоря о “белых местах”, Пушкин развивает внутреннюю форму фамилии своего вымышленного повествователя, Белкина. В связь с приведенным рассуждением могут быть поставлены другие наблюдения исследовательницы над пушкинским автокомментарием к потаенной структуре своего прозаического цикла: “Все эти приемы, уводящие внутрь”, – пишет она, – “свидетельствуют о сложной «архитектуре» внутреннего текста, вмещенного в очень тесное пространство и невидимого снаружи. Такая конструкция напоминает структуру ореха – ядро в скорлупе Метафора ореха появляется уже в следующей написанной за «Гробовщиком» повести: в «Станционном смотрителе» Расшифровку значения (и структуры) «орешков» (а одновременно и пояснительный ключ к одному из значений имени Белкина) Пушкин дает в «Сказке о Царе Салтане» <...> Белкины песенки и повести Белкина имеют много общего” (там же. С.101). В связи с этими “метафорическими орешками”, вспомним также дупло, через которое поддерживают тайные сношения персонажи романа “Дубровский” (1832). А их связного, крестьянского мальчика, обзывают: “рыжий заяц”, то есть как бы наполовину белка, складывающая свои запасы в этом “дупле”!
© Copyright: Алексей Юрьевич Панфилов, 2009.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
