О работе Лицейский портрет Пушкина

Эта работа возникла, в известной мере, случайно. Я натолкнулся на портрет Байрона, поразивший меня своим сходством с так называемым "лицейским" портретом Пушкина - акварельным рисунком неизвестного художника-дилетанта, а еще более - с его позднейшими вариациями.

Этот рисунок послужил образцом известного портрета курчавого отрока Пушкина, с мечтательным взором подперевшего щеку рукой и с плащом, перекинутым через плечо. Портрет этот был гравирован Е.Гейтманом для издания поэмы "Кавказский пленник" в 1822 году, и автор его, так же как и "лицейского" портрета Пушкина, до сих пор неизвестен.

Очень похожий рисунок появился накануне, в 1821 году... у самого Пушкина, в рукописи того же "Кавказского пленника". Пушкин изобразил себя также подперевшим щеку рукой (но только - как в зеркале, как на гравировальном клише - противоположной!) и также глядящим вдаль (но только не мечтательным взором отрока, а сердитым взглядом "разочарованного" романтического героя).

Поза Пушкина, его взгляд на трех этих рисунках и обнаруживают их сходство с портретом Байрона. Он был написан (и тоже гравирован) как раз во время учебы Пушкина в Лицее. И мне показалось интересным рассмотреть возможность того, что "лицейский" портрет Пушкина был сознательно ориентирован на портрет Байрона. Английский собрат Пушкина по перу как раз в эти годы начинал сочинять свои знаменитые "восточные поэмы" и песни "Паломничества Чайлд Гарольда", которые создали всеевропейской значимости явление "байронизма".

Тут, конечно, возможны два варианта: либо Пушкин позировал художнику в образе увиденного им на портрете Байрона, либо... он сам и был автором каждого из этих своих изображений, они представляют собой ав-то-порт-ре-ты (что для рисунка в пушкинской рукописи - само собой разумеется). Между прочим, это означает, что уже тогда, в середине 1810-х годов, Пушкин был прекрасно знаком с "байронизмом". Более того, это крупнейшее явление было для него... пройденным, "преодоленным" этапом: "лицейский" портрет Пушкина (а уж тем более - его вариант 1822 года) на фоне байроновского обнаруживает свои юмористические обертоны; начинает смотреться... пародией портрета Байрона и "байронического героя" вообще!

Поясню, что обычно считается, что Пушкин увлекся творчеством Байрона, и даже начал подражать ему лишь с начала 1820-х годов. Он в это время начал писать и издавать свои "южные" поэмы, образующие параллель к поэмам Байрона, - вот, видимо, исследователи простодушно и решили, что это происходило из-за того, что Пушкин им, творчеством Байрона, в это время увлекался. Что поделаешь, творческая, импульсивная натура: что увидит - о том и напишет!...

Я не настаиваю на том, что авторство всех трех "лицейских" изображений принадлежит Пушкину, хотя и склоняюсь к этой версии. Во-первых, авторство можно понимать широко: автор - не только тот, кто водит акварельной кисточкой по бумаге или резцом по металлу, - это также и тот, что, так сказать, "срежиссировал" изображение, создал ту телесную композицию, которую передает художник. В отношении гравера это вообще очевидно: очень часто он переносит на свой материал не собственные, а чужие произведения. Пушкин как раз в эти годы пишет стихотворение "Живописцу", в котором изображает себя... диктующим такую вот программу будущей картины художнику.

А уж в том, что поза Пушкина на лицейском рисунке, подражающая позе Байрона, срежиссирована им - Пушкиным - самим, а не, скажем, Кюхельбекером или Илличевским, - в этом у меня вовсе нет сомнений.

К тому же далее, вглядываясь в детали этих портретов, мы начинаем замечать, что в них запечатлено множество таких художественных идей, решений, которые известны нам... по будущим произведениям Пушкина. Я убежден, что за этим скрывается важная закономерность творческого процесса: художественная идея, которой предстоит воплотиться в каком-либо знаменитом произведении, длительное время созревает в творческом воображении автора. А следовательно: так или иначе может проявиться вовне и задолго до своего окончательного воплощения!

Собственно говоря, за "доказательствами" далеко ходить не надо: эта закономерность была сформулирована не кем иным, как самим Пушкиным. Он писал слово в слово почти то же самое в "<Отрывке из воспоминаний о Дельвиге>":

"Д.<ельвиг> долго обдумывал свои произведения, даже самые мелкие. Он любил в разговорах развивать свои поэтические помыслы, и мы знали его прекрасные создания несколько лет прежде, нежели были они написаны. Но когда наконец он их читал, выраженные в звучных гекзаметрах, они казались нам новыми и неожиданными —

Таким образом Русская его Ид.<иллия>, написанная в самый год его смерти, была в первый раз рассказана мне еще в лицейской зале, после скучного математического класса. — "

Единственное, что тут нужно добавить от себя - это то, что такие вот, по-видимости случайные, по разным поводам оброненные замечания Пушкина имеют в действительности, как правило, парадигматическое значение, а именно: являются важнейшими самопризнаниями поэта о природе своего творчества.

Любопытно, кстати, заметить биографический эпизод, по поводу которого у Пушкина возникло это воспоминание: поутру 10 августа 1830 года, пишет Пушкин, они с Дельвигом зашли в петербургский трактир позавтракать, и "завтрак в трактире напомнил" Дельвигу "повесть, которую намеревался он написать". Таким образом, Пушкин в этом эпизоде изображает Дельвига рассказывающим еще не написанную им повесть (при том, что Дельвиг в своей жизни никаких повестей не писал - разве что подробные прозаические планы идиллий, наподобие того же лицейского рассказа Пушкину). Не буду сейчас останавливаться на этой проблеме, просто шепну читателю, что Пушкин тут рассказывает не столько про Дельвига... сколько про себя, и мы даже представить себе не можем, сколько таких "неизвестных" повестей было рассказано Пушкиным своим современникам! А какая часть из них, в том или ином преломлении, попала в печать?...

Я упоминаю некоторые относящиеся сюда факты в другой своей работе, опубликованной здесь же, на "Прозе.ру". Не могу все же не обратить внимания, что Пушкин приурочивает рассказываемый эпизод из жизни покойного Дельвига к августу 1830 года - то есть времени как раз накануне возникновения "болдинской" прозы, "Повестей покойного (!) Ивана Петровича Белкина". И именно к тому дню, когда Пушкин покидает Петербург, направляясь в Москву, и далее - в Болдино...

Да, кстати: а хронологический разрыв между написанием и рассказыванием идиллии Дельвига, о котором сообщает Пушкин (в Лицее - накануне смерти Дельвига, то есть в начале 30-х годов), - он ведь в точности отражает разрыв между рассказыванием и написанием, по крайней мере, двух из "Повестей... Белкина": до нас дошли воспоминания очевидцев, которые слышали эти повести от Пушкина еще в Лицее!

Как бы то ни было (говорю возвращаясь к теме изобразительного искусства у Пушкина), на приписании всех трех "лицейских" изображений Пушкина - руке Пушкина я не настаиваю. Описанный казус со сходством их с портретом Байрона представился мне заманчивым поводом изложить ряд своих наблюдений над произведениями Пушкина и его литературными взаимоотношениями с современниками; сюжетным стержнем, на который можно было эти наблюдения нанизать.

Часть из этих наблюдений по ходу дела оформилась в отдельные исследования - "Об Александрийском столпе" ("Поэтическое завещание Пушкина") и "Пушкин и Фиваида", которые можно прочитать на "Стихах.ру" и в журнале "Самиздат" ( http://zhurnal.lib.ru/p/panfilow_a_j/fivaida.shtml ). Надеюсь опубликовать и другие.

Может показаться, однако, что эти наблюдения изложены в моей работе чересчур уж прихотливо. В следующих записях "Литературного дневника" я подробнее излагаю "карту" - связь и последовательность их содержания.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 26.08.2009. О работе Лицейский портрет Пушкина