Хочу сбросить творческий вес!

Алекс Хвостов: литературный дневник

Я часто придираюсь к тому, что у меня тяжёлый слог в моих произведениях, особенно в прозе. И этому есть два объяснения: первое – это моё воспитание на классической литературе, от которой я до сих пор не могу толком отделаться, хотя и стараюсь разбавить это всё более современными текстами; и второе – я, в силу своего положения ограничен, в живом общении – оттого, быть может, у меня не то, что слог неповоротливый, но и сюжеты мои порой полу-реалистичные. Чем тяжёлый слог отличается от лёгкого? Ну, одно отличие я указал ранее – это неповоротливость, перегруженность лишними словами… Словом, тем, что текст с таким слогом очень трудно да и скучно читать. Вот приведу вам в пример два текста – один из романа Достоевского «Бедные люди», другой из повести Устиновой «Там, где нас нет».
Достоевский.
«Милостивая государыня, Варвара Алексеевна!
Уведомляю вас, родная моя, что у нас в квартире случилось прежалостное происшествие, истинноистинно жалости достойное! Сегодня, в пятом часу утра, умер у Горшкова маленький. Я не знаю только от чего, скарлатина, что ли, была какая-то, господь его знает! Навестил я этих Горшковых Ну, маточка, вот бедно-то у них! И какой беспорядок! Да и не диво: всё семейство живёт в одной комнате, только что ширмами для благопристойности разгороженной. У них уж и гробик стоит – простеньки, но довольно хорошенький гробик; готовый купили, мальчик-то был лет девяти; надежды, говорят, подавал. А жалость смотреть на них, Варенька! Мать не плачет, но такая грустная и бедная. Им, может быть, и легче, что уж один с плеч долой; а у них ещё двое осталось, грудной да девочка маленькая, так лет шести с небольшим. Что за приятность, в самом деле, видеть, что вот-де страдает ребёнок, да ещё детище родное, а ему и помочь даже нечем! Отец сидит в старом, засаленном фраке, на изломанном стуле. Слёзы текут у него, да, может быть, и не от горести, а так, по привычке, глаза гноятся. Такой он чудной! Всё краснеет, когда с ним заговоришь, смешается и не знает, что отвечать. Маленькая девочка, дочка, стоит, прислонившись к гробу, да такая, бедняжка, скучная, задумчивая! А не люблю я, маточка, Варенька, когда ребёнок задумывается; смотреть неприятно! Кукла какая-то из тряпок на полу возле неё лежит, – не играет; на губах пальчик держит; стоит себе – не пошевелится. Ей хозяйка конфету дала; взяла, а не ела. Грустно, Варенька – а?
Макар Девушкин».


Устинова.
««Скорая» приехала и забрала труп.
Мрачные люди в синих форменных куртках с жёлтыми наклейками разложили брезентовые носилки, кое-как перевалили на них Сиротина – одна рука свалилась, и какая-то женщина подоткнула мёртвую руку под тело, чтоб не болталась. Люди в синих куртках не сразу сообразили, как именно повернуть носилки, чтобы можно было засунуть их в заднюю дверь, и ворчали друг на друга. Они топтались на месте, месили грязными ботинками снег, которого за день выпало очень много, так и сяк перехватывали носилки с Сиротиным и ворчали друг на друга. Потом «Скорая» уехала, и милицейская «Газель» с надписью «Дежурная часть» уехала тоже».
Как можно видеть, последний текст не только легко читается, но даже заводит воображение – случайно ли погиб Сиротин или ему кто-то помог? Если помог – тогда кто?
Вот и я желаю добиться того, чтобы мои творения читались легко и, если не заводили воображение, то хотя бы просто не были скучными. Если можно так сказать, то я бы хотел писать, как летать или кружить в вальсе. Что же касается рассказов Сергея Довлатова, то они мне показались весьма яркими и интересными – и потому данный автор пополнил список моих любимых писателей.
18 05 2016г.



Другие статьи в литературном дневнике: