Эротика грусти и боли.

Алла Даниленко: литературный дневник

НИКОЛАЙ ВРАНГЕЛЬ


Эротика грусти и боли.


Грустно, когда чего-то н;тъ наполовину, когда уходящее медлитъ уйти совс;мъ, а то, что ушло, кажется близкимъ Когда умираетъ одно и еще не родилось другое. Грустно, когда сумрачно; когда снится прежнее, н;жное, больное...
Въ Россіи за посл;дніе полъ-в;ка полюбили грусть; не боль, не отчаяніе, а тихую тоску, бл;дную безысходность. Вечерняя элегія "Сельскаго кладбища" черезъ много л;тъ была переложена на новыя ноты.
И всегдашняя любовь русскаго челов;ка къ печальной мечт; пріобр;ла острый, чувственный отт;нокъ.
Красивымъ стало больное и некрасивое, все, что мучительно.
Самоуниженіе и самобичеваніе героевъ Достоевскаго, черезъ Чехова, постепенно претворилось въ любованіе болью.
И то, что когда-то считалось порочнымъ и низменнымъ, создало культъ, им;ющій ц;лью — сладость собственныхъ мученій.
Гр;хъ и порокъ сд;лались новыми идолами современности, и ихъ названія стали писать съ прописной буквы.
Темнымъ и страшнымъ кошмаромъ, какъ химерическіе зв;ри Среднев;ковья, надвигалась похоть, хватала, рвала, кусала, истощала и душила челов;ка.
Безпощадная, сильная и прекрасная своимъ нечелов;ческимъ ликомъ, мечтательная похоть полонила міръ.
И художники отдались ей, со скрежетомъ борясь съ ея властью.
Такъ посл; женщинъ Достоевскаго пришли героини Врубеля, Сомова, Бальмонта, Сологуба,— вс; покорныя ц;пямъ чувственности.
Грусть породила мечту объ уродливомъ, безобразіе — боль, боль — возбужденіе пола.
"Святыхъ легко отличить, а уродство всегда фигурно — личность въ немъ видна, въ чемъ явное пороковъ превосходство".
Такъ безобразіе въ новомъ символ; в;ры было названо прекраснымъ. Впрочемъ, разница была только для т;хъ, кто еще помнилъ старые символы.
Въ этомъ новомъ поклоненіи уродству таилась радость садиста, какое-то нравственное ут;шеніе за то униженіе, что терпишь, любя уродливое.
Въ ореол; жуткаго соблазна родились новые чувственные экстазы.
"У В;ры отвислыя груди, но я люблю ихъ — ;дко" говоритъ Зиновьева-Аннибалъ въ "Тридиати трехъ уродахъ".
Эта фраза могла быть сказана только въ наши дни.
Такъ совершилось моральное и вн;шнее превращеніе женщины.


Типъ грустной и больной женщины появился сперва въ литератур;, а потомъ перешелъ въ живопись.
Уже у Достоевскаго и Чехова намъ нравились только больныя, страждущія и грустныя.
Сологубъ пошелъ дальше. Въ его творчеств; — квинтессенція современной любовной мечты. Онъ не довольствуется т;мъ мучительнымъ, что даетъ жизнь; онъ искусственно и нарочито придумываетъ физическія и нравственныя страданія. Чаще даже не страданія, а легкія боли.
"Опечаленная нев;ста" сама создаетъ свое горе, радуется и т;шится имъ.
Въ сотняхъ другихъ положеній героини Сологуба испытываютъ физическія ощущенія столь легкой боли, что она граничитъ съ удовольствіемъ.
Гд; тотъ пред;лъ, гд; кончается наслажденіе и начинается боль? О, Сологубъ это знаетъ и всякое ощущеніе красоты сопоставляетъ съ безобразіемъ, всякую радость съ мукой!
Въ "Мелкомъ Б;с;" онъ такъ описываетъ Варвару: "Лицо ея въ св;жемъ челов;к; возбудило бы отвращеніе своимъ дрябло-похотливымъ выраженіемъ, но т;ло у нея было прекрасное, какъ т;ло у н;жной нимфы. съ приставленною къ нему, силою какихъ то презр;нныхъ чаръ, головою увядшей блудницы. И это восхитительное т;ло для этихъ двухъ пьяныхъ и грязныхъ людишекъ являлось только источникомъ низкаго соблазна. Такъ это и часто бываетъ,— и воистину въ нашемъ в;к; надлежитъ красот; б_ы_т_ь п_о_п_р_а_н_н_о_й и п_о_р_у_г_а_н_н_о_й".
Какъ любитъ Сологубъ подчеркивать неуловимость грани между болью и наслажденіемъ! И какъ любитъ неясныя ощущенія, которыя вызываютъ непонятныя чувства, почти всегда грустныя. Щекотка н;жная, тихая, раздражающая, бол;зненная и пріятная — вотъ мечта его желаній: "Александра Ивановна пошла изъ дверей. Въ с;няхъ теплыя подъ ногами шатались и скрип;ли доски сорнаго пола, и какія-то щелочки да песчинки весело и забавно щекотали конецъ ногъ".
Маленькія ноги Нины — "Опечаленной нев;сты" — такія же чуткія, щекотки боятся.
"Плотный, мелкій, укутанный волнами песокъ сообщалъ ея стопамъ свою теплую хрупкость и влажность. Слегка щекоталъ конецъ н;жныхъ ногъ, еще не загруб;вшихъ отъ частыхъ прикосновеній къ милому песку земныхъ взморій".
Въ "Старомъ дом;" ноги Наташи такія же чуткія:
"Ступеньки неширокой внутренней л;стницы изъ мезонина внизъ тихо скрип;ли подъ легкими Наташиными ногами, и жесткое ощущеніе досчатаго холоднаго пола подъ теплыми ногами было забавно весело".
Такъ см;шивается "жесткое" съ "забавно-веселымъ", но иногда и только же стокое доставляетъ радость. Поэтъ любить т;ло женщины, какъ мучительное и больное наслажденіе, адъ и рай одновременно.
Этотъ садъ пытокъ влечетъ и мучаетъ притягательно.
И, добравшись до него, хочется терзать его, это т;ло, преступное и дивно-н;жное, хочется бить и мучить его въ отместку.
Хочется красными рубцами боли и маленькими алыми рубинами крови покрыть мраморную б;лизну:


"Разстегни свои застежки и завязки развяжи.
Т;ло, жаждущее боли, нестыдливо обнажи.
Опусти къ узорамъ темнымъ отуманенный твой взоръ,
Закрасн;йся и засм;йся и ложися на коверъ".


Такъ говорить Сологубъ, и опять чудятся слова "Мелкаго б;са": "Въ нашемъ в;к; надлежитъ красот; быть попранной и поруганной".
Въ живописи еще ярче, ч;мъ въ литератур;, вырастаетъ новый типъ желанной женщины, больной, мечтательной и грустной, см;сь сентиментализма временъ "Б;дной Лизы" съ порочными мечтами современности.
И странное сочетаніе гр;ха и наивной чистоты производитъ острое и щемящее впечатл;ніе.
Женщины Сомова — съ лицами д;вочекъ — вс; грустны и печальны, измучены и больны, но въ этихъ страданіяхъ виноваты он; сами.
Доброд;тельная "Б;дная Лиза" была несчастной жертвой судьбы; женщины Сомова собственной гр;ховной жизнью создаютъ свои мученія.
Въ нихъ такъ много извращенности, что он; даже не могутъ быть настоящими; он; только призраки далекаго и заманчиваго, изысканно-порочнаго позапрошлаго в;ка.
"Le bаin de lа Mаrquise" Александра Бенуа какъ бы символизируетъ развратную наготу когда-то давно, давно умершей блудницы.
И лишь одинъ живой челов;къ, и то негръ, и то сквозь шелку, можетъ смотр;ть на ея чары...
Сомовъ и Бенуа прекрасно поняли, что только недоступное будетъ всегда желанно.


Воскресили и пустили въ среду живыхъ этихъ куколъ-людей, которыя милы намъ своей отдаленностью.
И жуткая нагота ихъ т;лъ, и некрасивость лицъ особенно изысканно-притягательны.
В;дь челов;къ современности не можетъ себ; представить Соблазнительницу или Мечту съ классическими чертами.
Въ этихъ исканіяхъ "некрасивой красоты" я опять вижу эротику боли. И снова чудится: "Въ нашемъ в;к; надлежитъ красот; быть попранной и поруганной"...





Другие статьи в литературном дневнике: