Генеральный прокурор стоял у окна и дрожал. Ему было страшно. Возле дома бурлил народ. Сотня недовольных граждан с транспарантами и палками, они кричали и чего-то требовали. Всех их Генпрокурор знал в лицо - это бывшие его последственные, в основном, бизнесмены, у которых отнимали фирмы и предприятия, журналисты, которых привлекали к ответственности, якобы, за оскорбление и раскрытие гостайн, священники, которых пытали лишь за то, то они читали молитвы, а не цитаты из книг прокурора и президента, правозащитники и простые люди, которые пришлись не по вкусу власти. Все они сидели по многу лет, но вот в стране началась революция, и их освободили. Теперь они были здесь, надеясь, что тот, кто их репрессировал, предстанет перед судом, будет привлечен к ответственности.
Милиционеры, охранявшие сутки назад его дом, сбежали. Они не собирались жертвовать собой ради коррумпированного чиновника. Это они его, генпрокурора, раньше боялись и уважали, а сейчас скрылись в толпе, переодевшись в гражданское. И получается так, что генпрокурор остался наедине с теми, кого сейчас боялся. Ему было ясно, что его предали и бросили другие чиновники, с которыми был увязан в коррупции и в репрессиях против народа. Впрочем, тем тоже было сейчас несладко - революция только начинала свой размах по стране, всем сейчас от власти было несладко: кого-то вешали, кого-то расстреливали, кого-то отправляли в местную "Бастилию" для суда.
Генпрокурор собирал чемоданы. Нет, там были не одежда - пачки долларов, единственная защита от революционеров, как ему вначале казалось. Но только никто их не собирал, едва генпрокурор начал выкидывать их из окна. Он надеялся, что люди начнут подбирать с асфальта деньги, и позабудут, зачем они сюда пришли, а он, прокурор, сумеет выскользнуть из дома. Увы, идея не сработала, бывшие осужденные сурово смотрели на разлетавшие по улице зеленые бумажки и продолжали стоять и угрожающе выкрикивать.
"Блин, не подкупить их", - процедил сквозь зубы генпрокурор. Что же делать? Нужно спасать свою шкуру! - это была единственная его мысль, и ради нее он был готов пожертвовать многим, естественно, не собой, а жизнями других.
"Совсем как в Октябрьской революции, когда большевики штурмовали Зимний Дворец", - почему-то пришло сравнение в голову генпрокурора, когда он острожно, сквозь занавески разглядывал толпу у дома. И тут он вспомнил, что вроде бы бывший глава временного российского правительства Керенский бежал, переодевшись в женщину. Конечно, это был миф, но миф весьма практический к сегодняшней ситуации.
"Это же мысль!" - прошептал он и повернулся к жене, которая стояла позади него вся бледная и напуганная.
- Давай мне свою одежду и косметику, - потребовал генпрокурор.
- Вай, для чего? - поразилась она.
- Увидишь, - ответил он. Жена принесла все, что он потребовал.
Генпрокурор переоделся в женское платье, накрасил лицо, прицепил парик, схватил сумочку с деньгами и вышел в коридор. Он действительно смахивал сейчас на даму, только излишне объемную по фигуре и с дурным вкусом на парфюмерию и косметику.
- Ты уходишь? - спросила супруга.
- Не беспокойся, за тобой вернусь, - соврал генпрокурор. Он знал, что не вернется. Ему бы умотнуть за границу, где особняки и бабло в банках. Можно жить на широкую ногу и не вспоминать домочадцев на родине. Пускай жена отвечает перед революционерами за его делишки, ему на нее уже наплевать.
Он вышел к толпе. Те не признали в нем генпрокурора и спокойно пропустили - с женщинами никто воевать не собирался, им нужен был тот, кто незаконно арестовывал и фабриковал уголовные дела, кто пытал и мучил в стенах прокуратуры.
Тихо радуясь своей свободе, генпрокурор проскользнул на другую улицу и двинулся дальше. Он не заметил как привлек внимание Марата, известного насильника-маньяка, который извращенными способами насиловал женщин, а потом их убивал. Только его генпрокурор за большие деньги освободил от ответственности и посадил вместо него другого, совершенно постороннего человека. Деньги всегда замазывали совесть генпрокурора.
Но теперь он не знал, что Марат в эти неспокойные дни продолжал удовлетворять свои патологические страсти, и генпрокурор теперь становился его сороковой жертвой...
