О писателях писателям

Стасия Князева: литературный дневник

Всю жизнь меня учили относиться к вещам сложно, словно поливать кактус нужно с лицом дипломата, вернувшегося с саммита ЕС по коронавирусу. О нет, в мире не существует того, что можно решить как два пальца об асфальт.


Включи безуминку, словно тебя покусал паук-нахихи-пробивашка. О да, людям интересны Джокеры и Куклачевы, люди хотят хвататься за животики и кататься на бетонном полу от смеха.


Скучный, умный автор, это не ты. Я же знаю (ты знаешь), что в голове у тебя скачут умные обезьяны с ружьями, готовые пульнуть шуткой в момент, когда людям это меньше всего надо. Убираем вонючие штампы и (ха!) уходим из бу-бу-бу-журналистики.


Будь необычной, как светящейся торшер, вилку которого уже давно выдернули из розетки. Будь речным камнем, который плавает на поверхности розовой воды в Турции и не тонет. Будь чем-то, что люди берегут, как чернобелые фотографии бабушки и дедушки в молодости. Твоя 70-летняя жизнь дана, чтобы ты нес счастье людям, и его больше не надо было искать в подвале с фонариком. Привет, мой свет!


Не пиши, а играй со своим воображаемым мишкой из фильмов ужасов, которого ты, на самом деле, не боишься.


Внутри, в глубинах черепа и в районе надпочечников светится чувство, которое тебе записали на «жесткий диск» другие. Они, в попытках ощутить себя единственными оловяными солдатиками в настольной игре, пытаются выжать из тебя самолюбие. Взяв осколки тебя, они режут твои руки и ноги, честь и совесть, вызывая чувство вины за окровавленные останки. Кладут теплую ладонь тебе на затылок и толкают назад в переполненный автобус, чтобы ты не глотнул свежего воздуха. Оставайся затхлым и одиноким, сиди в своей черепной коробке, не двигайся, не дыши. Иначе не смогут дышать они.


Если ты готов ловить собой стрелы, морщась, обрывать их, и снова расставлять руки в стороны, становясь в позу мишени, — ты подходишь для того, что стать писателем. Невротиком, который балансирует между гранями разума, который в один момент здоров, а в следующий — стоит на карнизе своего воображаемого мира творчества и заносит ногу, чтобы навсегда закрыть за собой дверь в писательскую карьеру.


Каждый раз, выдавая текст на публику, он убирает воображаемое стекло между собой и другими, как будто бы призванное защитить.


Купаясь в обрывках мыслей самокритики, дрожащей рукой заваривая третью порцию кофе, зажигая сигарету, забывая, — он пытается продолжать получать удовольствие от самого факта жизни. От того, что где-то в другом месте его нет и так же нет подвижных гор самоуничтожения, сосущей грусти и нездоровой радости вдоха и выхода.
«Я сделал» говорит человек и выходит в мир автокатастроф и занятых лиц за признанием. Впрочем, людей так же волнует его труд, как и то, какая погода будет здесь в этом месте через год. Пока кто-то не остановит их на улице и не покажет пальцем на лужу крови на асфальте, то интереса в их жизни не случится.


Умение испускать лужи крови, купаться в них, не стыдиться и выворачивать себя наизнанку — за это их любят.


Грань между мертвыми и ожившими персонажами тонка, как пена нахлынувшей на берег Партенита волны. Вот их вроде бы нет, они больше напоминают картонные скульптуры: несуразные, медленные и неуклюжие. У них нет рта и настоящей жизни. И ты постоянно борешься с чувством жалости и желанием утопить, словно слепых котят. Через тысячелетия борьбы ты осознаешь, что больше не надо лепить, резать и кроить. Они стали настоящими и теперь, вместо того, чтобы вести их, тебе приходится сдерживать поводок этого бешеного бульдога, который рвется облаять соседей и пометить все кусты у подъезда. Ты извиняется и, криво улыбаясь, признаешь их существование.



Другие статьи в литературном дневнике: