В. Соловей ОМ 24. 11. 2020

Татьяна Ригсельга: литературный дневник

Государственная дума одобрила во втором чтении президентский законопроект о госсовете. Что это будет за орган?


В.Соловей; Я полагаю, что этот орган должен быть похож одновременно на ЦК КПСС и Политбюро. То есть есть Госсовет, в нем будет еще какая-то надстроечка внутренняя, которая и будет, как предполагается руководить страной в тот момент, когда президент будет чрезвычайно слаб, или президент станет зицпредседателем.


Н.Росебашвили; Вы имеете слабость физическую или политическую?


В.Соловей; Я думаю, что в России это неразрывно связанные понятия, по крайней мере, в случае действующего президента. Для всякого другого президента он будет политически настолько слаб и ничтожен, что Госсовет будет абсолютно необходим.


Н.Росебашвили; Необходим. Будет ли он независим?


В.Соловей; Президент или Госсовет?


Н.Росебашвили; И то и другое, давайте так.


В.Соловей; Это очень интересный вопрос. И это, конечно, зависит от конкретной наполняемости. То есть смысл органу придают те люди, которые в нем состоят. От того, кто президент, кто возглавляет Госсовет. В настоящий момент речь идет о том, — это, собственно, заложено в законе, чтобы президент одновременно возглавлял и Госсовет, чтобы не допустить двоевластия. Но фактически, я думаю, ситуация двоевластия может возникнуть в следующем году в связи с теми пертурбациями, которые могут происходить.


Н.Росебашвили; А вы можете расшифровать, двоевластие — кого мы имеем в виду под этим словом?


В.Соловей; Мне сейчас трудно представить, какой это будет конкретный сценарий. Но приблизительно, может, так. Если президент примет предложение, которое ему настоятельно делают, рекомендуют и даже навязывают — провести досрочные президентские выборы, то вот представьте себе, президент является главой Госсовета, а в это время все начинают обращать свои взоры в сторону того, кто выступает его сменщиком, его преемником. Одновременно есть отчетливое понимание того, что этот преемник должен быть слабее Владимира Владимировича. Ну, вот эта модель Путин и Медведев, и Медведев — один из возможных преемников оказывается на президентском посту — это я рассказываю, как это может быть в теории, — то он может просуществовать на этом посту ровно до того момента, пока президент, уже ставший главой Госсовета, сохраняет свою дееспособность.


Н.Росебашвили; Я только хотела спросить: неужели Путину можно что-то навязать?


В.Соловей; Навязать нет, но настойчиво предложить можно, тем паче, если он сам находится в некоторых ограничительных обстоятельствах. Все же мы зависим от чего-то, Нино. Нет же человека, обладающего абсолютной свободой воли. Даже президент России к числу таковых титанов не относится.


Н.Росебашвили; А от чего он зависит?


В.Соловей; От собственного здоровья, допустим. Ну, хотя бы.


Н.Росебашвили; Сказал Валерий Дмитриевич и хитро улыбнулся. Друзья, если вы этого не видите, подключайтесь к нашей трансляции…


В.Соловей; Нино, дорогая, ведь все социальные сети в России, все Телеграм-каналы, часть мировой прессы тематизированы сейчас сообщениям о возможном досрочном уходе президента по причине недомогания. Это центральная новость в отношении России без преувеличения.



Н.Росебашвили; Но, честно говоря, мы видели эту новость в таблоидах чаще всего.


В.Соловей; Ну, почему в таблоидах? Вся итальянская пресса, включая правительственные издания. Daily Mail — это таблоид, да, но Sun — бульварная газета. Два уважаемых японских канала. Программа все мировые СМИ. Financial Times вчера опровергала эту новость, считает, что это преждевременно. Но как только вы начинаете опровергать, вы систематизируете медийное и общественное пространство этой темой. Это и есть центральная новость в отношении перспектив Российской Федерации.


Н.Росебашвили; Валерий Дмитриевич, а как понять, что это не утка?


В.Соловей; А это зависит от нашего взгляда на действительность. Есть реальность, которая творится, а есть реальное положение вещей. И у нас будет прекрасная возможность в 21-м году проверить, насколько медийная реальность, тематизированность массмедиа совпадает с реальностью, которую мы назвали бы антропологической. С моей точки зрения совпадения будут составлять 100%. Но я никого не собираюсь в этом уверять. Время само подскажет. Оно лучший советчик.


Н.Росебашвили; Допустим, происходит транзит, все эти масштабные, глобальные изменения в российской политической системе. В какой роли остается Путин, как вы это видите?


В.Соловей; Путин остается в роли, которую ему сейчас отводят, и, возможно, он отводит себе сам — некого мудрого патриарха, который наблюдает из какого-то удаленного места, кельи за тем, что творят преемники. Но фактически всё будет не так, поскольку уже сейчас есть люди и силы в ближайшем окружении Владимира Владимировича, которые хотят, чтобы было не так, и чтобы этот сценарий был сломан, сорван и разорван в клочья. Они приложат к этому все возможные и невозможные усилия.


Н.Росебашвили; Для меня, честно говоря, удивительно. Владимир Путин, который так осторожно относился к своему окружению, держал руку на пульсе, как он допустил возникновение таких людей рядом с собой?


В.Соловей; Дело в том, что жизнь же продолжается, кто-то приходит, кто-то уходит, а жизнь продолжается. Люди думают о своей жизни, о своих карьерах, о своем месте в истории после Владимира Владимировича. Это же процесс жизни. Время приходит, время уходит, а земля остается вовеки. И амбиция у этих людей остается вовеки.


Он, действительно, подбирал себе и подобрал довольно лояльную команду, надо отдать должное. Он смог. Эти люди от него зависят. Но они уже прекрасно знают, начиная с января, что ситуация кардинально переменится, поэтому они не могут не думать в категориях постпутнского будущего. Потому что все-таки они мыслящие существа, хотя некоторые из них мыслят не очень качественно, но, тем не менее, мыслящие, и это нас отличает от животных.


Н.Росебашвили; К вам на сайт «Эхо Москвы» пришел вопрос от слушателя: «Как вы считаете, изменится или сохранится в том же виде путинская модель управления в случае ухода или полного отхода от дел ее лидера?» Это первая часть вопроса, давайте на нее ответим.


В.Соловей; В любом случае система управления должна претерпеть изменения. Так это планируется, подчеркну. Есть намерения. Но, я думаю, что всё будет разрушено, когда начнется процесс транзита, точнее, он перейдет в публичную плоскость. Он уже сейчас идет. Он просто не виден. Когда бульдоги грызутся под ковром, мы этого не видим. Только рычание недовольное доносится. Так что процесс управления Россией у нас…



Слушатель интересуется: «Если система изменится исключительно по одной причине — смена ее нынешнего лидера, то, скорее в какую сторону — оттепели, еще больших заморозков или вообще разбалансируется до неуправляемого состояния?


В.Соловей; Третий ответ: разбалансировка до неуправляемого состояния. Это будет масштабный политический кризис, самый масштабный, начиная с 91-го года.


Н.Росебашвили; В чем будет заключаться этот кризис?


В.Соловей; Он будет состоять в том, что вся путинская система, включая систему управления, то есть не только политическое управление, но и социально-экономическое обрушится. Обрушится в силу совпадения ряда обстоятельств: как действия игроков этой системы — миноритарные акционеры хотя ее изменить, чтобы получить больше, так и в силу включения других игроков и, я полагаю, что общества. У него откроется великолепный шанс повлиять на свою судьбу.


И, в конечном счете, с моей точки зрения, будет завершено великое дело, начатое в августе 91-го года. То есть будет завершена демократическая революция в России. В России можно будет установить новую Российскую республику. Старая республика уже погибла. Она пришла к своему исчерпанию с внесением правок в Конституцию. Речь идет об учреждении новой Российской республики, не больше, но не меньше.


Н.Росебашвили; Давайте тогда поговорим о людях, которые могут возглавить эту новую Российскую Республику. Кто это может быть?


В.Соловей; Нино, это может быть люди, как частью нам известные, в том числе, часть элиты или чиновников второго эшелона, часть оппозиционеров, так и люди нам совершенно неизвестные. Вот я сейчас занимаюсь гражданской деятельностью, фактически политической, и я вижу замечательных, потрясающих людей, цельных, сильных, мужественных из регионов, которые могут вполне занять любую позицию. У меня в этом нет никаких сомнений.


Н.Росебашвили; Я хотела просто вас спросить, а вот эти обломки системы, они пустят новых людей? Они же буду цепляться за штанины, пытаться их ухватить за щиколотку.


В.Соловей; Конечно, будут цепляться. Но, что делать? Придется очень быстро через это всё пройти. Если настроены что-то изменить — помните знаменитую фразу Черчилля — «Если ты идешь через ад, иди и не останавливайся. А нам придется пройти через ад. Надо смотреть на это открытыми глазами. Мы пройдем через него, не останавливаясь.


Н.Росебашвили; Мы как-то с вами ушли в очень эмоциональную плоскость. Даже не знаю, как вас спросить про выборы 21-го года. Это всё кажется таким мелким.


В.Соловей; Нино, но ведь ни вы, ни я не эмоциональны. Выборы, с моей точки зрения, станут замечательным триггером для массовых протестов, для политического кризиса. Я считаю, что лучше ничего и придумать нельзя.


Н.Росебашвили; А почему, например, муниципальные выборы тоже по своей сути были триггером, но ни к чему не привели? Почему в этот раз всё должно сработать?


В.Соловей; Нино, нет никаких гарантий, естественно, потому что массовая динамика непредсказуема. Но сейчас, мне кажется, шансы на то, что общенациональные выборы — это принципиальное отличие, которое общество выделяет: общенациональные выборы и региональные, — имеют некоторое значение. И плюс надо понимать, что это последний шанс на что-то повлиять, что-то изменить.


Н.Росебашвили; Последний?


В.Соловей; Да, это последний шанс будет изменить Россию.


Н.Росебашвили; А что будет, если мы не воспользуемся этим шансом? Мы — это я, естественно, не про нас с вами…


В.Соловей; Почему? Это мы с вами, конечно, Нино. Вы же гражданин России, я тоже. Это наш с вами шанс, безусловно. Мы сейчас стоим перед дилеммой: или мучительное умирание нации в той системе, которую для нее создали, или выступление нации против этой системы. Поскольку эта система критически ослабевает в данный момент (в следующем году она будет гораздо слабее), этой системе надо будет бросить вызов. Тем паче, что часть системообразующих элементов готово вступить с обществом в союз, но ему надо, чтобы это общество проявилось, показало хоть как-то, что оно существует.


Так что у нас будет прекрасный шанс повлиять на нашу судьбу, исторический шанс без всякого преувеличения. Это высокая честь, которая выпадает людям.


- Если мы сейчас в сторону разговоры про смертельные болезни оставим, какие еще сигналы?


В.Соловей; А страна не управляется. Смотрите, что творится с пандемией ковида.


Н.Росебашвили; Так она везде такая.


В.Соловей; Нет, ну что вы! Нет лекарств. Вы хотите сказать, что в мире в Европе нет лекарств? Есть лекарства. Нет простейших антибиотиков, нет коек. Наоборот врачей, ничего не хватает. И власть на всё плюет, не говоря о том, что она скрывает подлинную картину происходящего. Ей просто на всё наплевать глубоко и последовательно. Это означает, что управляемость государства на всех уровнях начинает рассыпаться. И это вам скажет любой человек, занимающих любой пост или имеющий любой бизнес в любом регионе. Власти нет, она отсутствует, как таковая. То есть она ничего не делает. Она считает, что, может быть, оно как-то само собой разрешится и рассосется. Она имитирует свое присутствие. Центральная власть требует отсчета. И плюс она наращивает репрессивный аппарат. И всё законотворчество, которое мы сейчас наблюдаем в Думе, частью это спешное законотворчество для подготовки транзита, а частью (это тоже связано с транзитом) — это ужесточение репрессивных мер.


Больше ничего власть не делает. Ее нет просто, понимаете? Всё сплошная имитация. Ну, и плюс они с ужасом готовятся к американским санкциям.



Н.Росебашвили; Честно говоря, скажу сейчас от себя, но мне кажется, Российская Федерация оставляет впечатление огромной страны, но очень разрозненной изнутри как минимум на уровне граждан. Потому что всем, кажется, все равно, на то, что происходит в соседнем регионе, в соседней республике и так далее. Что может стать этим объединяющим звеном, что ли, чтобы, Москвы, например, не только сочувствовала, но и участвовала в делах Хабаровска?


В.Соловей; Нино, это верное наблюдение. К сожалению, оно справедливо. Во многом эта разобщенность достигнуто усилиями власти, которая решает нас возможности выражения любой солидарности, разрушает любые горизонтальные связи. Но, я думаю, что если дело начнет сдвигаться одновременно в Москве и еще в нескольких крупных городах, то этот эффект общенациональной солидарности он будет запущен. Потому что, Москва, так уж повелось в истории России, задает политические смыслы целой стране, выступает в роли камертона. Так что, я думаю, что будущее все-таки не столь неприглядно, как настоящее.


Н.Росебашвили; А может ли это движение родиться под давлением всех тех ограничительных законов, которые сейчас принимаются и каким-то невероятным темпом?


В.Соловей; Да, может. Но это всегда происходит неожиданно для наблюдателя. Ни одно такое движение, такая массовая динамика никем не была предвидена. То есть можно говорить предварительно о ее сроках, но нельзя точно указать, как правило, ни месяц, иногда даже год нельзя указать, когда эта динамика возникает. И только постфактум, то есть уже зная процесс, мы начинаем объяснять, что ней привели вот эти репрессивные законы, то, сё, пятое-десятое, и что власть вела себя таким глупейшим образом, как будто специально провоцировала массовые выступления. И сейчас в России это самое происходит. Когда они начнутся, я точно не знаю. Что еще надо для того, чтобы они начались? Но повод будет, как всегда, не соответствующий последствиям. Сам по себе повод, вот та спичка, которую поднесли к сухому хворосту, иногда оказывается даже случайной. Ненамеренно подносят. Я не знаю, что будет непосредственным поводом.





Другие статьи в литературном дневнике:

  • 25.11.2020. В. Соловей ОМ 24. 11. 2020