И. Петровская; Тут же к этому, мне кажется, вполне уместно подверстать выпуск YouTube-канала «Редакция», где Константином Гольденцвайгом был сделан большой спецрепортаж из Покрова буквально от порога колонии ИК-2, где сейчас содержится Алексей Навальный.
Хотя он явно сделан до того, как пришли эти крайне тревожные известия о резком ухудшении здоровья Алексея, но он очень показательный с точки зрения того, как промыты мозги у людей. Вот это меня потрясло там больше всего. Ты видела этот выпуск?
И. Петровская; Да, там были маленькие, какие-то небольшие кусочки опроса, а тут весь выпуск, собственно, этому посвящен: как живут и что делают люди непосредственно вблизи от этой колонии. Причем важно, что это люди, не сидевшие в колонии и не работающие в этой колонии.
И вот тут все, кто это смотрит и предполагает, что люди в состоянии фильтровать то, что им рассказывают по телевизору о Навальном, в состоянии смотреть что-то дополнительное и таким образом формировать какую-то свою собственную точку зрения — вот все эти люди будут, к сожалению, посрамлены и крайне разочарованы. И это всегда самое потрясающее в такого рода программах.
Люди, которые до этого жалуются, как они тяжело живут, как у них течет крыша, проваливается фундамент, как нет дорог и многое другое, и что власть не чешется, чтобы это всё исправить — как только Константин задает им очень аккуратно вопрос, что они думают про Навального, начинается какая-то просто неподдельная, немотивированная ненависть и ярость.
Одни говорят: «И правильно, пусть сидит!», другие несут несусветную ахинею про то, что с Навальным сюда придет фашизм. И почти всем (а по-моему, вообще всем) Константин задает вопрос: «Это вы по телевизору слышали?». И они отвечают: «Да, по телевизору». Вот главный источник знаний и света!
И там есть еще один потрясающий герой. Это сын Венечки Ерофеева, Венедикта Ерофеева — тоже Венедикт, который живет тоже где-то там под Покровом, в какой-то совсем сельской местности, который рассказывает, что иногда, когда у кого-то из соседей ломается телевизор, они приходят смотреть телевизор к нему. И угадайте, что они в первую очередь смотрят?
К. Ларина; «60 минут», Скабееву.
И. Петровская; Да, «любимая Олечка». Вот как раньше «любимая Валечка» про дикторов и так далее. И это, конечно, абсолютно другая реальность, которую мы себе — городские, продвинутые, либеральные, интеллектуальные, начитанные, насмотренные — вообще не представляем, пока не найдутся люди с микрофоном и камерой, которые не поедут и не поспрашивают.
К. Ларина; Могу тебе сказать, Ира, что, к сожалению, эта реальность никак не связана с географией.
Увы, это параллельная реальность. Вот я, как человек, который вот уже год сидит не в Москве, а совсем даже на территории Евросоюза, в прекрасной стране, могу тебе сказать, что здесь именно та самая другая реальность, если мы говорим о русской публике.
Русские люди — русскоязычные, российские, которые живут здесь — они в большинстве своем те самые жители Покрова, для которых Олечка — святая женщина, которые смотрят круглые сутки всё то, что ты так любишь смотреть. Только они это делают бесплатно и с огромным удовольствием. И у них точно такие же промытые мозги, как у персонажей из сюжета «Редакции».
Это к вопросу… Тут я вынуждена признать свое фиаско, свое поражение, потому что я всё время как попугай здесь повторяю, что телевизор ушел, телевизор ушел, все смотрят только интернет, только YouTube. Фигня! Телевизор никуда не ушел! Публика, которая его смотрела — она его и смотрит. Она его привезла с собой сюда! Она его возит везде! Эта публика с телевизором под мышкой едет в Америку, во Францию, в Англию. Их везде полно. И в Покрове — одни и те же люди. Просто уровень жизни разный, а люди те же.
К. Ларина; Я тоже хотела вернуться к этому Покрову и к Косте Гольденцвайгу, который делал этот репортаж. Там есть еще. Ты назвала Венедикта Ерофеева-младшего, который сначала меня ужасно напугал каким-то своим обликом. Мне показалось, что это совсем какой-то персонаж из пьесы «На дне» Горького. То есть человек такой — называется «бич». Помнишь, была такая аббревиатура в советское время? Бывший интеллигентный человек. То есть человек, который когда-то… Как Барон «На дне» — я это имею в виду.
А потом я поняла, что в нем, безусловно, есть вот эта отцовская ирония и обреченность, безусловно, тоже. Он прекрасно понимает, где он живет и какие люди его окружают. И когда ты говорила, я как раз очень хотела вспомнить цитату, которую ты знаешь, и которой очень не хватило, как раз когда они говорили о народе.
И. Петровская; Про глаза?
К. Ларина; Да-да. «Зато у моего народа — какие глаза! Они постоянно навыкате — но никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого смысла — но зато какая мощь! Какая духовная мощь! Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Что бы ни случилось с моей страной, во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий — эти глаза не сморгнут. Им всё божья роса». Венедикт Ерофеев.
И. Петровская; Да, потрясающая. Опять же, зайдем на тему через уличный опрос. Это был большой репортаж. После того, как этот скопинский выродок уже вышел, был большой репортаж на «Дожде». В основном там не было маньяка — он был только в кадрах оперативной съемки. Там были люди на улицах. Там была одна из этих девушек, которые были узницами.
И вот там, когда на улице города Скопина… Короче говоря, на улицах этого маленького городка под Рязанью тоже спрашивают женщин, как они относятся к тому, что теперь здесь у них под боком будет проживать вот такое. И что ты думаешь? Очень милая пожилая женщина отвечает: «Ну что ж, он свое отсидел. Ведь он же девчонок-то живых оставил. Он не убил. Пусть живет». Вот этот другой, еще один поворот. И вторая примерно так же отвечает.
То есть это, как бы пусть и задним числом, не выраженный ужас от того, что он сотворил, ну и отчасти ужас от того, что он, как простой советский человек, будет рядом под боком проживать. А вот это вдруг какая-то неожиданная эмпатия, возникшая совершенно непонятно от чего. Еще не было, заметим, этого произведения Ксении Собчак. «Но ведь не убил же». Действительно, хороший, в целом неплохой человек.
К. Ларина; Да, Сашу Сулим вы наверняка помните. Она корреспондент «Медузы» и корреспондент «Редакции». Она занималась темой «ангарского маньяка-
80 убийств. И Саша с ним разговаривала, естественно, в колонии, к нему приехала.
Если сравнить два этих материала — который делала Саша Сулим… Кстати, она буквально недавно выпустила книжку, целиком посвященную этому делу. Если у Сулим это как бы рассказ, почти журналистское расследование…
И. Петровская; Это не почти — это самое настоящее. Она 3 года его делала — с 2018 года вела эту тему. Не тему про то, каким был маньяк, а тему про то, как его ловили, не могли и не хотели поймать.
А «произведение» Собчак — это, конечно, абсолютное… для меня это разговор двух психопатов. Это абсолютно очевидно для меня лично. Причем у обоих болезни похожие — это такое абсолютный нарциссизм в крайней форме.
Чем всё это кончится для Ксении Собчак, я не знаю. Но мне кажется, что пора остановиться. Уже почти поздно, потому что несет уже за такие берега, за такие кручи. ... болевой порог снижают у так называемого «своего» зрителя, читателя. Когда они пытаются доказать, что всё можно. В данном случае, мне кажется (сюда как раз очень хорошо можно пристегнуть Сашу Сулим), вопрос целеполагания: зачем ты это делаешь и как ты это делаешь.
К. Ларина; Люди хотят видеть!
И. Петровская; Да, это люди, именно! Они всё время путают курицу и яйцо, спрос и предложение. «Люди хотят! Если бы они не стали это смотреть, конечно, мы бы не стали это делать». И поэтому телевизор, о чем я и пишу в своей колонке, в общем-то, первым начал разрабатывать эту золотоносную жилу. И маньяки там — маньяки, уроды, душегубы, подонки, выродки — сыпались там как из рога изобилия. Я даже кое-что пересмотрела.
Ира, чтобы не пересказывать, внятно объясни тем, кто не понимает: а что такого? Что не так, скажи!
И. Петровская; Очень коротко: что не так. Муж Ксении Собчак Богомолов попытался объяснить, что это очень важная для общества попытка исследовать границы добра и зла и объяснить всем нам, как обыденно зло. Это такая популярная формулировка — банальность зла, обыденность зла. И прекрасный вывод: все мы эти Моховы. Или, по крайней мере, у нас рядом на лестничной клетке живет такой Мохов, а мы просто его не видим или боимся себе признаться.
Мне кажется, это абсолютное лукавство, лицемерие и подмена понятий. Потому что, во-первых, это исключительное явление — этот Мохов. И Ксения не исследует границы между добром и злом. Она оставляет добро за порогом и идет на территорию зла.
К. Ларина; Еще хочет ему понравиться.
И. Петровская; Именно! Благодаря такой абсолютной обыденности разговора о том о сём… Мы сексуальное насилие в извращенной форме называем сексом. Любовью мы это называем, всё время подменяя понятия.
К. Ларина; Спрашивает: «В какой позе вы это делали?».
И. Петровская; Это вообще омерзительно. Из-за этого она легализует это зло и делает его обыденным. И поэтому права тетенька, которая говорит: «Но он же не убил». И он говорит: «Я же мог убить, но я не убил». И смакование всех этих подробностей… Это не исследование — это смакование.
Ее интересует вот это всё — то, о чем, что называется, вы сами хотели, но боялись спросить. Ее интересует, как, сколько. Она льстит ему, когда говорит: «Ого-го, вы можете за ночь 3 раза!». Он говорит: «А что такого?», и улыбается, сверля своим отвратным, сальным взглядом декольте до пупа, извините, у Ксении Собчак. Она с ним кокетничает, она с ним улыбается, она даже смеется!
И. Петровская; Естественно, о том и речь! Поэтому какое может быть сравнение? Никакого не может быть сравнения, а только лишь одно тошнотворное ощущение, что тебя погружают (конечно, опять же, вольному воля — каждый может), заставляют эти смрадные миазмы вдыхать. И таким образом тебя никуда не поднимают, а вместе с ними ты опускаешься в эту выгребную яму, где они сидят...
