Gregory Kataev
27 января в 21:39 ·
ОСВЕНЦИМ. О БОГЕ - НИ СЛОВА.
В 1980 старинной подруге нашей семьи Соне Анджеевской (Ландау), гражданке ФРГ, известной под литературным псевдонимом Кристина Живульская, впервые с конца 60-х дали советскую визу в Москву. В 1968 она вместе с двумя сыновьями уехала из осоветизировавшейся Польши и больше туда никогда не возвращалась.
Она написала книгу "Я пережила Освенцим". На Западе она была издана несколько раз. У нас, в Советском Союзе, ее тоже издали, но с большими купюрами. Некоторые описания были признаны советской цензурой слишком травмирующими для советских читателей.
Родители пригласили Кристину в ресторан "София" - около нас на Маяковке (сейчас там ресторан KFC). Мы сидели за столиком около большого низкого окна, выходившим прямо на площадь Маяковского напротив его памятника. Папа рассказывал о репетициях и концерте "Страстей по Матфею" Баха, которые он исполнял с Латвийским Гос. оркестром и хором в Домском соборе в Риге. Беседа перешла на тему бога. Кристина молчала. В какой-то момент мама спросила об ее отношении к какому-то вопросу, связанному с богом и верой.
Кристина положила нож и вилку, аккуратно вытерела рот салфеткой и в тишине (был день и в ресторане почти никого не было) мягко сказала - привожу ее ответ практически дословно, настолько сильное впечатление он произвел на нас:
- Люба, Виталий, дорогие, простите меня... Я не могу говорить о боге. Этого понятия для меня не существует. Очень давно. После Освенцима. Слушать разговоры на эту тему мне смешно и трудно. Я видела, как зимой большую группу людей, мужчин и женщин всех вместе, раздели догола и заставили стоять на улице, на холоде. Это было наказание за что-то какого-то барака почти целиком. Когда люди стали возмущаться, на них спустили собак. Вы не знаете, что это за собаки - эти концлагерные злые немецкие овчарки. Они кинулись на совершенно голых людей, кусая их куда угодно, вцепляясь в любые части тела. Люди дико кричали. Такого крика я никогда не слышала и никогда его не забуду. Я смотрела на это из заднего верхнего окна прачечной. Я думала я сама умру. Солдаты и служащие охраны стояли и с презрением - с презрением! - наблюдали за этой чудовищной кровавой сценой. Потом кто-то из немцев что-то крикнул и солдаты оттащили собак. Я не могла смотреть на искусанных, голых, всех в крови, многих уже лежащих на земле, стонущих, с диким страхом в глазах людей. И не могла пошевелиться. Я не могла ни отвести взгляд, ни сделать какое-либо движение. Я была будто в параличе. Меня оттащила от окна моя подруга. Но пошевелиться я не могла не только от ужаса, но от того, что мне будто пришло невероятное осознание. Мне стало ясно, что бога не существует. По крайней мере в нашем человеческом мире - его нет. И фраза, что бог действует руками людей, обрела для меня ужасающий смысл. Мне стало ясно, что можно делать всё, что угодно. Что человек с другим человеком может делать всё, что угодно. Можно заживо отпиливать другому ногу, и небо не рухнет на землю. Что всё допустимо. Поэтому со мной говорить о боге не надо. Сейчас уже - кроме иронии у меня это понятие ничего не вызывает.
В полной тишине она встала, взяла свою сумочку и, явно с трудом сдерживаясь, сказала:
- Простите, я отойду на минуту...
Помню, я чуть не заплакал, и мама молча погладила меня по плечу. А папа, поставив локти на стол и поддерживая подбородок соединенными в один кулак руками, смотрел куда-то в окно.
