Свободный художник
Бывают такие моменты, когда Марина не опаздывает на наши деловые авантюры. В это субботнее, солнечное утро был именно такой праздник. Она приехала за мной педантично вовремя, чем снискало мое уважение, а настроение было праздничным. Мы отправились на "охоту"
Ну как "охоту", просто я нашел продавца натурального молока и было интересно провести эксперимент: на сколько трудно варить сыр в домашних условиях и смогу ли я это сделать.
Владелец коровы живет в сорока километрах от Минска и если просчитывать логистику, скажу честно, не выгодно. Особенно с учетом того, что цену на молоко он поднял на зимний период внушительно, почти в два раза. Но пробовать надо, что бы понять многое.
Первое - это, могу ли я этим заниматься, интересно ли мне будет. Зацепит ли меня сыроварение, или просто пройти мимо.
Второе - это, понять сам процесс таинства. Ну, хотя бы, для того, что бы было что вспомнить. Есть люди, которые ходят на кулинарные курсы, а есть Лохматов, который идет в магазин или на рынок, закупает продукты и творит, а может вытворяет тишине кухонных стен, когда ни кто не мешает и под "горячую" руку не лезет.
Дорога к человеку была "ровная" и мы достаточно быстро отыскали нужный поселок. Лишь там заплутали и позвонили хозяину молочных рек и кисельных берегов, что бы он "осветил" нам дорогу к его фазенде.
Действительно, без дополнительной инструкции найти его дом было не просто. Он, как и я, обзавелся хутором, стоящим на отшибе и чуть в стороне от основной деревни.
Дорога в сторону его "лежбища" была весьма разбита, и в какой то момент я даже испугался, что мы "просядим" в ямах и нас придется вытаскивать трактором. Но машинка Марины оказалась живучей, а мой опыт "копания" колесами в грязи достаточным. Мы медленно и уверенно подъехали к его дому, следуя четко инструкциям, полученным по телефону.
Как я сказал, хутор стоял на отшибе и представлял из себя старую избу, а рядом строившейся новый, добротный дом из клеенного бруса.
Позади жилых строений прятались хозяйственные постройки.
Нам на встречу выбежал симпатичный пес и принялся лаять, а следом за ним появилась "творческая личность", сам хозяин фермы.
Как оказалось это был достаточно молодой человек, видимо увлекшийся дауншифтингом, и посвятивший свою жизнь свободе, свежему воздуху, здоровой пище и самое главное "что хочу, то и вытворяю, или творю" в зависимости от ситуации.
"Интересный типаж" в моей голове пронеслась мысль. Что то мне везет последнее время на типажи.
Собака прекратила лаять как только я вышел из машины и дал себя обнюхать.
Я последнее время заметил, что меня принимают все собаки, куда бы я не приезжал. Что это? Запах моей Моники говорит о том, что я собаковод и со мной можно дружить, или я сам их так быстро к себе располагаю? В любом случаи на меня долго не лают.
Я как то сразу почувствовал себя в своей тарелке на этом хуторе и с хозяином быстро завязался конструктивный разговор.
Это был типичный "свободный художник": высокий, худощавый парень, с достаточно длинными волосами в виде каре, только волос был слегка вьющийся и не мытый. Вся одежда на нем была весьма грязная, я бы даже сказал "засаленная", что вселяло в меня не которую брезгливость. Он в таком виде напомнил мне нашего Эдуарда до того момента, пока в доме не появилась его женщина, Наталья. Она быстро взяла его в свои руки и привела в порядок.
Видимо в данной ситуации женщины не было или в порядок приводить не надо было.
Про себя я его назвал "Раскольников".
Старый дом, в котором он обитал, был бестолкова усеян каким то хламом. По середине кухни стоял стол, возле стены два холодильника и два алюминиевых бидона, в которых, видимо хранилось молоко, за которым мы приехали в такую даль.
Глядя на "Раскольникова" и на его обстановку, я понял почему до сих пор не решился на эксперимент, сродни "народовольцев", и не переехал в деревню, на всегда покинув пленительные огни большого города. Видимо я боялся получить именно такой видон человека.
Стоит подождать, и если туда перемещаться, ближе к природе, то с более комфортными условиями проживания.
Из разговора я выяснил, что у Раскольникова три коровы, свиньи и козы.
Такая информация дала повод уважать его. Он достаточно грамотно рассказывал о своем ведении хозяйства и было видно, что в отличии от меня, делом занят уже длительное время.
рассказывая о цене на сено, коровах и рентабельности выращивания картофеля, он наливал в наши пластмассовые фляги молоко.
Слушать его было одно удовольствие. За пять минут я узнал все о ценах на зерно и сено, о том, что местный фермер бывший председатель колхоза и как хозяин никудышный предприниматель. О том, что Раскольников предпочитает свиней откармливать на сало, а на молоко клиентов хоть отбавляй.
Перелив молоко в наши фляги он пригласил приехать на чай и рассказать о своих познаниях в сельскохозяйственной науке.
Если честно, то предложение было заманчивое. Я бы приехал, и даже уже хотел сказать "да", но обвел еще раз всю его домашнюю обстановку, посмотрел на его "засаленные" штаны и тулупчик, понял, что состояния чашек для чая, по теории вероятности, близко к его виду. Желание пить чай тут же отпало. Помешала моя брезгливость. Хотя человек был интересный, но я понимал, что молоко покупать я у него больше не буду, ибо этот продукт у меня всегда ассоциировался с белым цветом, белыми халатами и чистотой.
Если бы не моё огромное желание попробовать варить сегодня сыр, я бы даже попытался соскочить с темы и не брать это молоко, но желание было сильное. И надо сказать сыр получился хороший.
Уже выезжая со двора Раскольникова я заметил в саду сруб дерева, на котором висела целая куча разноцветных ленточек.
М-да! Свободный художник и дауншифтинг - это сила, но не моё. Мы, с ребятами, пойдем медленно и более цивилизованно.
Сюжетик VII
Николай Васильевич Верещагин
Лейтенант флота в отставке
Прежде чем начать основное повествование, хочу привести строчку, знакомую, вероятно, каждому, кто дал себе труд одолеть русскую грамоту: «Вороне как-то Бог послал кусочек сыра...».
Басню эту мы все когда-то заучивали наизусть, но едва ли кому пришло в голову полюбопытствовать - а какой именно сыр послал Бог вороне? Какого сорта и чьей выделки? Грюйерский? Эментальский? Эдамский? Чеддер? Бакштейн? Лимбургский? Рокфор? Куломье? Камамбер?.. Ответить сложно. Значительно проще сказать, каким этот сыр точно не был и быть не мог. А не мог он быть ни пошехонским, ни костромским, ни дорогобужским, ни медынским, ни тем паче советским. И по той простой причине, что в те годы, когда Иван Андреевич написал свою басню, помянутых сортов - как и вообще русских сортов сыра - попросту не существовало. Как не существовало русской сыро- и маслодельной промышленности. Как не было ни единого русского мастера-сыровара. Сыр почитался тогда пищей «господской», русский простолюдин его в жизни своей не пробовал, и такое положение дел сохранялось до 60-х годов XIX века. Быть может, сохранялось бы оно и дольше, но...
Случилось так, что некий флотский лейтенант испросил вдруг отставку и занялся совершенно не своим делом.
* * *
Николай Васильевич Верещагин родился в 1839 году в г. Череповце Новгородской губернии, а первые годы детства щи шел в отцовском имении Пертовке на берегу р. Шексны. Когда Николеньке минул десятый год, его вместе с братом Василием (будущим художником-баталистом) отправили в Петербургский Морской корпус... «Моряков среди Верещагиных пшеог да не водилось, — писал позже Николай Васильевич, и Богу единому ведомо, с чего б это вдруг папенька наш, сам отродясь моря не видевший, надумал определить нас по флотской части. Нос фантазиями родительскими дети тогда не спорили».
В1854 г., когда Николай был уже произведен в гардемарины, союзные войска высадились под Севастополем, а в следующем году соединенный англо-французский флот явился в непосредственной близости русской столицы. Летнюю (а точнее - боевую) практику гардемарин Верещагин проходил на канонерке «Бурун», несколько раз участвовал в перестрелках с противником и по представлению адмирала Мофета получил первую свою награду - бронзовую медаль с надписью «На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во век». Новое царствование Николай Васильевич встретил уже мичманом, а в 1858 г. получил дозволение начальства («не в пример другим», т. е. в порядке исключения) посещать лекции в Петербургском университете...
Россия жила тогда в предощущении скорых и благотворных перемен. Сообщение о начале крестьянской реформы вызвало в «образованном обществе» взрыв энтузиазма. «Это было время, — писал современник, — когда в окне, прорубленном Петром I, новый государь позволил открыть форточку...» Сотни способных молодых людей оставляли тогда государственную службу, полагая, что «делу народному» надо служить непременно «в гуще народной». Николай Васильевич не стал исключением, и 6 февраля 1861 г., едва достигнув лейтенантского чина, вышел в отставку «за болезнью». С подобной же «болезнью» покинули флот и два его близких товарища, лейтенанты Владимир Бландов и Григорий Бирилев, составившие все вместе знаменитую впоследствии «морскую троицу»...
В те годы самыми популярными деятелями Великой реформы были, несомненно, «мировые посредники», представлявшие, по словам историка, «самый цвет русского дворянства».
И первейшей их задачей было улаживание земельных споров, и потому непременными качествами настоящего «мирового» были «рассудительность, неподдельная доброта, честность и /долготерпение». В Череповецком уезде таким посредником стал отставной лейтенант Верещагин и пребывал в этой должности больше трех лет... «Неотвязной моей мыслью, — говорил он потом, — была тогда мысль об улучшении крестьянских хозяйств, а средством к этому я полагал усиленное использование удобрений». Основным удобрением тогда был навоз, его главным «поставщиком» была корова, помянув же корову, нельзя не вспомнить о молоке... Бландов и Бирилев жили неподалеку, едва ли не в соседних уездах, товарищи часто встречались, и всякий разговор Николай Васильевич неизменно переводил разговор на «молочную» тему.
Наш крестьянин, — рассуждал он, — держит корову более для навоза, нежели для молока... В посты же молока не потребляют совсем, и в эти дни корову не кормят, а лишь подкармливают, чтобы не дать ей совсем околеть... А в году постных дней больше половины, помножим их на средний удой и получим убытку до 12 рублей серебром на каждый двор... Такая вот арифметика!
Бирилев усмехнулся:
Ну и что же ты предлагаешь? Отменить посты?
Нет. Я предлагаю лишь научиться сохранять молоко.
Сохранять? И каким же способом?
Теперь настал черед усмехнуться Верещагину.
Способ довольно толково изложил еще Гомер. А полный процесс изготовления сыра ты можешь найти у Колумеллы.
Так было сказано слово: СЫР. Затем отставной лейтенант приступил к делу. Но тут его ждали немалые трудности...
Первую сыроварню Николай Васильевич задумал устроить в отцовском имении, но Верещагин-отец отнесся к его предложению скептически.
Найди сначала толкового мастера, — посоветовал он.
Мастера бывший лейтенант и бывший мировой посредник
разыскать не сумел, но зато приметил у соседа-помещика девицу Танечку, недавнюю крепостную, с которой и обвенчался. Верещагин-отец воспылал по сему поводу нешуточным гневом, а Верещагин-сын созвал на совет «морскую троицу». Разговор у старых товарищей получился вполне конструктивный.
«Европу, — вспоминал позже Бландов, — мы поделили на части... Я предпочел обучаться в Швеции, Бирилев явно склонялся к сыроделию голландскому, сам же Николай Васильевич выбрал себе самую сложную школу - швейцарскую...»
Весной 1865 г. молодые супруги пересекли границу Альпийской республики. Рекомендательное письмо, которым сумел запастись Николай Васильевич, оказалось документом весьма действенным - перед русским отставным офицером распахнулись двери лучших в стране сыроварен. За три месяца Верещагин последовательно прошел все ступеньки швейцарской школы - начиная с уборки навоза и кончая собственно приготовлением сыров. Супруга его Татьяна тоже училась... русской грамоте! В один из дней, когда Николай Васильевич работал над запиской о питательных свойствах растительности на горе Молезон, его вдруг навестил младший брат Василий - тоже отставной моряк и почти уже состоявшийся художник... Несколько дней спустя в Пертовку пошли два письма.
Николай - родителям: «Сообщаю вам, дорогие... что у меня гостил брат Вася!.. Учение идет ему впрок, он имеет крупные достижения. Дорогие мои... я теперь в вашей помощи нуждаться не буду, поэтому прошу денег мне больше не присылать, а Васе денег не жалейте... Я думаю, не за горами то время, когда он удивит своими картинами не только Вас, но и широкую публику...».
Василий - отцу: «В Женеве я был у брата Николая! Большое и полезное дело он затевает, отец! Прошу тебя, не жадничай! Подкинь ему деньжонок, да побольше, если можешь. Ты уж лучше мне не присылай, я перебьюсь как-нибудь. А Кольке не жалей, окупится на общественном деле!..»
Возвратившись на родину, Николай Васильевич направил секретарю Вольного Экономического Общества (ВЭО) профессору А.И. Ходневу записку с предложением «сделать опыт устройства артельных сыроварен». В октябре 1865 года собрание ВЭО постановило выделить Верещагину финансовую помощь и «не требовать возмещения затрат», ибо, как было подчеркнуто, «это будет первая общественная крестьянская сыроварня России». Будущее свое «дело» Николай Васильевич полагал устроить поблизости от родных мест, в изобильной сочными травами пойме реки Шексны, но ВЭО распорядилось иначе: помощь Верещагину была выделена из процентов так называемого яковлевского капитала, завещанного с тем условием, что направлен он будет «на улучшение хозяйства Твереской губернии»...
— Не плачь! — утешал супругу Николай Васильевич. — Не пропали же мы за горами швейцарскими... Не пропадем и здесь!
Адрес у будущего «сырного дела» был такой: Тверская губерния, Корчевский уезд, пустошь Александровка... Писатель Салтыков-Щедрин однажды прошелся желчным своим пером и по этому уезду. «Что в Корчеве родится? — вопрошал он. — Морковь! Так и та потому, что сеяли свеклу, а посеяли бы морковь - непременно уродился бы хрен. Ясно, что человеку промышленному, предприимчивому ездить сюда незачем».
Касательно хрена и свеклы - разговор отдельный, а вот насчет «человека промышленного» Михаил Евграфович попал точнехонько пальцем в небо - предприимчивости Верещагину было не занимать, и дело ему в здешнем уезде нашлось!
Пустошь Александровна представляла собою две курных избы. Лучшую Верещагин оборудовал под сырню, вторую приспособил под жилье. Всю работу на крохотном заводике выполняли два человека - сам Николай Васильевич и жена его Татьяна Ивановна (которая вскоре разрешилась и первенцем - сыном Кузьмой)... А10 марта 1866 г. Н.В. Верещагин заключил с местными крестьянами договор, в котором говорилось: «Мы, нижеподписавшиеся домохозяева... деревень Коромыслово, Отроковичи, Горки согласились между собой сносить всё молоко в одно место и выделывать из него лучшей доброты сыр и масло, для чего заводим артель под названьем «Отроковской сыроваренной артели...» Вскоре в Отроковичи началось паломничество любопытных из окрестных губерний. В том же 1866 г. в 7 верстах от Отроковичей, в селе Видгощ появилась вторая сыроварня. Через два года вокруг них заработало ещё семь артельных сыроварен... А в 1868 г., совершая путешествие по России, верещагинские заводы посетил Великий Князь Алексей Александрович. Сопровождавший его А.А. Зеленой (министр земледелия) высказал намерение «повергнуть на Всемилостивейшее воззрение заслуги... Верещагина». По сему поводу состоялась ревизия ВЭО, которую возглавлял не кто иной, как Д.И. Менделеев, и к новому 1870 году Н.В. Верещагин был пожалован орденом Св. Анны... Кстати! Первый доклад об открытии периодического закона (известного всем как «таблица Менделеева») делал не сам открыватель, а его близкий друг и коллега проф. Н.А. Меншуткин. Почему? Да потому что Дмитрий Иванович в это время гостил в Александровской пустоши, где постигал основы сыроварения и по очереди с Верещагиным доил корову по кличке «Нянька»... В 1868 г. Николай Васильевич начал хлопотать об учреждении правительственной школы молочного хозяйства. Всё решилось накануне 1871 г. в кабинете министра финансов М.Х. Рейтерна, который дружески потрепал Верещагина по плечу:
— Не волнуйтесь, голубчик! Деньги будут. Это я вам обещаю... Как моряк моряку!
(Михаил Христофорович моря вблизи никогда не видел, но зато несколько лет возглавлял канцелярию Морского ведомства и по праву считал себя человеком флотским.)
Деньги действительно нашлись, и школа открылась весной 1871 году неподалеку от Твери в селе Едимоново... Впоследствии она прогремит на всю Россию! Кроме грамоты и счета, в ней обучали делать сгущенное молоко (изобретение Верещагина), честер, бакштейн, зеленый и французский сыры, сливочное масло... И там же, в Едимонове, удалось наконец освоить выделку «капризного» швейцарского сыра, но прежде пришлось оборудовать подвал с особым температурным режимом и устроить лабораторию...
С 1868 года Верещагин трудился уже с товарищами и помощниками. Один из «морской троицы», лейтенант Владимир Иванович Бландов, обучавшийся сыроварению в Швеции, проявил наряду с профессиональным умением и редкостную деловую хватку. В Ярославской губернии он устроил несколько сыроварен, заведовал артельным складом в Москве (который из «беспризорного» превратил в доходнейшее предприятие), основал фирму «Братья Бландовы», построил первый в Москве молочный завод и сделался в конце концов миллионером... Лейтенант Григорий Александрович Бирилев, сам будучи помещиком-землевладельцем, тоже действовал весьма энергично. На его землях в Пошехонском уезде были поставлены сразу три артельных завода, производившие несколько сортов масла и специальной выделки «русско-швейцарский» сыр, известный теперь каждому под названием «Пошехонский»...
Время шло. Дело, начатое когда-то в курной избе в Александровке, приобретало гигантский размах, в него включались тысячи людей... С открытием Сибирской железной дороги в Тобольскую губернию выехал выпускник едимоновской школы В.Ф.Сокульский. По прибытии он организовал в дер. Марево первую в Сибири маслодельную артель, за два года к
ней добавилось еще девять, а в 1899 году в Тобольской губернии работало уже 80 артельных заводов! И в том же году Сибирь экспортировала в Европу более миллиона пудов масла на сумму 13 миллионов рублей... Как только пошли за границу первые «масляные» составы, Верещагин отслеживал путь их движения, обдумывал, как устранить задержки, хищения и порчу масла в пути... Весной 1899 года тот же Сокульский 230 сопровождал первый холодильный поезд, который шел через весь континент, минуя перекупщиков, и затем груз его на специально зафрахтованном пароходе под наблюдением сибирских кооператоров был доставлен в английскую столицу - точно к биржевому дню лондонского «масляного» рынка!
Цифры такие. В 1865 году Россия не вывезла в Европу ни грамма сливочного масла. В 1905 году экспорт русского масла (97 процентов которого давала Сибирь) составил уже два с половиной миллиона пудов на сумму 30 миллионов рублей, а в 1910 году продукция молочных кооперативов России оценивалась более чем в 1 миллиард рублей, и только за масло, проданное за рубеж, страна получила в два раза больше золота, чем было добыто в том же году на всех золотоносных приисках...
Николай Васильевич Верещагин скончался 13 марта 1907 года в родной Пертовке - «окруженный, как писали тогда, - вниманием и любовью детей и внуков»... А двадцать с небольшим лет спустя сын его, Кузьма Николаевич, уничтожил («на всякий случай») большую часть его личного архива.
В 1931 году был закрыт последний «верещагинский» научный журнал, и в это же время по негласной команде «компетентных органов» имя Николая Васильевича было вымарано из всех печатных изданий и в дальнейшем «к упоминанию не рекомендовано»...
Пертовки больше нет - на ее месте разлилось Рыбинское водохранилище. Могилу отставного лейтенанта флота тоже искать бесполезно - над нею колышутся те же воды... «Верещагинского» масла нет - есть масло «Вологодское». Верещагинского молока нет - оно называется теперь просто «сгущенное». Сыра «верещагинского» тоже нет... а ведь был когда-то!
Грустно, милостивые государи.
... из книги В.Чистякова "Под прекрасным флагом"
Другие статьи в литературном дневнике:
