В зюзю пьяная Лена рыдала на моем плече, пряча лицо глубоко в мою байку. Я старательно прижимал ее к себе, стараясь заглушить ее громкий вой на всю квартиру, боясь, что соседи по этажу начнут ломится в Ленину квартиру с вопросом "что происходит?", и "кого убивают?".
М-да! Чудны твои дела, Господи! Ни когда не знал, что после сорока пяти диалоги и отношения с женщинами выглядят вот так. Тебя просят приехать и изливают души и слезы. Боюсь представить, что будет в пятьдесят.
- Лохматов! Я тебя люблю. Люблю как друга! Ты понимаешь, что я имею в виду?
Сквозь рыдание выдавила Лена.
Лохматов все понимал. Понимал, что ей, выпившей лишнее надо было излить кому то душу. За маму, в тяжелом состоянии в больнице, за ушедшего мужа, бухающего целыми днями, за дочь, живущую далеко в России, за несбывшиеся мечты и надежды, когда уже за сорок. Лохматов все это понимал и прижимал крепко к байке, заглушая рыдание и успокаивал как мог. "Тссс! Тссс! Упокойся! Тссс!!"
- Ну как, вот скажи! Как тебе удается все эти годы не сорваться, не забухать? Ты же, Лохматов не разу не сорвался. Столько всего было. Я же тебя всегда Генке в пример ставлю! Как у тебя получается все выдерживать?
Затрепещала где-то глубоко, уже в мокрой от слез байке, Лена.
Я задумался. Действительно как?
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.