Марионелла Доронина. Сетевой патриот.
Двадцать пять лет спустя бывший падающий мальчик включил компьютер, вошел залогиненным на сайт. Осмотрелся: кто в сети. Здесь он работал под основным своим ником - Святополкъ. В резюме у него было написано с предельно допустимой на данный момент откровенностью: "Национал-коммунист, сталинист, тоталитарист". Еще три клона было у него на этом сайте: "НазгулЪ", "Магистр АнтиСион", "Orthodox_Gunn". Прочитал ответ ему либероида. Задохнулся от ярости. Выкурил сигарету, походил по кухоньке - особо не расходишься, 4, 5 метров, да и соседи стучат снизу - хрущевка, и уже глубокая ночь. Но нужно было походить, чтобы найти достойный ответ. И он его нашел: - ТЫ, ЧТО ЗДЕСЬ ПИШЕШЬ ПОД РУССКИМ НИКОМ, МРАЗЬ РОЗОВО-ГОЛУБАЯ, ЗЕЛЕНАЯ, СИОНИСТСКАЯ, ПРОШЛО ТВОЕ ВРЕМЯ, БУДЕМ ГНАТЬ ЖИДОВ ИЗ СТРАНЫ, УЕЗЖАЙ ПОКА ЕСТЬ ВРЕМЯ, СУКА, ЗАМОЧУ САМ, ВСЕ ВАШИ АЙ-ПИ У НАС УЖЕ В СПИСКАХ, БУДЕМ ВАС МОЧИТЬ! ЧЕГО ТЫ ХРАБРИШЬСЯ, ТВАРЬ С ТРЕМЯ ПАСПОРТАМИ! До двадцати восьми лет Святополкъ оставался девственником. Причина тому была простая как лапоть: не нравились ему те девчонки, что с готовностью слушали его рассказы об аномальных зонах, Местах Силы, геноциде сербов в Митровице, рептилоидах и славянокриптологической версии "Шульхан Арух". Были они некрасивы, прыщавы и мальчиковаты. Втайне нравились ему яркие, самоуверенные девушки с пышными волосами, в обтягивающей одежде - как она на них не рвется? это же надо уметь ее носить! - на высоких каблуках, нежно-высокомерные, кокетливо-недоступные, да вот только не находил он с ними не единой точки пересечения, словно они существовали в параллельных мирах, глухо друг от друга изолированных, так что и портал невозможно было открыть даже самому искушенному адепту магии. Лишился девственности он с соседкой своей по даче, Ереминой. Звали Еремину Татьяна, и было ей тридцать семь годов. Но почему-то не прилепилось к ней имя "Татьяна", и все звали ее по фамилии - "Еремина". Разведенная бездетная Еремина была инженером по профессии и уфологом-оккультистом по призванию. Еремина держала дома иконы - Богоматерь с младенцем Иисусом, Параскеву Пятницу и Серафима Саровского - репродукцию "Мадонны Орифламмы" рериховской, фотопортрет Бердяева и плакат "Слава великому Сталину". Вела она фотоохоту на обитающих в соседнем лесочке гигантов. Показывала сосны, верхушки которых гиганты "объедали". Надо признать, что верхушки, и правда, выглядели пощипанными. Видала в лесочке Еремина и русалку, и анчутку, и лешего, и летающую тарелку с диверсионной группой Серых. Призрак волхва видала. И святого схимника. Секс с ней напоминал Святополку одну пренеприятнейшую ситуацию, когда он был в командировке, выпил четыре банки пива и захотел облегчиться, но ни одного работающего туалета в этом городе не было, а помочиться в парадной или на улице ему не дозволяла воспитанная жидовствующей дурой-матерью интеллигентность. Наконец, он забежал в библиотеку...и увидел прямо напротив входа вожделенные буквы М и Ж. Облегчение, испытанное им тогда - без позора и бесплатно - равнялось только с облегчением от первого, второго и даже третьего полового акта с Ереминой. Впрочем, в пылу гнева Еремина поведала Святополку о собственных ассоциациях. Оказывается, секс со Святополком напоминал ей чудовищную процедуру в родной школе - проверку на глисты. Разделяли мальчиков и девочек. В узкой как пенал камере за кабинетом школьного дежурного врача ставили раком и засовывали в жопу какую-то бумажку. И, поднимаясь с клеенчатой койки, чуть живая от позора, она каждый год видела свою главную школьную врагиню, Эльку. Элька - следующая на очереди - стояла в дверях и ехидно ухмылялась. И как не старалась Еремина, чтобы на следующий год не Элька видела ее жопу, а она - Элькину, все равно, Элька как-то умудрялась встать следующей в визгливой девчоночьей очереди. И кошмарное воспоминание об этом Еремина пронесла сквозь жизнь до тридцати семи своих годов и - как она сказала - "Только трах с тобой был хуже, чессслово. Еще хуже. Еще мерзее. Даже не верится".
С межеванием на Руси издревле были заморочки. Когда Зельман "поднял", как он выражался, "вопрос" о сборе комбайнами на собрании садоводства, Еремина нанесла ответный удар. Она поставила между участками высокий забор, отрезав де-факто Зельмана от воды - источника жизни. "Лягушачья" бумага, договор о совместном пользовании колодца, Зельману не помогла, так же и как пожелтевшая справка о том незначительном факте, что колодец был вырыт собственноручно его, Зельмана, отцом, Борухом Хаймовичем и матерью его, Товой-Рейзл. Староста садоводства тоже собирал чернику комбайном. С тех пор Зельман ходил за водой к "колонке" через весь поселок, с двумя ведрами, седовласый и разгневанный как библейский пророк. - Да ничего, они сорок лет по пустыне ходили, небось привыкли к дефициту воды! - со смехом говорила Еремина, потягивая пиво на веранде. Первые два года Зельман пропалывал и поливал "ереминскую" смородину и сухо, вполоборота повернувшись, приглашал "Танечку" собрать свои ягоды. Еремина безмолвствовала, и Зельман уход за смородиной на третий год прекратил. - Ты смотри: погубили жиды русскую смороду! - злорадно говорила Еремина, щурясь на два заросших крапивой кустика по ту сторону высоченного забора. Еремина ходила собирать дубовые листья под местной высоковольткой, потом сжигала их на огне восковой свечи. Говорила, что "заряжается" так. Рассказывала Святополку о друидах, омеле и Детях Богини Дану. Святополкъ и Еремина поссорились сперва, потом умерла она. В одиночестве. Он писал статьи в двадцати блогах под двадцатью никами. У него не оставалось сил. Рунет кишел либерастами, геями и провокаторами как микроорганизмы под лупой Левенгука. И Святополкъ, он же - Назгулъ, он же - Рыцарь Арктиды, он же - Брейвик99, снова писал, захлебываясь от ярости: - НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, МРАЗЬ! НЕНАВИЖУ! ЧТОБ ТЫ СДОХЛА В СВОЕЙ АМЕРИКЕ, СВОЛОЧЬ! ЖРИ СВОЮ КОЛБАСУ И НЕ СУЙСЯ НА РУССКИЙ РЕСУРС, МРАЗЬ! В Интернете он проводил теперь 14-15 часов в сутки. В свободное от Сетевой Войны время он искал Россию и не находил ее. Россия зверем выходила из воды, живительным цунами сметая с песка следы воронов, василисков, черных псов - всех черноглазых - но так было лишь в мечтах его. Он был немолод уже и слаб, в основном - потому что пил и курил очень много, но он оправдывал это тем, что живет в "оккупационном режиме, под гнетом сионистов", и надо же ему бороться со стрессом как-то. На поля войны потом выйдут другие - молодые, борзые - а он воюет там, где нужен его интеллект - на полях войны информационной, и он с гордостью называл себя: "сетевой русский воин". Он жаждал видеть утопию будущего. Революцию. Террор. Грандиозную Евразийскую Империю - медвежьей шкурой на карте мировой раскинувшуюся. Центр ее сакральный - Великая Равнина Русская. Тайное ее наследие - Белая Арктида. Суть ее - союз землепашца и кочевника. А вечерами, возле кафе "Хабиби", сидели за столиками плотные чернявые мужчины в белых рубашках и пиджаках, и тень от резных листьев рябины на белых парусиновых тентах виделась Святополку узорами виноградных лоз - южных, порочных, муслимских - и стонало над меркнущем в тяжелом золотом огне тротуаре заунывно-страстное "Yalvariram yollara izlerini gaytarsin, yalvariram o gunlere gozlerini gaytarsin..." , чернявые мужчины пили чай и вино, и были с ними юные загорелые блондинки в коротких шортах...шпилька как стрела Амура, пачка сигарет на столике...и смех, неустанный, белозубый, женский. И Святополкъ думал: это ли - моя Россия? А дальше, в хитросплетении бетонных бараков, где привычно-испуганно и чутко озирались женщины на звук шагов за спиной, где корпуса шли под номерами 6, 7 и 8...там творилась каждую пятничную ночь на субботу оргия лярв и педерастов. Пацаны в тренировочных штанах с белыми полосками на боках, девки в розовых топах, с крашеными волосами...они жили какой-то своей, нерусской, странной, насекомой жизнью, они выпивали галлоны пива и выкуривали блоки сигарет, нервно хихикая в очереди, громко рассуждая о каких-то "флаерах", раскачиваясь под прорывающееся даже сквозь стены потенциального бомбоубежища: "I never would've dreamed in a million years I'd see, И Святополкъ думал: это ли - моя Россия? Не его это была Россия, Русь, да и не Русь вовсе. Где же пряталась она змеей-медянкой, Русь - в старых бетонных бараках, грязно-серых, облепленных нелепыми курятниками самодельных лоджий? в поспешно возводимых многоязыкой толпой, пестро раскрашенных высотках? в заброшенных полях вдоль разбитых дорог? в заколоченных деревенских домах и новеньких церквушках с аляповатыми куполками-маковками? Медлительным цунами шла осень, гнала перед собой стаи суетливых, встревоженных птиц, и небо вечерами было зеленовато-сизым, и Святополку оно казалось чешуей звероящера, сброшенной кожей мегарептилоида, посохом железным загоняющего русских в электронный концлагерь обескрещенного будущего. На медно-багряной заре той осени умерла Еремина. Она заранее предсказала точную дату своей смерти. Вплоть до часа. Говорила, что все дела ее в этой инкарнации завершены, и надлежит ей воплотиться снова, 20 лет спустя, дабы исполнить окончательно свое земное планетарное назначение: разгром Сионизма. И родится вновь она девочкой с кристально-синими и страшными глазами. С татуировкой в виде креста на лбу. Святополкъ не верил ей. Она пила слишком много, и в пьяном бреду говорила безумные вещи. Бывала агрессивной, могла схватиться за нож. Но в предсказанный ею день она, и правда, сделала все так, как предсказывала: прибрала дом, отдала мелочные долги соседям, легла на диван, скрестив руки на груди и умерла. Но он навсегда запомнил, как она сказала тогда - со страстью, пылко - "А Ротшильдов-то, Ротшильдов единицы из ныне живущих видели...и те, кто видели, говорят: они и не люди вовсе. Монстры чешуйчатые! И инопланетяне у них в слугах! Вот тебе и золотой фонд Америки!" И жутко было ему, и сладко, и давал он слово себе - посвятить жизнь войне. Тотальной. Без правил. Сетевой. Информационной. Но умер боевой товарищ - Еремина. Святополкъ остался один. Без ее лекций, без ее истерик, без ее материнской вагины. Он вернулся в свою хрущевку на окраине города и запил. С работы он уволился уже давно, ибо Сетевая Война с Либерализмом и Педерастами отнимала слишком много сил и времени...да и, в конце концов, как сказала однажды Еремина: "Что важнее - твоя гребаная работа или Победа над Рептилоидными Иудеомасонскими Иерархиями, ведущими человечество к деградации и уничтожению? Это даже не земная проблема - это проблема Всегалактическая!" Святополкъ истерически рыдал, уронив голову на стол, под страстное: "Разверзлись с треском небеса, и с визгом ринулись оттуда, срубая головы церквям и славя красного царя, новоявленные иуды". Он пил конъяк и пел громко, во всю глотку пел "Рааааа - ссиииии- ияяяяяя", хотя и стучали ему давно шваброй снизу. Три часа утра было. И визжала истерически под дверью какая-то тупая самка: "У меня же дети маленькие спят! Сволочь!" Он очнулся. Протер словно засыпанные песком глаза. Поплелся на кухню и увидел... - На повестке дня: подъем - пение гимна "Die Fahne hoch!". Если до этого птица вещала сладким и медоточивым голосом, то теперь она вдруг почернела, распушила перья и глухо, гортанно закаркала: - Тотальная принудительная ассимиляция всех национальных меньшинств, проживающих на территории России, с тотальной же зачисткой сопротивленцев. - Бей демонов! - согласился Святополкъ. - Поголовное крещение всех граждан России в православную веру с направлением нежелающих в трудовые лагеря с последующей стерилизацией. - Богово дело, Богово! - Отмена действующего Уголовного Кодекса. За мелкие преступления - публичная порка. За преступления тяжкие - посажение на осиновый кол. - Лепота! - кивнул Святополкъ. - Построение в России тоталитарного коммунистического общества со Святейшим Протектором-Императором во главе. - "Каждому народу причитается своя, особая, индивидуальная государственная форма и конституция, соответствующая ему и только ему", - по-ленински хитровато прищурившись, процитировал Святополкъ любимого философа Ильина. - Уничтожение Соединенных Американских Штатов и Израиля как недочеловеческих обществ, контролируемых структурами инопланетного присутствия и сатанократическими масонскими организациями. - И гребаной Британии с масонкой-королевой, - дополнил Святополкъ. - Пусть ответят за Березовского, Дарданеллы и мою тройку по инглишу в школе. - Построение на планете Земля однополярного мира вокруг Возрожденной Православно-Коммунистической Руси. Орбитальные бомбардировки зараженных иудеомасонами и рептилоидами планет. Официальное признание Славянорусов наиболее совершенной расой Галактики! - Зиг хайль, - только и смог выговорить охреневший от такой перспективы Святополкъ. - Только пожар тотальной ядерной войны способен очистить этот мир от сионистов, либерастов, гомосексуалистов, пацифистов, рептилоидов, звероящеров, черножопых ниггеров, феминисток и иудеомасонов! Да здравствует ядерная война! - Все в нашей власти для счастья, для счастья на века! - пропел Святополкъ.
Спотыкаясь - рваные тапки не держались на ступнях - он доковылял до прихожей. Пересчитал мелочь. Денег еще хватало на банку пива, даже на две, и Святополкъ поверил в то, что Бог есть, и все хорошо на Руси. Из воняющего мочой и залежавшимися отбросами в давно нечищенном мусоропроводе, исписанного матерными надписями и названиями трэшевых хип-хоп групп подъезда, Святополкъ вышел в экваториальный дождь, нежданно обрушившийся на родной его квартал. Зонта не было, держа над головой полиэтиленовый пакетик из "Пятерочки", Святополкъ добежал до магазина, где пожилая узбечка со смертельно уставшим лицом "отпустила" ему две банки пива...и еще хватило на лепешку "лаваша". И он вспомнил вдруг - так невовремя, так неуместно - как раскрыл он тайну страшного белоголового монстра, в одно мартовское солнечное утро, когда он рискнул подойти к окну, привстать на цыпочки и вглядеться - то была старушка с добрым и немного слабоумным лицом, старушка с повязанной белым платком - по самые брови - головой; она вышивала у окна, и то склоняла голову над пяльцами, то выпрямлялась, и тогда он заметил, что горит перед ней восковая свеча. И тогда он вспомнил, что Зельман умер... Приезжала его дочь из Израиля, сухощавая дама с короткой стрижкой. Привезла с собой старшего зельмановского внука, независимого, очень смуглого мальчишку, непохожего ни на Зельмана, ни на мать. Они долго ходили по саду. Вечерело. Косили траву стрижи. Пошли к соседям потом. Еремина закрылась в доме, но он, Святополкъ, якобы случайно с ними "пересекся" у забора - любопытство его съедало. И сказала ему эта дама так, словно это было естественным, что Зельман не уезжал из России потому, что здесь были могилы его отца и матери, и потому что здесь был его дом и сад, и любимый лес рядом. И только в Израиле было у Зельмана четверо внуков. Он решил переждать дождь, стоя под березой - жалко было кроссовок - и так рваные. Открыл пиво. И вдруг он словно увидел все теми глазами, что были у него в детстве, - ведь были же они, и за что он их продал, за какой золотой талер - увидел с ошеломительной ясностью серые блоки бетонных домов, пустую веранду кафе "Хабиби", старые, мокрые от дождя "Лады" с налипшими листьями, двух девчонок в ярко-голубых джинсах, горы окурков на затоптанном газоне, и страшное подозрение открылось в тот миг Святополку, и он даже захотел спросить у Господа... - Господи, а что если их нет, если их просто не существует...что если нет никаких жидомасонов, рептилоидов и агентов инопланетного присутствия? Что, если нет Сионистского Оккупационного Правительства? Что тогда, Господи? Но задать этот вопрос Богу он так и не решился. В тот вечер он еще хотел жить". МАРИОНЕЛЛА ДОРОНИНА.
© Copyright: Алла Бур, 2012.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
