Ольга и Владимир - сестра и брат.
Ольга Фёдоровна Соколова по мужу, Соколовская псевдоним для служебного пользования, по отцу - Ревзина.
Она родилась в 1899 году, её брат Владимир годом раньше.
Её казнили по ложному обвинению 16 июля 1938 года. Она была ещё так молода, хороша собой и талантлива. Казнили и её брата Владимира Фёдоровича Ревзина (псевдоним - Воля). А спустя годы и брата, и сестру реабилитировали. Они были неразлучны в детстве и юности. Они оба стали разведчиками. И оба погибли.
Она писала стихи. Кто-то был без ума от её стихов, а кто-то от внешности. А стихи она писала под псевдонимом Елена Константиновна Феррари.
Вот её стихи.
Из книги "Эрифилли. Стихотворения"
Автор книги: Елена Константиновна Феррари
Захлопнутым мышонком сердце билось…
Захлопнутым мышонком сердце билось.
Не смей жалеть меня, не смей ласкать.
Луна неловко и несмело торопилась
Лицо свое укрыть за облака.
Любить не надо. Мне любить не надо.
И не тебе мою рассеять боль.
И ночь, и этот сад совсем не рады,
Что видят нас с тобой.
От зеркал и стекол зайчики…
От зеркал и стекол зайчики
Снова пляшут на обоях.
Снова теплый луч весенний
Примирит меня с тобою.
Я люблю мой путь суровый,
Одиночество и волю, –
Но весенним ясным вечером
Я прийти тебе позволю.
Свищет и дразнит ветер…
Свищет и дразнит ветер,
В стекла лупит дождь,
Что творится на свете –
Не поймёшь.
И стону и вою радо,
Кувырком, скачком, непопадом
Расплясалось белое безумие –
Бедная моя голова! –
Мысли то падают градом,
То гуськом идут, то рядом,
И нелепо, как в пасхе изюмины,
Торчат на бумаге слова.
Не стихи, а чёрт знает что!
Да и поэзия нужна ль ещё?
Ну и пусть колёса-турусы.
Но зачем из рамки так понимающе
Глаза спокойно грустны?
На меня и за мной глядят зачем,
Строго-внимательно,
Как внезапные звёзды на синем плаще
Богоматери?
Тихо на море. Тихо везде –
Вдали и вблизи.
Эрифилли неслышно по темной воде
Скользит.
Звезды в воде – янтари
Лиловой морскою ночью.
На мачте нашей горит
Алый цветочек.
На мачте нашей горит
Кровавый флажок, –
В зеркале моря свои фонари
Зажёг.
Расцветает, как в утреннем небе,
Золотой солнечный шар.
Выплывает, как алый лебедь, –
Красный петух – пожар. –
Звёзды! Свой блеск тусклый, бедный,
Спрячьте.
У нас огнём горит победа
На мачте!..
Золото кажется белым…
А.Б.
Золото кажется белым
На темном загаре рук.
Я не знаю, что с Вами сделаю,
Но сама – наверно, сгорю.
Я уже перепутала мысли
С душным, горячим песком,
От яблок неспелых и кислых
На зубах и словах оскомина.
Беспокойно морское лето.
Я одна. Я сама так хотела.
Обеднелые грустны браслеты
На коричневом золоте тела.
Море в отсветах лиловых…
Море в отсветах лиловых
Устало дышать.
Губы, давно не целованные,
Ждут и дрожат.
Ветер слегка свежеет,
Тревожен покой…
Кто в выгибе теплой шеи
Приютится щекой?
Пахнет морем и зноем…
Пахнет морем и зноем,
Ноги стройны и бодры.
Режет глаз белизной
Полотенце на бёдрах.
Поёт и на море глядит,
Смеясь, окликает волну.
К загорелой этой груди
Почему мне нельзя прильнуть?
Море – битва, мачта – знамя…
/памяти моторов "Дозор" и "Евгений"/
Море – битва, мачта – знамя.
Вой, реви, рычи, норд-ост. –
Не задуть тебе над нами
В чёрном небе белых звёзд.
Море судно наше гложет,
Как собака гложет кость.
Море нам готовит ложе,
Колыбельную – норд-ост.
Смотрит сверху бог матросов –
Через бурю и норд-ост
В море нам он перебросит
Путь на небо – звёздный мост!
Мне звёзды на небе – глаза твои…
Мне звёзды на небе – глаза твои.
На палубе ветрено, холодно.
Этим ветром жизнь моя надвое
Расколота.
Качается мачта соломинкой,
Плотно заперты двери губ.
В этот час в твоём белом домике
Подумай обо мне на берегу.
Белый гипс на чёрном дереве,
Мертвы глазные впадины,
Узлом галстука серого
Завернулось распятие.
Не могу я молиться Богу:
Говорю человечье имя.
Подумай обо мне немного.
Позови меня.
СВЕЧИ К ОБРАЗАМ
Я люблю в вечернем храме
Ставить свечи к образам
И к Тебе в широкой раме
Поднимать мои глаза.
Позабыть людские лица,
И дышать легко, легко,
И без слов душой молиться
В тишине Твоих икон.
Льётся в сумеречном свете
Голубая благодать.
Ты душе моей ответишь,
Не сказав ни "нет", ни "да".
Робко опустив ресницы,
Я уйду в мерцанья свеч.
И всю ночь мне будет сниться
Глаз Твоих немая речь.
МОЛИТВА
За запах полей унавоженных,
За эту прозрачность небес,
За мир в моём сердце тревожном –
Господи, Слава Тебе.
Что завтра несет мне с собою —
Расцвету ли заново я.
Или сердце исполнится болью –
Твоя да будет воля,
Да будет воля Твоя!
ЭШЕЛОНЫ
/памяти Бакунинского отряда/
Под горами и над уклонами,
Врезаясь в зелёную грудь,
Вереницей ползут эшелоны,
Потрясая железный путь. –
И грустят удивлённые степи,
Не поняв: зачем и куда?
Зачем гудками нелепыми
Растревожили тишь поезда,
Зачем путями воздушными
Новые песни солдат
Дружным роем вслед за теплушками,
Как чайки за судном, летят?
Песен слыхали степи немало,
Но ещё не слыхали такой:
– С Интернационалом
Воспрянет род людской…
Видно, время такое приспело
И для Тебя, моя родина,
Что черноземное тело
Всколыхнули мечты о свободе.
…Рельсы дрогнули: Кто? Откуда?
Стонут степи: зачем и куда?
Под откосами трупов груды
И разбитые поезда…
И опять в зелёное лоно,
В неведомый страшный путь,
Всё ползут и ползут эшелоны,
Как железные змеи ползут.
ПОЛНОЧЬ
/Ивану Пуни/
От электричества камень бЕлит.
Блеском кривым смеются панели,
Где-то в закоулках ночи
Прячет гримасы свои одиночество.
В глубь тротуаров уходит фигура,
Усталую тень волоча за собой.
Может быть, бросит случайно окурок
Ей городская, скупая любовь.
КАФЕ
/И.П./
В чёрном, кривом переулке
Визжит и зовёт фокс-трот.
Проходит шумно и гулко
Весёлый, ночной народ.
Не плачь. Слезам не поверят!
Пей и пляши фокс-трот.
И шлепают пьяные двери
Кафе, как неряшливый рот.
ПОЛДЕНЬ
/Сергею Рафаловичу/
Бежали улицы зигзагами куда-то,
Метался испуганный трамвай,
А над домами, в облаках лохматых,
Кривлялась рыжая большая голова.
Беги в толпе, зови – и разорвись от крика –
К тебе не скОсят мозаичных глаз
Соборы – тёмные, закОпченные лики, –
Не вздрогнет в панцире асфальтовом земля,
И трубы водосточные от крыши
Не склонятся с участием к тебе,
И даже брат твой не услышит,
С работы торопясь на свой обед.
НА ЛУГУ
/Ксении Богуславской/
Кружево на платьице,
Юбка коротка.
Худенькая прячется
В рукаве рука.
Беспокойна улица,
Потолком туман.
Наверху сутулятся
Чёрные дома.
Ждать здесь каждым вечером,
Завтра и всегда.
Что дождаться нечего
Знать – и всё же ждать.
Грустно ходят лошади.
Жёлты фонари.
Бьют часы на площади:
Раз – два – три.
ЧАСЫ ВОКЗАЛЬНЫЕ
Глядят на мир двенадцатью глазами,
Устали время стрелкой отмечать
На бесконечном, тягостном экзамене.
А рядом в фонаре горит свеча,
Вагоны мимо катятся ворчливо,
Поют рожки всё те же две-три ноты,
И люди неустанно, суетливо
Несут свои пакеты и заботы.
Часы молчат. Они не могут плакать
От одиночества. Но ждут они.
Спокойно-бледным ликом циферблата
Встречают дальних поездов огни.
ВОКЗАЛ
В сером, каменном вокзале
Грязный стол был пивом залит.
Взгляд ли твой, твоя слеза ли
О печали мне сказали?
Я одна в пустом вагоне,
Ты – за рамою оконной,
И в последнюю минуту
Слов не надо почему-то.
Куда мне девать глаза…
Куда мне девать глаза
От Ваших внимательно-строгих?
Какими словами сказать
О радостной новой тревоге?
Я привыкла прямо смотреть,
Быть свободно-собой всегда,
Но в неясном и смутном трепете
Вам я глаз не могу отдать.
Отчего я Вам письма пишу,
Хоть и знаю, что их не отправлю,
И на Ваши редкие шутки
Мой смех слезами отравлен?
Отчего в непонятном смятеньи,
В пустоте вечеров одиноких,
Я слежу за большою тенью
На экране Ваших окон?
Тенью серой, тенью тихой…
Тенью серой, тенью тихой
В кресле Вашем посижу,
И часами будет тикать
Опустелых комнат жуть.
Мне в стекло балконной двери
Клювом зяблик постучит,
И заглянут неуверенные
И ненужные лучи.
Стены, сиротливо-строго,
Будут мне молчать о Вас,
И в поникшем сердце дрогнут
Запоздалые слова.
Вы уедете и сразу станет пусто…
Вы уедете и сразу станет пусто;
Сердце бедное заледенеет.
Пусть и снег лежит и ветер пусть –
Мне уж быть не может холоднее.
Не изменится ничто вокруг,
Всё останется по-прежнему,
Только я – вступая в новый круг, –
Улыбаться буду реже.
Другие статьи в литературном дневнике:
