Алексей Иванов, Ненастье.

Делюсь впечатлениями от новой прочитанной книги.

Роман - о провинциальном городе-миллионнике в лихие девяностые, афганской войне, индийском раю для дауншифтеров, о женщинах и мужчинах, потерявшихся в русском ненастье.
Вроде бы - мрачный детектив - но уже с первых страниц чувствуешь какую-то бездонность, небесную глубину.

Словно драгоценные камни, вплетены в ткань романа описания природы. И неба. Вот, например:

«Вдали, в высоком створе ущелья, в густой синеве медузами всплывали расколотые трещинами ледяные конусы Гиндукуша. А такого мощного неба Герман не видел никогда: оно казалось цветным и туманным, математически сложным и многоярусным, его опутывала блистающая и бредовая арматура созвездий, а по светилам — точно в окнах — текли волны зелёного и красного пламени, невозможного над русскими перелесками.»

Ярко, безжалостно, чуть ли не брезгливо выписана в романе покосившаяся, как изба в деревне Ненастье, русская семья девяностых. Отец, переставший быть главным в доме...Тихая младшая дочь, "рожденная ради квартиры". Оборотистые, хваткие мать и старшая дочь - становящиеся на наших глазах "бабами". "Бабой" становится и первая жена главного героя. Мы видим это, например, во время их совместного похода в первый в городе супермаркет:

«Марина сердито бросила в корзину пару глянцевых журналов со стойки, точно это были учебники: неохота, а надо читать. Она словно согласилась, что к уровню жизни, при котором супермаркет — норма, следует готовиться.»

В противовес распадающимся семьям, где верх над потерявшими адекватность, "расчеловечившимися" мужиками берут беспардонные "бабы", показана романтичная большая семья - гуляй-поле афганского братства. С батькой Серегой Лихолетовым во главе.

«В командовании Серёга обретал могучее родство с другими людьми: ему нравились его солдаты, все были дороги, он всё хотел знать про каждого и за любого был готов на жертву.»

«Но Серёгу ничего не смущало. Его гордыню тешило, что от него зависит жизнь бойцов; Серёга легко брал ответственность на себя, потому что был уверен: он тут самый лучший. Его нервную систему будто переключили на высокое напряжение, и он не колебался: инстинкт срабатывал быстрее сознания, главное — чтобы размышления не тормозили реакцию. Действуй, а думать будешь после»

Серега - самый энергичный образ в книге, он, если и не главный герой, то его составная часть, его "отец", что-ли.

«— Нам вообще надо быть благодарными Афгану, — вдруг сообщил он.
— Это ещё за что? — мрачно удивился Герман.
— Да за эти горы, кишлаки… Тут всё другое. Тут Македонский сражался на слонах… Понимаешь, Афган — другая планета. Значит, мы видели уже две планеты — эту и свою. Значит, мы вдвое больше остальных про мир знаем.»

«— Ты считай, что убитый — это как бы кто дембельнулся, но без тела. Незачем его жалеть. Пожалеть можно его мать, но она далеко. Вот боксёр Мохаммед Али говорит: на ринге порхай как бабочка и жаль как змея. И на войне так же: будь чуткий как белка и бесчувственный как носорог. Понял?»

Без него не было бы ничего - ни спасения в афгане, ни афганского браства, ни истории любви главного героя - Германа.

«— А ты говорил, что афганцы — звери, — с осуждением напомнил Немец.
— Хочешь победить в войне — считай их зверями.
— Зачем? Чтобы убивать было легче?
— Не в убийстве дело, — Серёга закурил, глядя на буруны реки. — Просто в виде зверей легче понять, что «духи» тебе не враги, не соперники. Ну, как у боксёра груша — не враг. Нельзя с грушей боксировать до победы. Поэтому «духи» — только препятствие. А соперники тебе — свои пацаны. Это с ними ты соревнуешься. Кто выжил — тот победил, кто не выжил — тот проиграл.
— Не понял, — изумился Герман. — Своих, что ли, надо стрелять?
— При чём тут это? — разозлился Серёга. — Я тебе объясняю, какая у нас война, салабон! Мы с тобой тут сидим, с кем бодаемся? С «бородатыми»?
Герман открыл рот — и закрыл, не зная, что ответить.
— Мы соревнуемся с Шамсом и Дуськой. Если бы они вынудили нас бежать к вертушкам, нас бы всех покосили, и мы бы проиграли. А я оставил нас всех тут, мы живы — и мы выигрываем. И нахера мне стрелять в этих мудаков? Я вообще их спас, когда не пустил под пули. Не дал им проиграть. Вот это и есть война, а не кто больше басмачей завалит. В Афгане вся война такая. Все наши в дивизионном городке сидят так же, как мы в этих камнях.»

В заключение хочу сказать, чем меня лично "купил" Иванов. Через все "пацанство", противопоставленное "безнадеге", проскальзывает в романе тихий и ровный свет... Говорят, что Станислав Лемм, увидев "Солярис" Тарковского, сказал что это не "Солярис", а "Преступление и наказание". По-моему, у Иванова тоже совсем не "Ненастье" получилось.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 11.03.2016. Алексей Иванов, Ненастье.