Из цикла мои Учителя. Моисей

В жанре мейнстрим
=================
Это повествование о Человеке, которого я помню и уважаю до сих пор. Воспоминания о нём всегда вызывают в моей душе теплоту.

В середине 60-х годов я первый раз увидел Моисея. Дело это было в пансионате большого стройтреста, на территории братской республики Башкирия. Пансионат слово очень громкое для нескольких десятков небольших щитовых домиков, стоявших в шикарном сосновом лесу на берегу пруда. Попасть летом туда отдохнуть с путёвкой профкома из моей автобазы было делом нереальным. Я работал автоэлектриком, было мне лет семнадцать и на два выходных дня я приехал в пансионат со своим отцом.

Отец мой там не в лесу гулял и отдыхал, он работал - на своём большегрузном "ЗИЛе" он доставлял в столовую пансионата продукты из города. Продукты хранились, само собой, по складам и холодольникам принадлежавшим этому же стройтресту. Работа была хоть и ответственная, но среди шоферов считалась престижной и посылали на неё надёжного шофёра. Мой отец был человек с фронтовой закалкой и в автобазе его портрет не ходил с нашей Доски Почёта.

Кроме хорошего заработка, водитель работал как на фронте, без выходных. Но ему полагалась крошечная дачка, в которой он ночевал, когда находился в пансионате "Акулово", так называлась эта база отдыха. Рядом была деревя с таким же точно названием.

Отец мой был фронтовик, работать много и честно привык ещё с 30-х годов. С тех пор, Как его незаслуженно лишили права учиться в артилллерийской офицеркой школе в Минске. Лишили лишь по той причине, что его отец, мой дед, был арестован за "спекуляцию" и сослан на Север.

Так вот в этой отцовской служебной "дачке" отдыхало наше семейство, плюс всегда кто нибудь из родственников. Отдых заключался в сборе ягод и грибов в окружающих "Акулово" сосновых лесах и их переработке.

Надо сказать, что дачки на территории стояли в определённом порядке, группами. Каждое стройуправление, завод или автобаза имели свои домики, которые они сами сделали в городе и привезли в лес.

Около домиков кое где стояли личные автомашины. В те годы, пятьдесят лет назад, личный транспорт был большой редкостью. Но около одной дачки, такой же рядовой и невзрачной, появилась красавица "Волга Газ-21". В те годы эта великолепная неприхотливая машина была пределом мечтаний всех мужиков Советского Союза, включая меня.

Проходя около домика я увидел грузного солидного мужчину, намного старше меня, его жену и двух детей-школьников. В манере его поведения и по его машине я понял, что он не рядовой рабочий или мастер на производстве.

Кушали все отдыхающие в одной столовой по талонам, в одно и то же время. И там, повстречав знакомых, я узнал, что солидный лысый мужчина с "Волгой" это директор штамповочного завода Моисей Шапиро. А домик, в котором я его увидел, принадлежал его заводу. Его завод построил для своих сотрудников несколько таких домиков.

Прошли годы - я работал на производстве, учился в ШРМ, раньше было много таких школ рабочей молодёжи. Когда я учился в 60-е годы в такой, спрос с учеников был серьёзный. К примеру, я поступил после вечерней школы в медучилище, другие ученики прошли в техникумы. Были выпускники, поступившие в местные вузы, я иногда встречал бывших одноклассников.

Так вот, после медучилища я поступил работать в районную стоматологическую поликлинику в родном городе. И как молодому специалисту мне почти сразу дали участок, на котором никто не горел желанием работать. Самый цирк был в том, что мне эта работа потом даже понравилась, она оказалась мне по душе.

Это был профилактический стоматологический кабинет. Врач и медсестра имели в своём рспоряжении самую простенькую бормашину, её ещё называли мы "прялкой". В двух - трёх ящиках у нас, как у артистов передвижного цирка, было с собой всё, что требовалось для лечения зубов и даже для их удаления.

Мы сегодня с хулой вспоминаем годы, прожитые при руководстве коммунистической партии, а зря. Мало того, что медицина была не самой плохой в мире, врачи были квалифицированными и ответственными за наше здоровье. Попадались плохие врачи, но было это исключением. Я ещё напомню, что мы в те "застойные" годы не платили не только в больничную кассу, но и докторам взяток не требовалось. Кроме, разве что цветов и бутылки коньячка, вместе с доктором и выпитого. Пишу не фантазируя, а из личного общения, вспоминаю, как оно было.

Стоматология стояла конечно особнячком уже тогда, за протезирование народ официлаьно платил деньги в кассу. Это значило, что стоматологи - ортопеды спокон веков брали деньги с пациентов. Правда деньги они брали за протезы, которые не прошли оформление в кассе поликлинники. Ладно, о секретах стоматологии я пишу отдельный трактат, а сейчас о своём будущем в новой профессии.

До зубного врача я уже приобрёл несколько, пять или шесть, разных профессий.
Вот и о здоровье тружеников на производстве государство заботилось. На предприятиях, где было больше тысячи работников, раз в году обязательно производили профосмотр зубов у сотрудников. Предприятие выделяло у себя подходящее помещение, а районная поликлинника посылала врача на один-два месяца лечить сотрудников.

Наш район был самым промышленным в городе, очень загазованным и грязным.
В мои "владения" входили - мелькомбинат, хлебокомбинат, Всероссийское общество слепых. Ещё точно такое же Общество, только глухих. Рядом с хлебозаводом, напротив, был хитрый заводик - водочный. У них на территории располагать мой профкабинет не разрешалось. Водочный считался "режимным" заводом - это вроде как, априори на нём была хорошая охрана. Но на самом деле воровство продукции шло полным ходом и конечно "бойцы" вневедомственной охраны были среди первых расхитителей.

Мою работу на хлебозаводе, откуда я каждый день возил домой целую сумку свежайших хлебов и булочек, мой, тогда ещё маленький сын очень любил. Когда я перевозил кабинет на другoe место, он меня спрашивал "когда будут булочки с орешками". Про "подаренную" работниками водочного завода водку я ему тогда не говорил. Как мне её приносили через два поста охраны, среди ясного дня - отдельная глава, весьма занятная.

Но мы двигаемся к Моисею, а значит мой кабинет, вместе со мной и с медсестрой прибыл на штамповочный завод. Этот завод вообще стоял особняком среди городских заводов, которых у нас уже тогда было больше, чем надо.

Дело всё в том, что та война, о которой мы, советские люди, никогда не забудем, сделала с Уралом доброе дело. Если бы не напали немцы на СССР и в западных областях, не начали эвакуировать заводы и фабрики на Урал и дальше на Восток, промышленность Урала так стремительно не поднялась бы.

Примерно такая же картина произошла и с нашей кроватной мастерской. Начальник этой мастерской или цеха, Моисей Наумович Шапиро добился какого-то оборонного госзаказа. Что точно могли произвести на допотопном, практически самодельном оборудовании, почти вручную, я так и не узнал. Но на фронте кроме снарядов, автоматов и танков нужно было также колоссалное количество много ещё чего.

Я слышал от ветеранов, в то время ещё были живы люди работавшие юнцами в будущем штамповочном заводе. Так вот они рассказали, что директор, которого все звали уважительно "Моисей", добыл заказ на изготовление каких-то деталек для ручных автоматов и для артилерийских пушек. Но когда директор добивался этого заказа, обеспечившего не только фронтовой заказ, но и зарплату рабочим и даже бронь от призыва в армию, он рисковал своей свободой и даже головой.

В кроватной мастерской в то время не было ни одного пресса, ни одного настоящего токарного и фрезерного станков. Не было и высококвалифицированных рабочих, их взять в начале войны было прсто негде. В истерии и бардаке первых месяцев войны военкоматы, чтобы их самих не отослали на передовую, старались выполнить и перевыполнить пресловутый план по призыву на фронт. И мели всех подряд, да так и замели незаменимых, но не подумайте начальников. Нет, незаменимыми были квалифицированные рабочие кадры, которые во все времена были, есть и будут золотым фондом любого крупного завода и фабрики.

В те суровые времена всё оборудование, все материалы были, как говорили в наше время, фондированными. То есть всё было распределено и расписано по всему Советскому Союзу Госпланом на год вперёд.

И несмотря на такие жёсткие условия директор Шапиро всё достал, одному ему известными путями. И заказы для фронта выполнил, за что получил государственную награду. И вот, пусть на меня рассердятся те, кто себя стуча в грудь, называют "патриотом". Не попал Моисей на фронт, остался в глубоком тылу, но он принёс фронту и Родине пользы в тысячи раз больше, чем ежели погиб бы на третий день пребывания на войне.

Здесь я обязан сказать, что в детстве с Моисеем случилось несчастье и он потерял три пальца на правой руке. Про руку и про эти пальцы я увидел и узнал гораздо позже. Поэтому и расскажу об этом тоже потом.

Так постепенно кроватная мастерская местного комбината бытового обслуживания превращалась в штамповочный завод, предприятие городского подчинения.
В начале 70-х годов, когда мой трудовой путь привёл меня, вместе с зубоврачебным кабинетом, штамповочный завод уже был весьма солидным предприятием. Иначе он и не попал бы в список тех, куда врачи приезжали для того, чтобы призвести профилактические осмотры и дать рекомендации, не отрывая людей от производства.

Я, да и не только я один, давно заметили - не всё так плохо было было в нашем Союзе разных народов. И не надо было сразу и огульно всё охаивать. Но уж так принято издавна в моей многострадальной державе. Закон диалектики "Отрицания отрицанием" переверотился в грубое криминальное "отрицалово". Когда после очередного "дворцового" переворота всё и вся идёт на на**й!

Прошло конечно немало лет, но как я помню сегодня, в структуру завода входили кабельный цех, мебельный цех, штамповочный и конечно тот самый, кроватный цех, который работал по-прежнему.

Насколько необычным был это завод, скажу, что его цеха располагались в разных местах города, естественно на окраинах. Производство располагалось в самых различных помещениях, часто на мой дилетантский взгляд, совершенно неприспособленных. Но это на мой взгляд, а оно работало и производило мебель, кабель, да не простой, а многожильный, в полиэтиленовой изоляции. Мебель делали практически вручную, но её тогда очень нехватало и мебель "от Шапиры" шла "на ура".

Если бы только мебель и кабель, за которыми всегда была очередь из снабженцев из разных городов и сёл России. Здесь я подхожу к секретам Моисея Наумовича, директора - коммерсанта-бизнесмена - экономиста и рачительного хозяина завода в одном лице.

Конечно, в наше время слова "хозяин завода" и "бизнесмен" были как ругательные и даже хуже. Но тем не менее суть этих слов в том, как командовал "своим" заводом директор, сохранилась полностью. Каким-то образом, шестым чутьём, он узнавал, что сегодня в особом дефиците в народном хозяйстве и оперативно начинал это производить на своём заводе.

Автомобилисты бегали по знакомым и на толкучку в поисках крыльев к автомобилю "Волга". Моисей узнал об этом, где-то раздобыл примитивные штампы и стал "тянуть" на них крылья. Пропали в мебельных магазинах полированные тумбочки под телевизоры. Если читают мои современники, то помнят - цветной телевизЕр "Радуга" весил, к примеру, больше пятидесяти килограмм. И тумбочка должна была соответствовать этому "чуду" тогдашней электроники.

Ну а то, как к нему начали приезжать со всех "ходоки" - снабженцы из конезаводов Союза, я помню хорошо. Ко всем прочим дефицитам немного искривлённой нашей экономики, нет или почти не бывает в продаже, подковных гвоздей для лошадей. До всё дело в том, что эти гвозди какие-то фигурные, очень сложные в производстве. А их стоимость тогда была просто космической. Один килограмм таких гвоздей стоил 85 целковых!

Это в то время, когда тонна простых гвоздей на огромном метизном заводе стоила около тридцати пяти рублей. Ещё я не забыл, что дню рождения подарил жене золотое колечко с камушком за шестьдесят семь рублей и такие же серёжки за сорок пять целковых! Вот было время, вот были цены! А нам всё что-то не нравилось. Чаще бы нам вспоминать теорию относительности, открытую в начале прошлого века особо умным учёным Альбертом Энштейном.

А за подковными гвоздиками снабженцы приезжали не на грузовиках, а на поезде, с портфелями. И как шутили в конторе завода, меняли портфель денег на портфель гвоздей. Портфель может и не портфель, но продукция эта была очень дорогая.

Пришло время ещё одного секрета - феномена директора Шапиро. Оказывается "за глаза", между собой все работники завода звали своеог директора просто так - "Моисей". Город наш молодой рабочий, много люда в нём со сложными, мягко сказать, биографиями, прошлое у некоторых было криминальным. И библейское имя Моисей у некоторой части людей вызывало негативные эмоции.

А вот на "штамповочном", так укороченно называли завод имя директора произносили с уважением. Я этому свидетель, как много времени проработавший с коллективом. Я не побоюсь сказать - рабочие и служащие удивительно единодушно относились к Моисею Наумовичу, как к старшему брату или даже как к отцу.

К нему шли все и с самыми разными просьбами. И не только работники его завода, но и из многих учереждений города. Из медицинских учереждений просители шли постоянным ручейком. Благо, что его супруга Елизавета много лет работала старшей медсестрой в одной большой ведомственной больнице.

Не обошёл без своих просьб Моисея и я. И тумбочки и стеллажи по моим неграмотным чертежам я заказывал в мебельном цехе. Туда я тоже несколько месяцев перевозил свою бормашину с лекарствами, шипцами и другим нехитрым оборудованием.

Больше полувека я играю в пинг понг. В советские годы хорошую ракетку для профессиональной игры было недостать. В на вид простенькой ракетке было много нюансов, один из них в качестве дерева самого основания ракетки. Так вот Моисей разрешил мне приежать в мебельный цех и подбирать бесплатно обрезки тонкой фанеры, шпона, из которого мы с тренером прессовали основания. Я был просто любителем, а тренер заработал на этих ракетках хороший куш.

В середине 70-х годов я решил перейти в другую поликлинику, а заодно сменить специализацию. Из зубного врача - терапевта, лечащего зубы, я очень хотел стать врачом - ортопедом. Это была и более престижная работа и чего скрывать, более денежная.

Но поликлиника строилась советским метод, то есть ни на что не было лимитов. И начало работы моей было связано с отрытием поликлиники. И вот здесь опять я, вместе с будущим шефом Алексеем Бабошко мы поехали к моему доброму знакомому - директору Моисею Шапиро.

Бабошко - тоже был в нашем городе человек - легенда. Может не такой положительный, как директор штамповки, но личность тоже колоритная и о нём мой отдельный рассказ. Скажу только ещё два слова - его мы в поликлинике, тоже "за глаза", звали "папой" или "Бабон". На моей жизни он оставил значительный след, но о нём пока всё. И о том, как Моисей наши выбраковывал эскизы и чертежи, выполненные моим будущим шефом - это надо было видеть.

Кроме нашего знакомства я заручился перед визитом к нему протекцией одного крупного начальника на металлургическом заводе. Звали ныне покойного начальника сбыта металлопроката Владимир Иоффе. И он был в моих глазах образом настоящего бизнесмена - голова у него была светлая. Так в наших еврейских местечках говорили об умных людях.

Про этот штамповочный завод сегодня можно рассказывать всё. За давностью времени, когда нет даже той страны, незаконность многих дружеских сделок никак не наказуема. Так вот это Иоффе ухитрялся как-то, кроил, ужимал, но при всех гримасах плановой экономики он регулярно выделял "заводу Шапиро" вне всех фондов несколько вагонов листового и сортового металлопроката.

Всё это стояло на личной дружбе, связях и взаимовыручке. Так же, как в Штатах и в других странах - бизнес, не такой, как в сегодняшней России, а настоящий стоит на честном слове бизнесменов. Слово в наше время и в нашем бизнесе заменяло подпись и было гарантией. Я так трудился тогда, не изменил этому правилу и сейчас. Поэтому при встречах и переписке по интернету я всегда улыбаюсь.

Честное имя дороже денег, заработанных обманом или "кидаловом" - популярным у неготорых людей бизнесом. Когда уже нынешние "****нес-мЭны" это поймут. Вот сейчас я вспоминаю, как Моисей своими двумя пальцами травмированной перелистывал наши чертежи. И и на красивых картинках вычёркивал половину деталей, приговаривая при этом на уральском рабочем сленге.

Сленгом этим владел Моисей в совершестве, но, по слухам, редко им пользовался. Скоро сорок лет тем событиям, но я, многое хорошо помню. Сидим мы в кабинете директора, очень просто оборудованном, Моисей и в жизни и в одежде, во всём был не по чину скромен, без всякой показухи - это было его кредо. Он листает, листает и с характерным украинским говорком картавит:"Это мне на**й! Это туда же, а это я делать не буду, дорого!" Ведь мы вели разговор с Володей Иоффе, что Моисей будет делать нам столы, верстаки, ещё всякую дребень без оплаты.

Через сорок лет, когда я больше десяти лет сам управлял фирмами и науправлялся. Спустя годы до меня дошло, с каким нахальством мы заявились тогда к Моисею. Я сначала растерялся, это оборудование, которое реально сможет нам сделать завод Моисея, был проходным билетом для меня на новую работу. У меня не было в то время официального опыта врача - протезиста. А моя неофициальная "серая" деятельность за опыт шла с натяжкой. пришлось мне забыть все правила приличия и напомнить Моисею, кто мой протеже.

Он на это выдал тираду непечатных, но очень понятных предложений. Он вспомнил Иоффе, его мать, обласкал других родственников и нас в конце не забыл. Сказал, что сделать сделает, но упростит, чтобы не папягать краснодеревщиков. Работа классного столяра была высокооплачиваемой.

Но металлические конструкции Моисей сразу делать не стал, отложил "на потом".
Это было по-беды, с начальником его цеха, где делали металлоконструкции, бочки, гаражи, дачные ворота, вентиляционое оборудование у меня были просто дружеские отношения. Пал Иваныч Захаров был старше меня и у него с молодых лет были проблемы с зубами. Все годы нашей дружбы, до моего отъезда в Израиль мы дружили по-человечески и проблем с зубами у него не было. А нам, для литейной комнаты и ещё куда-то и зачем-то Пал Иваныч сделал своими силами и конечно без оплаты.

Денег на всё это ни новой поликлинике, ни нам с Бабошко никто не выделил. По ходу я потратил много своих личных сбережений. Забыл сказать, что жена моего друга Пал Иваныча оказывается работала начальником лабаратории на водочном заводе и мы с ней были знакомы во время моих профилактических заездов на хлебокомбинат. А как она приносила мне в зубной кабинет подарочные три-четыре бутылки водки требует отдельного рассказа.

Вернёмся на завод, к нашему герою. Повествование так идёт - я не могу не пояснить некоторые подробности того времени, происходившие со мной в свете этой небольшой повести. Никто не знал, когда Моисей отдыхал и бывал ли он дома вообще. Завод работал в две смены, с семи утра, хотя город начинал работать в восемь.

Моисей первый в городе своих рабочих начал возить на работу и с работы комфортабельным львовским автобусом. С учётом наших суровых зим и удалённости и разбросанности его цехов, это было великое дело.

Так вот Моисей всегда лично встречал людей у проходной завода. С каждым здоровался за руки, по имени. Здесь же, в проходной он решал все наболевшие вопросы своих людей. И все это знали и были уверены, что если их Моисей и не Господь Бог, но уж как библейский Моисей, он точно многое может.

То, что он мог устроить своих рабочих на приём к врач в хорошую больницу, это я знал точно. Ко мне много лет потом приходили знакомые и незнакомые с этого завода, я их принимал, независимо от количества ожидавших в коридоре пациентов.
Столовая - это место на любом заводе не последнее. У нас говорили в "Электромонтаже" - не полопаешь - не потопаешь.

Столовая на "штамповке" была, как столовая. Готовили повара на месте, а качество обеда рабочим гарантировал обеденный столик самого Моисея. Директор кушал в общем зале, вместе со своим коллективом. Правда, он себе позволял "роскошь" - я его несколько раз видел во время обеденного перерыва в зале - кушал он в одиночестве. Но я уверен, если кому нибудь нужно было бы решить срочный вопрос, к нему подошли бы, несмотря на обед.

Одежда его не отличалась от одежды любого сотрудника инженера или мастера.
Вот нарисовал портрет, а в нём нет ничего отрицательного. А ведь людская молва по городу сплетничала - "Шапиро этот, который с войны штамповочным заводом командует, миллионер-то ведь. А как же, ведь он еврей, а значит себе что нибудь выкраивает на родном заводе."

Говорят, что на каждый роток не накинешь платок. Из всего "миллионерского" набора у Моисея Наумовича была одна "Волга-21", которую он поменял аж на другую "Волгу - ГАЗ-24". Жили они с супругой до самого конца в котеддже, в районе, который был престижным только до середины 50-х годов. Когда он из за болезни вынужден был уйти на пенсию, я однажды с Пал Иванычем прихал его навестить.

Было это в конце 80-х, но многое из того дня врезалась в память, как картина маслом. Был редкий для Урала солнечный осений день сентября. Моисей с женой сидели на лавочке около ворот их дома. Мы даже в дом не зашли, его недавно выписали из больницы. Он был человек мужественный и знал, что умирает - у него было онкологическое заболевание, уже неоперабельное. Но когда мы расставались он заплакал. Павел Иванович, который пришёл работать к Моисею юнцом после техникума тридцать лет назад, заплакал тоже. Моисей был ему ближе родного отца.
Тогда я не плакал, а сейчас вспоминая тот день, и у меня глаза затуманились.

В день похорон Моисея на его "заводе Шапиро" был нерабочий день, проводить народного директора пришли все, кто мог и все, кто его знал и о нём слышал.
Его котеддж, как я узнал позже, они арендовали. Никаких богатств он детям не завещал. Сын его и дочь работали в городских учреждениях. Лет десять назад дочь Светлана, уйдя на заслуженный отдых, с семьёй перехала жить в Израиль.

Для издателей, литагентов, издатеэй, продюсеров,режисёров и друзей:mail:semen_v47@yahoo.com; skype:semen-volkov;
2014год. Израиль

Другие статьи в литературном дневнике:

• 27.12.2014. Из цикла мои Учителя. Моисей