Гуманитарная катастрофаТакими словами, конечно, бросаться грех. Гуманитарная катастрофа — это когда ты сидишь в подвале собственного дома, ставшего щебнем, и не знаешь, что убьет тебя раньше: голод, жажда, отсутствие лекарств или осколок бомбы, которую в подарок диктатору твоей страны прислал диктатор с далекого севера во имя борьбы с мировым терроризмом. Мы такого, слава Богу, не переживали. Но я не знаю, как точнее обозначить тему, о которой собираюсь говорить. Голодное и страшное время развала Союза, вторая половина восьмидесятых, для меня и многих мне подобных было, пожалуй, еще и счастливым временем. Мы со сверстниками вырастали как раз в пору, когда у человека появляется интерес к серьезному чтению, и тут… Книги, которые были недоступны отцам и дедам, обрушились на нас и завалили. Поток, лавина, какие там еще бывают избитые метафоры? Это, пожалуй, было чем-то вроде долга перед теми, кто прожил жизнь в безвоздушном интеллектуальном пространстве Совка, — прочесть все, чего им прочесть не довелось. Мы и читали. Пытаясь за год освоить то, на что нормальный мир потратил столетие. Своих и чужих, убитых Сталиным и убитых Гитлером, и выживших, конечно, тоже. Бежавших из России и никогда в России не бывавших. Поэтов, романистов, историков, философов. Их нужно было расставить по полкам в квартирах и в головах. Отделить пустое от важного. Иными словами, вернуться в этот самый нормальный мир, потому что мир состоит из книг. Книги как кирпичи, из которых нормальный мир сложен. И приходилось глотать их, чтобы понять, о чем нормальный мир думает, о чем спорит, от чего отрезаны были наши старшие. Глотать, как глотают лекарство, чтобы отойти от красного морока. Плохо получилось, похоже, раз сегодня Россия оказалась там, где оказалась, — как раз наше время приходит, мое и сверстников, чтобы за это тоже отвечать. Но это история отдельная. Потом поговорим. Тем более что дело еще недоделано, у нас и сегодня в новинках то курс лекций Мишеля Фуко, то сборник текстов Ханны Арендт (и хорошо, и правильно, читайте Фуко и Арендт, вреда точно не будет). Есть том мемуаров Арона Гуревича «История историка». Жуткая совершенно книга о том, как выживал гениальный ученый, вынужденный жевать марксистскую жвачку, отрезанный от нормальных архивов, лишенный возможности читать книги зарубежных коллег и окруженный стадом глумящихся начальничков, идеологически подкованных и верных единственно правильному курсу. Гуревич — великий, он справился, но не всем же быть великими. Недавно в букинистическом магазине я наткнулся на книгу одного советского философа. Не хочу называть фамилии — он был хороший, просто несчастный, как все советские гуманитарии. Другой его книгой я в юности зачитывался, и спасибо ему за это. Я купил увесистый том, взялся читать и вдруг понял, что главным источником сведений о Ветхом Завете (а там много было о Ветхом Завете) для автора является роман Томаса Манна «Иосиф и его братья», в Союзе хоть и дефицитный, но все же более доступный, чем Библия. Вот это и есть беда гуманитария, настоящая гуманитарная катастрофа. Хотя о чем я — ведь и с евангельской истиной поколения знакомились по роману Булгакова. Где-то на полках припрятан у меня самиздатовский экземпляр «Мастера и Маргариты», не отпечатанный на машинке даже, а выбитый в бумажных листах устройством для изготовления перфокарт. Такие буквы из дырочек, двери в пустоту… Свобода, заглянувшая в Россию в конце прошлого века, избавила нас от радости узнавать о современной западной философии (тоже, впрочем, как современной — с отставанием примерно лет на двадцать) из разоблачительных брошюр, бичующих ошибки буржуазных мыслителей и слабое их знакомство с истинами ленинизма, а о Джексоне Поллоке, к примеру, из альбомов, где репродукции его работ приводились, чтобы показать полный упадок западного дегенеративного искусства. Дала шанс вернуться в мир людей, увидеть, чем этот мир живет и о чем думает. Сегодня, по счастью, книги хоть и запрещают, но все-таки редко, к тому же пока есть интернет (кстати, я честно не понимаю, как мы без него жили). Но из интеллектуальной современности наше государство нас потихоньку выжимает. Выпихивает на обочину, вынуждает думать о проблемах не вчерашнего даже дня, а позавчерашнего века. Вспомните наши споры. Тексты, дискуссии, то, что держит общество в напряжении в последние годы, то, что создает интеллектуальную атмосферу. О чем нас заставили думать? Я напомню. Вот, например: может ли современный светский суд принимать во внимание, решая судьбу подсудимых, постановления средневекового церковного собора? Можно ли в отдельно взятом регионе ради, разумеется, поддержания гражданского мира и стабильности практиковать женское обрезание? А в другом — убивать геев за то, что они геи? Можно ли обрекать на смерть сирот в отместку за санкции против нескольких тюремщиков? Сколько раз позволительно бить жену в течение года? Ну и, конечно, надо ли жечь сыр и давить гусей бульдозером. Думать об этом скучно, душно и незачем. Но мы в этом живем, о чем нам еще думать. Это кажется мелочью в сравнении с войной, смертями, сломанными тюрьмой судьбами невиновных. Но мы вынуждены тратить свое время на нелепые, зато небезопасные споры с государством о вещах, которые предмета для спора не содержат. У бога дней много, но у нас-то — нет, и все это значит, что мы уже не успели подумать о чем-то по-настоящему важном и правильном для себя, для страны и для мира. Не сделали нужных вещей и уже не сделаем, растратили жизнь на ненужные. Еще раз осыпались в гуманитарную катастрофу, снова отстали. Может, кстати, поэтому и возможны война, смерти, сломанные судьбы. И новым подросткам, когда кончится этот морок, опять придется разбираться с лавиной чужих мыслей, делать нашу работу, пытаться догнать мир. Может, хоть у них получится. А мы пока давайте выясним, на сколько лет стоит посадить человека, если следователь отказывается верить, что спектакль, человеком поставленный, состоялся, хоть его и видела вся Москва. А что, интересная же тема, увлекательная. Иван Давыдов © Copyright: Игорь Гарин, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
