Окончательную правду русскому человеку всегда сообщают матом.
Человек привык видеть дьявола везде, кроме зеркала и телевизора.
Когда не думаешь, многое становится ясно.
Человек считает себя Богом, и он прав, потому что Бог в нем есть. Считает себя свиньей — и опять прав, потому что свинья в нем тоже есть. Но человек очень ошибается, когда принимает свою внутреннюю свинью за Бога.
А Россия где? — В беде, Василий Иванович.
С Россией всегда так: любуешься и плачешь, а присмотришься к тому, чем любуешься, так и вырвать может.
Наше общество напоминает мне организм, в котором функции мозга взяла на себя раковая опухоль.
Есть ли мировой антирусский заговор? Безусловно! И в нем участвует всё взрослое население России.
Применялось ли против России секретное сверхоружие? Применялось и применяется. Чтобы в этом убедиться, большинству достаточно открыть окно и посмотреть на улицу.
В наше время люди узнают о том, что они думают, по телевизору… Телевизор — это просто маленькое прозрачное окошко в трубе духовного мусоропровода.
Человек человеку уже не волк… человек человеку WOW!
Но вот что значит быть «русским»? Ездить на немецком автомобиле, смотреть азиатское порно, расплачиваться американскими деньгами, верить в еврейского бога, цитировать французких дискурсмонгеров, гордо дистанцироваться от «воров во власти» — и все время стараться что-то украсть, хотя бы в цифровом виде. Словом, сердце мира и универсальный синтез всех культур.
Советский мир был настолько подчеркнуто абсурден и продуманно нелеп, что принять его за окончательную реальность было невозможно даже для пациента психиатрической клиники.
Находясь в жопе, ты можешь сделать две вещи. Во-первых — постараться понять, почему ты в ней находишься. Во-вторых — вылезти оттуда... Вылезти из жопы надо всего один раз, и после этого про нее можно забыть. А чтобы понять, почему ты в ней находишься, нужна вся жизнь. Которую ты в ней и проведешь.
Россия, в сущности, тоже страна восходящего солнца — хотя бы потому, что оно над ней так ни разу по-настоящему и не взошло до конца.
...Какие бы слова ни произносились на политической сцене, сам факт появления человека на этой сцене доказывает, что перед нами ****ь и провокатор. Потому что если бы этот человек не был *****ю и провокатором, его бы никто на политическую сцену не пропустил — там три кольца оцепления с пулеметами.
История парламентаризма в России увенчивается тем простым фактом, что слово «парламентаризм» может понадобиться разве что для рекламы сигарет «Парламент» — да и там, если честно, можно обойтись без всякого парламентаризма.
Режим — это все те, кому хорошо живется при режиме.
Те, кто стоит близко к кормушке поилке, счастливы в основном потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.
...Противно от того, что вся огромная страна, где я живу, — это много-много таких маленьких заплеванных каморок, где воняет помойкой и только что кончили пить портвейн...
Почему, думал я, почему любой социальный катаклизм в этом мире ведет к тому, что наверх всплывает это темное быдло и заставляет всех остальных жить по своим подлым и законспирированным законам?
О чем вся великая русская классика? Об абсолютной невыносимости российской жизни в любом ее аспекте. И все. Ничего больше там нет. А мир хавает. И просит еще.
Российский старожил давно заприметил вострую особенность нашего бытования: каким бы мерзотным ни казался текущий режим, следующий за ним будет таким, что заставит вспоминать предыдущий с томительной ностальгией.
Все без исключения революции в нашем уркистане кончаются кровью, говном и рабством. Из века в век меняется только пропорция. А свобода длится ровно столько, чтобы успеть собрать чемодан.
Чует сердце: скоро, скоро в России закончится время дураков — и начнется время других дураков.
И хоть мы очень уважаем либеральную демократию как принцип, вонять от этих слов в русском языке будет еще лет сто!
Если история нас чему-нибудь учит, так это тому, что все, пытавшиеся обустроить Россию кончали тем, что она обустраивала их.
Наша старинная русская традиция как раз и строилась вокруг того, что не имела ничего своего, кроме языка, на котором происходило осмысление этого «ничего».
Слова, предназначенные для одного человека, ничего не дадут другому.
О, черт бы взял эту вечную достоевщину, преследующую русского человека! И черт бы взял русского человека, который только ее и видит вокруг.
Что такое, в сущности, русский коммунизм? Шел бухой человек по заснеженному двору к выгребной яме, засмотрелся на блеск лампадки в оконной наледи, поднял голову, увидел черную пустыню неба с острыми точками звезд — и вдруг до такой боли, до такой тоски рвануло его к этим огням прямо с ежедневной ссаной тропинки, что почти долетел.
Хорошо, разбудил волчий вой — а то, наверное, так и замерз бы мордой в блевоте.
Нашему народу свойственно удивительное доверие к решениям властей.
И всю жизнь так, башкой о бетон…
Когда человек ищет, чем подтвердить свои параноидальные идеи, он всегда находит.
Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому всё, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а всё, что было здорового пять лет назад, уже сожрано.
Если в амбаре десять овец и два волка, где здесь большинство и где меньшинство? А как быть с сорока зэками и тремя пулемётчиками?
«Духовность» русской жизни означает, что главным производимым и потребляемым продуктом в России являются не материальные блага, а понты.
Доцент Иркутского педагогического института филолог Александр Сиринд сумел опровергнуть знаменитую формулу Витгенштейна, приведя пример предложения, которое выходит за пределы начертанной австрийским философом всеохватывающей парадигмы. Оно звучит так: «Иди на *уй, Витгенштейн».
К чему эти вселенские обобщения, которые каждый раз кончаются убийством пятидесяти миллионов человек?
Патриотизм и любовь к России в русской душе живы и часто просыпаются, но сразу обваливаются в пустоту, поскольку становится ясно, что их уже не к чему приложить — это как попытка поцеловать Марию-Антуанетту после того, как силы прогресса отрубили ей голову...
