Беспринципный президентЕсли верить французской газете Le Monde (а после комментария Дмитрия Пескова остается немного сомнений), на категорический призыв Макрона объяснить или расследовать, как стало возможно отравление русского оппозиционера при помощи химического оружия, Владимир Путин выдал каскад возражений, которые с трудом согласовываются между собой. История французской прессы знает громкие статьи, менявшие политические судьбы правительств, а иногда и целых стран. И если утечка о содержании телефонных переговоров между Владимиром Путиным и Эммануэлем Макроном, опубликованная в Le Monde, стилистически не похожа на «Я обвиняю» Эмиля Золя, это совершенно не отменяет ни характера, ни возможного значения этой публикации. Кто бы ни способствовал тому, чтобы сведения об этих переговорах попали в прессу, он очевидно стремился показать грань отчаяния, к которой приближаются европейские собеседники Путина или, во всяком случае, лично президент Франции. И причина этого отчаяния не в простом несходстве позиций или даже усталости от чьего-то упрямства или несговорчивости. Изложение беседы двух президентов в версии французской газеты с небольшими комментариями корреспондента Петра Смоляра, кажется, демонстрирует некоторое потрясение от понимания, с кем сейчас приходится иметь дело главе французского государства. И даже если это потрясение разыграно, то, по крайней мере, для этого есть серьезные причины, видные в том числе из содержания разговора. Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков фактически подтвердил, что разговор передан верно, и лишь указал на неточность формулировок. И то сделано это было, кажется, для того, чтобы не обвинять лично французского президента в разглашении конфиденциальной беседы. Что ж, давайте посмотрим, о чем говорили Путин и Макрон. Напомним, что статья получила название «Диалог глухих». Это в чем-то штампованный оборот, постоянно использующийся во французской прессе для обозначения отсутствия точек соприкосновения в каких-то переговорах. И сама по себе констатация такой беседы глухих между Путиным и Макроном могла бы быть вполне техническим вопросом — не все разговоры, в конце концов, должны кончаться заключением сердечного согласия. Однако в данном случае этот диалог касался не сложных геополитических вопросов, не каких-то мировоззренческих позиций, а конкретного случая — отравления Алексея Навального. И как заключает газета по этому поводу, телефонный разговор выявил «невозможность найти общие слова для описания реальности в отношении отравления русского оппозиционера». Даже эта констатация сама по себе не так печальна, хотя и дает определенные поводы для беспокойства. В конце концов, не все обстоятельства случившегося с Навальным до конца ясны, что-то допускает, по крайней мере теоретически, неоднозначные интерпретации. На это, видимо, вправе указывать беседующие по данному вопросу. В том числе, наверное, и российский президент. Впрочем, для устранения всех противоречий и недоразумений по этому болезненному вопросу необходимо проведение тщательного расследования, к чему и призывал Эммануэль Макрон своего русского коллегу. И именно ответ, точнее, ответы Владимира Путина могли стать поводом для того недоумения, которое изящно определяется в газете как «отсутствие общих слов для описания реальности». Собственно говоря, если верить Le Monde (а после комментария Дмитрия Пескова поводов для сомнений остается немного), на категорический призыв Макрона объяснить или расследовать, как стало возможно отравление русского оппозиционера при помощи химического оружия, Владимир Путин выдал каскад возражений, которые с трудом согласовываются между собой. Он назвал Навального неким словом, которое, по-видимому, ближе всего к понятию «смутьян» (на французском оно было передано как troublion и из-за особенностей некоторых онлайн-переводчиков, которыми пользовались сообщившие об этом русские СМИ, слово превратилось в по-своему уникальный титул «баламут»), и обвинил его в симуляции собственных заболеваний. Затем заявил, что ФБК своими расследованиями шантажировал чиновников. После предположил, что изготовить «Новичок», которым мог быть отравлен Навальный, не так сложно, а один из создателей отравляющего вещества живет в Латвии. И наконец, сообщил, что, возможно, Навальный случайно или намеренно употребил яд сам. Лидерам государств иногда приходится защищать или хотя бы объяснять очень сомнительные действия, которые связываются с их именем. Но для этого, по крайней мере, нужна стройность и соблюдение определенных принципов. То, что по какой-то причине решил продемонстрировать Путин в разговоре с Макроном, — это открытая беспринципность в первоначальном значении этого слова. Когда в марте 2014 года Ангела Меркель, согласно распространенной версии, высказала сомнения, что Путин «сохранил связь с реальностью», речь, как к этому ни относиться, могла идти о некотором «высоком безумии», которое сподвигло российского президента на дерзость с захватом Крыма. Сейчас же французский президент вынужден выслушивать то, что должно казаться просто несогласованным набором ничем не подтвержденных ответных обвинений, которые, если обратить внимание на указание Le Monde, что Макрон «немедленно» отверг «гипотезы о латвийском следе» и «самоупотреблении яда», вызвали у него достаточно эмоциональную реакцию. Сложно понять, что испытывает государственный деятель, когда в ответ на сообщение о серьезных подтверждениях отравления оппозиционера химическим оружием, слышит от своего коллеги, что, возможно, оппозиционер употребил яд сам. Но чисто по-человечески это похоже на необходимость продолжать беседу, какой бы нетерпимый в нормальных условиях оборот она ни принимала — просто потому, что от человека в Кремле слишком многое зависит. То, что, обсудив версию про «латвийский след» и «самоотравление», Макрон и Путин продолжили обмен мнениями о Ливии или Украине, очевидно, должно продемонстрировать, что по некоторым вопросам собеседников не выбирают. Однако в этом случае может возникнуть и настоятельная необходимость поделиться с городом и миром информацией, что твои оценки моральных качеств собеседника изменились. И сообщить, что у царя Мидаса ослиные уши, через газетную публикацию — не самый плохой способ это сделать. Станислав Кувальдин СТРАХ КАК СТРАТЕГИЯ За хаосом официальных версий, связанных с отравлением Алексея Навального, может прятаться вполне однозначное сообщение, которое официальная Россия пытается передать остальному миру — Но тогда нас хотя бы боялись… И подумав, добавил мечтательно: — Может, и теперь... Он только пожал плечами. Мол, ну что ты кривляешься, что же тут может быть непонятного. Разговор этот я вспоминал не раз, читая на неделе новости. Главная, конечно, — слив в Le Mond подробностей разговора Путина с Макроном о деле Навального. Разговор состоялся еще 14 сентября, на сайте Кремля тогда же появился сухой и бессодержательный официальный отчет, а теперь вот, значит, мы более или менее представляем, о чем беседовали два президента. Дмитрий Песков, пресс-секретарь Владимира Путина, сказал, что французская «статья совсем не точна в переданных формулировках». Ну, то есть, сам того не желая, подтвердил, что французы не врут. Спорить можно только о деталях. Путин, получается, и правда рассказал коллеге, что Навальный — известный шантажист и баламут — мог сам принять «Новичок», а изготовить это страшное вещество можно чуть ли не в домашних условиях, да и вообще, слухи о его убийственной мощи сильно преувеличены. Фоном — два сообщения от двух грозных ведомств из трех букв в рамках все того же сюжета. Сначала глава СВР Сергей Нарышкин заявил, что все запасы «Новичка» в России давно уничтожены. Затем официальный представитель МИД Мария Захарова рассказала, что в России никакого «Новичка» вообще никогда не было. Конечно, впечатление это все производит гнетущее. И много всего, разумеется, уже сказано по поводу. Отмечают, например, что Макрон (кто же еще?), видимо, дал добро на утечку, чтобы не чувствовать себя полным идиотом. Он все же глава европейской державы, а ему, понимаете ли, такое втирают на голубом глазу. Тут уж, как часто в нормальной политике случается, гласность — единственный вариант самозащиты. Пишут, что поток противоречащих друг другу официальных версий в связи с отравлением (или не отравлением) Навального — он же «блогер», он же «берлинский пациент», он же, такое тоже довелось увидеть, «россиянин», и ведь не поспоришь — пациент, россиянин, блогер, — свидетельство полной деградации системы. Единой позиции нет, все действуют автономно, несут что в голову взбредет и даже не пытаются согласовать содержание своих выступлений, чтобы избежать совсем уж вопиющих противоречий. Но это именно что ремарка, иллюстрация к чужим сомнениям. У меня сомнения другого рода. А правильно ли мы вообще понимаем мотивы выдающихся государственных деятелей, смущающих умы странными речами? Вдруг там, где всем мерещатся хаос и деградация, на самом деле — продуманная стратегия? Ну или стихийно сформировавшаяся стратегия, это не так уж важно. Умысел или инстинкт ведет государственных людей — вопрос второстепенный, главное — цель и направление движения. Путинская Россия давно (лет шесть, как минимум, если не больше) и последовательно держит курс на конфликт с Западом. Ключ к успеху при таком курсе только один — страх. Нужно, чтобы тебя боялись, отходили в сторону, понимали, что лучше не связываться, не пытались затевать диалог. Оправдываются слабаки — чему-то такому учат в питерских подворотнях, да и в любых других подворотнях тоже. Сильному оправдываться незачем. Сильный творит что хочет, не задумываясь о возможной реакции окружающих. Важно показать собеседнику, что Россия пойдет на все, чтобы не затевать настоящего расследования. Вполне в рамках этой стратегии — страсть верховного вождя к рассказам о новейшем российском оружии. На днях опять о том же рассуждал. Но, кажется, рассказы эти не особенно пугают пресыщенную иностранную публику. Это внутри страны людей пугать легко: достаточно замахнуться на человека дубинкой, чтобы он испугался. А уж если тюрьмой пригрозить… Во внешней политике эти простые механизмы, к сожалению, не работают. Кое-что, впрочем, получается: к агрессивной манере российских спикеров самого высокого ранга все уже привыкли, другого не ждут. Даже если спикер высокого ранга действует из самых добрых побуждений. Ну, допустим, как Путин на юбилейной сессии ООН. Сначала рассуждает о порочной практике санкций, потом обещает привить всех сотрудников Организации российской вакциной от ковида. Звучит все равно как угроза: отменяйте свои санкции или пеняйте на себя! Рассуждать о том, чем руководствовался Макрон, давая добро на публикацию секретных переговоров, я бы не взялся: чужая политическая культура — потемки. С нашей проще, мы ведь здесь живем, в конце концов. Что-то такое еще Шаламов описывал в «Очерках преступного мира»: припертый к стенке блатарь, сообразив, что силой проблему не решить, начинает изображать сумасшедшего, давая противникам понять — ожидать от него можно буквально чего угодно, он готов на все и никакие соображения здравого смысла уже не действуют. Так вот, я допускаю, что именно такое сообщение и пытаются передать миру представители СВР, МИД и президент Российской Федерации лично. Путин — человек опытный, и едва ли он рассчитывал, что Макрон в его рассуждения поверит. Это и не важно. Важно показать собеседнику, что Россия пойдет на все, чтобы не затевать настоящего расследования. Что никакие риски тут не играют роли, никакие прагматические соображения, никакие угрозы. Чтобы собеседник понял — с этими лучше не связываться, чтобы отошел от греха в сторонку. А на подпевках у ближащего солиста — и глава СВР, и официальный представитель МИД, и весь цвет отечественной пропаганды. Чем нелепей выступают, тем страшнее слушать. Потому что с сильным можно договариваться или силой помериться, а вот с обезумевшим… Тут уж только бояться. Иван Давыдов © Copyright: Игорь Гарин, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
