— Подожди. Ты говоришь, что мы падаем в
черную дыру с самого рождения. А когда все
это началось?
— Трудно сказать. Говорят, что это случилось
пятнадцать миллиардов лет назад в точке,
которую физики называют «В1§ Вагщ».
Только никакого взрыва там не было —
правильнее было бы назвать ее «Вщ Оорз».
Можно сказать, что это было нечто прямо
противоположное взрыву. Астрономы говорят,
что вселенная бесконечна, но на самом деле
все, что они видят в небе в свои телескопы, —
это черная дыра изнутри. Она выглядит как
бесконечное пространство просто потому, что
ее границ нельзя достичь. Свет будет лететь
туда вечно и никогда не долетит. Но вся эта
бесконечность — на самом деле не больше
чем точка. Физики называют ее
сингулярностью. А в древних мистических
книгах она известна как «ад наконечника
булавки».
— А как же' звезды, которые мы видим на
небе?
— Это просто лучи, которые падают в черную
дыру. Когда ты видишь звезды, ты видишь
только свет.
— И Луна тоже? Дима кивнул.
— Но ведь люди летали на Луну.
— И куда это делось?
— Что — это?
— То, что они летали на Луну.
— То есть что значит — куда делось?
Осталось в прошлом.
— А куда делось прошлое?
— Не знаю, — сказал Митя.
— В этом и дело. Прошлое тоже когда-то
было светом горизонта, а потом он упал в
черную дыру. Все эти межпланетные полеты и
астрономические открытия — просто
конвульсии света на пути к последней точке.
Что бы ни появлялось в нашем мире, все
исчезает в черной дыре. Поэтому не особо
важно, какую информацию приносит свет. В
следующую секунду он исчезнет там же, где
исчезло все остальное — все эти динозавры,
мамонты, римские империи, боги и ангелы.
— Ангелы?
— Да, — сказал Дима. — Раньше среди нас
были ангелы, но потом они тоже сорвались в
черную дыру. Мистики называют их падшими
и говорят, что они согрешили.
— И боги тоже упали?
— И боги. Когда бога забывают, это значит,
что он уже исчез в черной дыре. А если ему
молятся, это значит, что он все еще падает.
Это может происходить очень долго, потому
что боги имеют очень большие размеры. Но в
конце концов все они падают вниз.
— Вниз?
Дима кивнул в сторону черной головы,
которая теперь была видна в профиль.
— Вон туда, — сказал он. — Пересекая
горизонт событий, все исчезает. У того, что
упало в черную дыру, не остается никаких
свойств и качеств. Поэтому нет разницы
между вчера и позавчера. А завтра то же
самое можно будет сказать и про сегодня. Все
превращается в однородную субстанцию,
объем которой так мал, что ее невозможно
обнаружить никак, кроме как в разговоре о
ней. Это субстанция — прошлое.
— Но ведь прошлое можно обнаружить
множеством других способов, — сказал Митя.
— Например, посмотреть старый фильм. Или
прочесть старую книгу.
— Ты все равно будешь иметь дело с
настоящим. Просто твое настоящее будет
занято эхом прошлого. Или его тенью. Это не
само прошлое, а твои мысли о нем.
— А мысли тоже падают в черную дыру?
— Да. Все, что исчезает, исчезает именно
потому, что падает в нее.
— И мы тоже?
— И мы тоже. Я уже сказал, что мы — это свет
горизонта. Просто свет, который отправился в
свое бесконечное путешествие в тот самый
момент, когда стало слишком поздно это
делать. Секунда, за которую мы должны были
улететь далеко прочь, растянулась в вечность,
которую нам пришлось проводить там, где
нас застала катастрофа. Это «здесь и сейчас»
и есть горизонт событий.
— Мы все время летели к свету.
— На самом деле мы оставались на месте.
Хотя и летели к свету изо всех сил. Все то, что
движется чуть медленнее, просто рушится
вниз. А все, что умчалось прочь чуть раньше,
уже бесконечно далеко.
— Подожди, — сказал Митя. — Я совсем
перестал понимать. А почему мы не видели
черную дыру раньше?
— Ее не видно по определению. Ничто не
может двигаться быстрее света, а свет не
может выйти за границу черной дыры. Эта
граница называется горизонтом событий.
Поэтому из того места, где находится черная
дыра, не может дойти никакая информация о
ее положении. Все просто исчезает в ней, и
все. Где вчера и позавчера? Где та секунда,
когда мы впервые оказались под этим небом
и вдохнули этот воздух? Черная дыра там же.
— Хорошо, — сказал Митя, — но почему тогда
мы увидели ее сейчас?
— Потому что мы только что упали в нее
окончательно. Мы больше не свет горизонта.
Мы свет на пути к последней точке.
Мите показалось, что вес этих слов
непереносим. Ему даже почудилось, что
откуда-то из темного пространства прилетел
далекий детский крик, полный отчаяния и
страха, словно вместе с ним испугалась вся
Вселенная.
— Почему это случилось? — спросил он.
— Теоретически можно находиться на
горизонте событий сколько хочешь. Но в
черную дыру постоянно рушится все
окружающее, и ее масса делается все больше
и больше. Чем сильнее ее притяжение, тем
шире зона черноты, из которой не может
вырваться свет. Граница движется. Это как
археологические слои — над одним
горизонтом событий появляется другой, над
другим — третий… Неподвижный свет, который
был границей черной дыры вчера, падает в
нее сегодня.
— А можно ли этого избежать?
— Нет, — ответил Дима. — Нельзя. Свет по
своей природе не может ничего избежать.
Сегод —ня впереди появилась черная дыра.
Это когда-нибудь случается с каждым
насекомым. Но только ночные мотыльки
понимают, что именно с ними происходит.
— Как это будет выглядеть? Нас что,
расплющит в папиросную бумагу? Сожмет в
точку? Растянет в нить?
— Я не знаю, — сказал Дима.
— Мы можем спастись?
— У нас есть только один шанс, но он, к
несчастью, чисто теоретический. Существует
вариант развития событий, при котором
сингулярность оказывается не в будущем, а в
прошлом. Так, во всяком случае, следует из
математики — есть одно решение, связанное с
особым маршрутом света по шляпе Мебиуса,
так называется искривление пространства
вокруг сингулярности. Но такое решение
крайне нестабильно, потому что зависит…
— Только не надо математики.
— Хорошо.
— А какой он, мир за пределами черной
дыры?
— Он такой же и не такой. Он похож на наш, но
за секунду до того, как с нами случилось
самое страшное. Хоть он совсем близко, туда
невозможно попасть. Об этом плачут все
поэты.
— Но почему мы не можем перейти на новый
горизонт событий? Почему мы должны
падать?
— Мы никому этого не должны. Просто мы
часть того горизонта, который падает.
— Значит, мы погибнем?
— Известно только одно — оттуда никто не
возвращался.
Теперь голова была заметно ближе. Митя
увидел на кеглеобразной короне косую
борозду, похожую на след сабельного удара.
Лицо стало различимо в мельчайших деталях,
и Митя подумал, что где-то его уже видел.
Или, может быть, не это, а какое-то очень
похожее.
— Похоже на портреты из Ахетатона, — сказал
он.
— Из Ахетатона?
— Это была столица фараона-отступника.
Город, который он построил в пустыне. Его
звали Эхнатон, и он поклонялся солнечному
диску. У него и его родственников были
похожие лица. Я подумал, что так могла
выглядеть его пирамида.
— Я уже сказал, что это пирамида Бога.
Многие великие мистики видели эту голову во
сне. Но мало кто потом об этом помнил.
— Почему?
— Память — это разновидность света. А здесь
место, где исчезает всякий свет.
Митя посмотрел на голову. Она была
повернута таким образом, что ее губы
казались сложенными в загадочную
полуулыбку — словно она прислушивалась к
разговору и смеялась над тем, что слышала.
— Кто ее построил?
— Никто, — сказал Дима.
— Откуда же она взялась?
— Знаешь, в некоторых пещерах бывают такие
колонны, которые образуются от миллионов
капель воды, падающих с потолка в одно и то
же место? Сталагмиты. Это что-то похожее.
— Не понимаю.
— Есть такая книга, «Остров затонувших
кораблей». Может быть, ты читал в детстве?
Митя отрицательно помотал головой.
— Про корабли в Саргассовом море, которые
образовали остров, прибившись друг к другу.
Эта голова — что-то похожее. Можно сказать,
что это остров затонувших горизонтов. Все
горизонты событий, которые ушли в прошлое,
слиплись в эту черную голову, примерно как
корабли в той книге. Только там все корабли
сохранялись такими, как были, а здесь
каждый новый горизонт становится просто
микроскопическим слоем. Физика утверждает,
что в слое, который добавляет каждая новая
эпоха, нет ничего индивидуального.
Гравитация уничтожает всю разницу.
— Гравитация? А почему мы ее не чувствуем?
— Мы ее чувствуем. Именно из-за нее мы
летим сейчас по этой спирали и не можем
никак изменить свой маршрут.
Мите показалось, что от черной головы
повеяло теплом — правда, оно было еле
заметным.
— Она всегда была такой?
— Нет. Но за последний миллиард лет она
практически не изменилась.
— Неужели она такая древняя?
— Гораздо древнее, чем человек.
— Почему тогда у нее человеческое лицо?
— Шведский духовидец Сведенборг, — сказал
Дима, — говорил, что небеса имеют форму
человека. Только под самый конец жизни он
понял, что это человек имеет форму небес. У
этой головы вовсе не человеческое лицо. Это
у человека ее лицо. Она — тот образ и
подобие, по которому человек был создан.
Пелевин "Свет Горизонта"
