Антон Бубликов. Достояние.Страшно писать про эту женщину. Тем более, что её день рождения отмечается у нас с такой же помпой, как прежде - другой апрельский праздник: загодя, не без кликушества. Даже имя упоминать страшно: не на простую певицу посягаем, не на Апину-Буланову-Овсиенко, а на Достояние Всенародное. Так мы и будем её звать, дабы лишний раз не сделать больно упоминанием её звездного имени. Всего и осталось у нас достояния - Большой театр, водка да Она. И не потому боимся мы о ней писать, что один тусовщик уже отозвался о ней непочтительно и был потом коротко пострижен. А потому, что всякое упоминание имени или биографии нашего Достояния вызывает у него болевой шок. Неизбывная эта боль красной нитью проходит через всё творчество Достояния: "Какое, право, дело вам до тех, над кем пришли повеселиться вы?", "Какое дело вам, с кем хлеб делю я пополам?", "Устала Алла", "Не делайте мне больно, господа!". Бывало, народ только забудет про страдания Божества, как оно громыхает ему сверху: не лезь, мол, ко мне в душу! натоптал своими ножищами! "Да я, право, - бормочет народ, неловко отступая назад, кланяясь и тиская картуз, - я ить и не думал лезть... сами тут разложили, не обойдёшь... не хочешь, а вступишь...". Этот имидж существа тонкого и хрупкого, старательно маскирующего тонкость и хрупкость ярко-рыжей скандальностью, служит нашему Достоянию верой и правдой скоро четверть века. И это вполне работает на образ, ибо Божеству надлежит быть, с одной стороны, грозным, с другой - распинаемым. Наша героиня - уникальный пример того, как можно за упомянутый исторический отрезок практически полностью выдавить из себя певицу. Как сказал кто-то из мастеров, в натюрморт живых уток не вставляют. Между тем с лёгкой руки Достояния в натюрмортах наших сплошь и рядом крякают живые утки: кумиры, ничтоже сумняшеся, уничтожают перегородки между имиджем и собою. Творчество подменяется имиджмейкерством, жизнь в искусстве - светской хроникой. Всё это, признаться, настораживало уже в семидесятые, когда Достояние так настойчиво интонировало: "Дай счастья МНЕ и дай покоя МНЕ - МНЕ, Женщине, Которая Поёт"... Пиком этого ячества, тогда еще по-детски трогательного, стала версия шекспировского сонета:"Что нет невзгод, а есть одна беда - МОЕЙ любви лишиться навсегда". Впрочем, в присвоении чужих трагедий оно упражнялось с таким же рвением. "Ленинград! - стонало Достояние. - Ленинград! Я еще не хочу умирать!". Да помилуй, вправе был ответить Ленинград, кому надо, чтобы ты так страдало? Ведь это писал человек, который действительно во мне умирал, - тебе-то что сделается, вон ты какая гладкая! Но именно тема перманентного умирания, иссыхания, воздыхания занимала в творчестве Достояния ведущее место: творчество - беспрерывная мука, всякий выход на сцену - трагедия, и отстаньте все от меня! Тем более, что я скоро умру, вот здесь, сейчас, на самом деле, "уйду далеко-далеко" - и, разумеется, "вздохнёт кто-то очень легко"; и все вы меня забудете, меня, меня, которая тут для вас публично распиналась не пойми зачем... Как было не ответить многоголосым рёвом: да нет! да ты что! да мы умирать будем - не забудем тебя, мать родную русской эстрады! "Не встанем, мамо,умрём, а не встанем!" - как кричали гоголевские казаки Екатерине Великой. "Всё труднее выходить на сцену. Иногда она мне кажется Голгофой" - это Достояние беседует с Юлианом Семёновым в 1987 году (а записывает, кстати, нынешний главный бык НТВ Андрей Черкизов). Но сама мысль о том, чтобы свернуть с этого крестного пути кажется Достоянию кощунственной: ведь оно еще не всё сказало! Поначалу, разумеется, было о чём говорить. Была настоящая работа с профессионалами: Микаэл Таривердиев в своих мемуарах вспомнил, как Достояние почти сутки искало в студии интонацию для заслуженно знаменитого "Мне нравится, что вы больны не мной". Но при попытках того же Таривердиева и дальше давать Достоянию советы пути их немедленно разошлись: национальная героиня уже сознавала себя таковой и была неуправляема. Между тем ощущать себя в те времена национальной героиней было не так уж сложно: на фоне сплошного хора им.Александрова Достояние действительно выглядело откровением. Но вот парадокс: к Западу, пожалуй, мы были тогда ближе, чем сегодня. В смысле музыкального профессионализма. Ибо то, что на эстраду всё-таки попадало, - проходило не только идеологический, но и жёсткий профессиональный ценз. Так что Достояние многим обязано именно тому несладкому времени, в котором оно только начинало достоять...
- Вы хотите сказать, что вы - символ? - Тепло. Через песню я с публикой общаюсь. А если убрать её, то кто? Тут Старкову не хватило фантазии. Ну всё же ясно, елки зеленые! Кто общается с народом через посредство священных текстов? Кто чередованием гнева и милости приковывает к себе внимание? Естественно, Бог; и такого рода заявы в карьере Достояния не единичны. Что уж тут обращать внимание на на практически непрерывные констатации типа: "Я единственная здесь звезда", "Я - суперзвезда. Это моя работа", "Петь со мной может только великий певец". И так далее. Кого-то нам всё это напоминает, какую-то жертву режима и одновременно его же любимицу, какую-то поэтессу и художницу, какую-то мастерицу на все руки, то и дело страдающую от чужой зависти и недоброжелательства... и вроде бы поначалу там действительно что-то было, но теперь - одни кликушествования о своей божественной сущности... да Джуна же, Господи, Джуна Давиташвили, почётная святая и трижды великомученица в маршальском мундире с палитрой в смуглой руке! То-то они и подрались однажды! Наше Достояние ведь тоже рисует. И тоже исключительно себя. Но если Джуна делает школьные портреты девочек с огромными глазами ми булавочными ротиками, Достояние упирает на губы и волосы. В остальном налицо тождество - и прежде всего тождество самоощущений. Но тогда уж, наверное, следует отказаться от любых музыкальных амбиций и вообще проститься с таким термином, как "творчество". Потому что творчество давно уже не при чем: кто работает символом или тем более Богом, тому не пристало заниматься проблемами творческого роста. "Не царское это дело", - как любит повторять наше Достояние по всякому поводу. Тем не менее в последнее время наша героиня не только творит сама, но выступает и музыкальным критиком в журнале имени себя. Там, в частности, случаются пассажи вроде:"Лично мне кажется, что раньше секундно-кварто-квинтовые ходы были в какой-то мере надоедливы". Тончайшее замечание; это все равно, что в литературной рецензии написать: "Лично мне кажется, что буквы "а", "г", "д" встречаются слишком часто, вот буквы "б" побольше бы... Иллюстрация творческой эволюции нашего Достояния - песни на "Рождественских встречах". Голос дрожит, звучит с преждней силой едва ли раз за всю песню (и то - тень прежнего звука), интонация же сделалась какой-то хвастливо-неуверенной... Цыганская истошность накладывается на томность времен "Иронии судьбы"... Смешались манеры, сменявшие друг друга на протяжении двадцати с лишним лет; результат - голый пафос. Для цыганщины недостаёт силы и страсти, для евростандарта - лёгкости, для кабака, извините, - мастерства и самоотдачи... Да и в прежние времена изобразительные средства нашего Достояния сводились к двум простейшим приемам: либо форсирование голоса на пределе связок, вплоть до рева, либо хриплый задыхающийся речитатив с его ложной многозначительностью. Наиболее наглядно обе эти манеры, чередуясь, явлены в "Старинных часах". В последнее время - видимо, в связи с экономией сил и убыванием голосовых возможностей - прокуренный речитатив отчетливо доминирует, как в большинстве песен последнего альбома. И при всей пресловутой работе над собой - ни манеры, ни приемы, ни даже грамматические ошибки Достояния не изменились ни на йоту: "И время НЕ на миг не остановишь" (1980) - "Что бы путь мне НЕ пророчил" (1997). О последней песне, кстати, говорить уж не будем, - вся наша эстрада кинулась лить крокодиловы слезы над судьбой трагически погибшей девочки и, почувствовав на эти крокодиловы слезы спрос, с итстинно садистким удовольствием принялась тиражировать сочинения Татьяны Снежиной. Которые, увы, откровенно беспомощны. Но какая разница нашим Достояниям и достояньицам, на чем подниматься, чем привлекать к себе внимание? Сгодится и чужая гибель... Однако ни песней "Позови меня с собой", ни выпуском собственной обуви, ни изданием своего журнала, ни публикацией картинок невозможно пстоянно удерживать народ в священном трепете. Тем более что провал на "Евровидении", где наше единственное Достояние конкурировало с НАЧИНАЮЩИМИ исполнителями, так и не удалось оправдать или замазать, - даром что множество послушных музыковедов на полном серьезе уверяли, что Достояние жертвовало собой, защищало честь, закрывало амбразуру... На фоне нашей творческой менопаузы, наступившей после фактического разрыва с большинством прежних соратников Достояние должно было найти новый способ привлечь к себе внимание. Оно нашло, и это временно сработало: Достояние вышло замуж за юношу, которого предпочитало называть "своим фаворитом".Аналогия с Екатериной прослеживалась стопроцентной (недоставало переписки с Дидро, но за таковую в крайнем случае могло сойти сотрудничество с Готье). Правда, наш юноша со счастливыми круглыми глазами вечного теленка до такой степени ничего из себя не представлял, что новая волна ажиотажа и обожания могла быть вызвана только одним: бесповоротным уходом со сцены. В самом деле, нельзя же до такой степени быть евреем из старого анекдота. Помните? Разница между англичанином и евреем в том, что англичанин уходит и не прощается, а еврей прощается и не уходит. Теперь мы знаем, что наше Достояние отличается от англичанина и еврея. Оно бесконечно долго прощается, потом уходит, потом приходит обратно. Возвращение Достояния было обставлено не без помпы: получалось, что оно в очередной раз затыкает собою амбразуру, ибо, кроме него, на эстраде никого нет. Россия не Америка: она не может позволить себе многих звезд. Поэтому здесь так много "единственных" и "самых". Здесь мы рискнули бы робко возразить, поскольку именно присутствие на эстраде нашего Достояния является серьезнейшим препятствием на пути маленьких достоят, из которых тоже могли бы получиться звезды - но без контракта или просто контакта с нашим суперзвездным кланом никто из них не имеет шанса занять сколько-нибудь значительное место. Ибо все места уже заняты. Без восторгов или, по крайней мере, приседаний в сторону клана и лично Достояния не обходится сегодня ни одно интервью ни одного кумиренка. Сама мысль о том, что трон будет кем-то занят,, невыносима для Достояня точно так же, как и для другого нашего достояния, которое тоже все никак не решит: уходить ему или возвращаться в 2000 году? И потому вследствие просьб окружения и умоляющих стонов публики наша героиня воротилась - с намерением закатить тур по 45 городам. С чем вернулась сегодня эта женщина, чьи ранние песни до сих пор способны вызвать если не восхищение, то уважение? О какой эволюции говорит этот тур - сто пятое последнее китайское прощание? Господи помилуй, да не скрипя ли сердцем, не скрепя ли зубы подводим мы этот безрадостный итог? Разве не оно, не наше Достояние, в своё время отказалось петь перед жующими генералами, бросив в зал:"А сейчас вон тот генерал исполнит "Шумел камыш", а я пожую и послушаю!". А ведь шёл 1977 год! Разве не под её хрустальный тогда голос крутилась карусель в полузабытом тогда фильме "Фантазии Веснухина", от которого только и осталась песенка "Куда уходит детство?". И разве не чувствовали мы все, от фанатов до вечно кривящихся снобов, самой настоящей боли, когда этот голос на наших глазах грубел и хрипнул, когда свобода становилась пошлостью, недостаток образования оборачивался вульгарностью, а вместо нормальной концертной деятельности мы наблюдали череду всё более отчаянных, эпатажных и безнадежных попыток любой ценой привлечь к себе внимание? Да и со страной нашей, в сущности, дапвно уже произошло то же самое: все её таланты, достоинства,неисчерпаемая самобытность и выдающийся темперамент - давно в прошлом, на месте национального характера зияет обугленная дыра, удаль и ухарство благополучно заменились хамством, перспектив никаких... и на какое-то время эта страна от нас как бы вовсе ушла, но мы так испугались и так умоляли вернуться, что она склонилась к нашим мольбам и благополучно воротилась в варианте года так семьдесят пятого. Того самого, в котором Брежнев соображал уже только с медсестрой, а наше Достояние завоевало "Золотого Орфея". Вот чего она символ, последняя народная артистка СССР. Родины нашей. Потому что другой Родины у нас уж точно нет.
Статья взята из газеты "СОБЕСЕДНИК" номер 16, 1998 год. © Copyright: Глафира Кошкина, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
