Смеёшься, роняешь ягоду. Алыми рассветными росами растекается сок.
И небо, и губы одинаково сладки, желанны. Что выбрать?
А я художник от слова «худо».
Худо, ох худо мне: не сберёг свою акварель.
Смелая, свободно-спокойная, согласилась быть моим холстом.
Рисую по тебе малиной, вздрагиваю всякий раз, если вздрагиваешь ты от прикосновения. Моих ли пальцев, губ, ягод?
Непослушные, так и норовят скатиться, затеряться, притаиться в спелой хмельной доступности.
Но губы опережают, ловят, пьянятся запретным соком.
Руки плетут, руки поют, просят, берут.
Горький мой малинник, тайная дорожка-тропка заплетённая, изученная и непознанная, заласканная, зацелованная.
И время замирает, медленно оседают песчинки вечности на дно души.
Малиновые дети малинового танца кружатся под струями неистового водопада…Беспечные и юные, вечные как обещание.
Не береглись. И однажды утро состарилось и поседело.
Опустел, посветлел малинник.
Печальным шёпотом исходит память. Пью горечь поздней ягоды. Вязкой оскомой гнетут мысли о тебе.
В моей палитре нет алого. Прошлое штрихами тумана.
Тает, исчезая, капелька. Ни тебя… ни неба…
