***
Евгений Евтушенко.
Борис Пастернак
1890-1960
Пастернакиада
(триптих)
1. Ограда
В.Луговскому
Могила,
ты ограблена оградой.
Ограда, отделила ты его
от грома грузовых,
от груш,
от града
агатовых смородин.
От всего,
что в нем переливалось, мчалось, билось,
как искры из-под бешеных копыт.
Все это было буйный быт -
не бытность.
И битвы -
это тоже было быт.
Был хряск рессор
и взрывы конских храпов,
покой прудов
и сталкиванье льдов,
азарт базаров
и сохранность храмов,
прибой садов
и груды городов.
Подарок - делать созданный подарки,
камнями и корнями покорен,
он, словно странник, проходил по давке
из-за кормов и крошечных корон.
Он шел,
другим оставив суетиться.
Крепка была походка и легка
серебряноголового артиста
со смуглыми щеками моряка.
Пушкинианец, вольно и велико
он и у тяжких горестей в кольце
был как большая детская улыбка
у мученика века на лице.
И знаю я - та тихая могила
не пристань для печальных чьих-то лиц.
Она навек неистово магнитна
для мальчиков, цветов, семян и птиц.
Могила,
ты ограблена оградой,
но видел я в осенней тишине:
там две сосны растут, как сестры, рядом -
одна в ограде и другая вне.
И непреоборимыми рывками,
ограду обвиняя в воровстве,
та, что в ограде, тянется руками
к не огражденной от людей сестре.
Не помешать ей никакою рубкой!
Обрубят ветви -
отрастут опять.
И кажется мне -
это его руки
людей и сосны тянутся обнять.
Всех тех, кто жил, как он, другим наградой,
от горестей земных, земных отрад
не отгородишь никакой оградой.
На свете нет еще таких оград.
1961
2. Подслушка
Нетихая могила Пастернака
была не одинока, и однако,
по новым людям детски голодна.
Трава над ней как будто привставала,
чтобы услышать наши голоса.
Здесь были беглецы из лжи, беглянки.
Стихи в тени странноприимных куп
выпархивали, будто бы белянки,
из старческих и юношеских губ.
Здесь на скамью во времена судилищ
для самых доверительнейших встреч
мятежные писатели садились,
чтоб в тайне слово каждое сберечь.
Скамья-старушка, милая простушка,
стихи послушать вроде бы любя,
зачем же ты скрывала, что подслушка
была так ловко вделана в тебя?
Подслушкой занимаются глухие.
На верхних ветках только глухарье.
Подслушали бы сердце у России
и у поэтов истинных ее.
2002
3. Мелодия Лары
Я на площади Ютика в Талсе
стою, как щелкунчик,
который сбежал из батета.
посреди оклахомских степей,
посреди раскаленного лета.
Здесь привыкли ко мне,
и мой красный мундир деревянный
тем хорош, что на красном невидима кровь
а внутри меня - рана за раной.
Мне бинтуют их,
зашивают, -
есть и поверху, есть и сквозные,
но никак она не заживает,
моя главная рана - Россия.
Но ее поднимают на крыльях
Чайковского белые лебеди.
Он с ладони их выкормил
теплыми крошками хлебными.
Я щелкунчик из сказки немецкой,
из музыки русской,
но давно не бродил
по таежной тропинке
от игол и мягкой, и хрусткой.
Мне ковбой на родео сказал:
"Ты прости, я был в школе лентяем.
Где Россия?
Постой, - где-то между Германией,
и... и Китаем?"
А ведь в точку попал он.
Россия действительно между,
но от этого "между"
терять нам не стоит надежду.
И однажды я вздрогнул
на площади Ютика в Талсе,
потому что с Россией на миг
с глазу на глаз остался.
Это мне городские часы
под размеренные удары
заиграли хрустально
мелодию Лары.
Жаль, что сам Пастернак не услышал той музыки,
снега рождественского искристей.
Если даже не фильм,
то ему бы понравилась Джули Кристи.
Запрещенный роман
прорывался в Россию
мелодией Мориса Жарра,
Выключали экран телевизора...
если на льду
танцевала под эту крамольную музыку пара.
Но во всех кабаках -
и в столице,
и даже в Елабуге
тему Лары играть ухитрялись,
прикинувшись дурнями, лабухи.
И, не зная за что,
инвалиды рублевки кидали,
и мелодии этой подзванивали медали:
Если, крича,
плачу почти навзрыд,
словно свеча,
Лара в душе стоит.
Словно свеча,
в этот проклятый век,
воском шепча,
светит она сквозь снег.
И ты плачешь, Россия, плачешь
по всем, кто где-то замерз в пути.
Жгут, горячи,
слезы, как воск свечи.
Русь, ты свети!
Лара, свети, свети!
Даже кресты
плачут живой смолой.
Родина, ты
будь ради нас живой!
Мир пустоват,
без огонька в ночи,
и Пастернак
с Ларой, как две свечи.
И ты плачешь, Россия, плачешь
по всем, кто где-то замерз в пути.
Жгут, горячи,
слезы, как воск свечи.
Русь, ты свети,
Лара, свети, свети!
И, скитаясь по свету,
опальный роман досыпался
до того, чтобы время показывать музыкой в Талсе.
Тихий шелест страниц запрещенных -
мой трепет российского флага.
От чего-то нас все-таки вылечил доктор Живаго.
И щелкунчиком,
не деревянным - живым,
в нескончаемом вальсе
я кружусь вместе с Ларой
на плошади Ютика в Талсе.
2003
Автор - Евгений Евтушенко
Другие статьи в литературном дневнике:
