***
Лёля Денисьева. Фантазия
Рафаил Маргулис
Павлик Первушин приехал из Мюнхена.
Он был полон мыслей и впечатлений, которые истерзали его.
Павлику было двадцать три года, он стоял на перепутье.
Всё, чем жил и что составляло его гордость, было основой существования, рушилось в одночасье.
Мюнхен и через много лет помнил молодого русского дипломата Фёдора Тютчева,
который вдоволь покуролесил там в своё время, став притчей во языцех у благонравных обывателей.
Любил одну, чуть не валялся у неё в ногах, женился на другой, взял в любовницы третью.
И всё это с трепетом, со стихами, с бесконечным потрясением слабых женских душ.
Павлик был молод и влюблён.
Но меньше всего хотел походить на бывшего коллегу. Ему было стыдно за поведение соотечественника.
Мать, добрейшая Ангелина Никифоровна, не узнавала сына.
Она ходила за ним по пятам, гладила белокурые волосы, пытливо заглядывала в глаза
и старалась докопаться до истины.
- Ты бросаешь службу, Павлуша?
- Да, мама.
- А что будет с карьерой, с твоим будущим?
- Всё равно, мама.
- Как же так?
- Жизнь кончена, мама.
Сын оделся, как для официального визита, и собрался уйти из дома.
Он приобнял мать, и Ангелина Никифоровна затрепетала от жалости к своему единственному отпрыску –
таким он ей показался маленьким и жалким.
- Ты куда?
- Я скоро вернусь, – ответил уклончиво Павел.
На улице он окликнул извозчика.
- Куда ехать, молодой барин?
Павел назвал адрес.
- Дом господина Тютчева? Знаем-с, Господа щедрые.
Павел не ответил.
Фёдор Иванович встретил гостя в домашнем халате, извинился и пошутил:
- Здравствуйте, Павлик. Рад вам. Узнаю молодого робкого дипломата. Сам таким был.
Смущался от каждого дерзкого слова. Как там наш Мюнхен?
- Мюнхен полон разговорами о вас.
Тютчев вопросительно изогнул бровь:
- Я не совсем воспринимаю подобный тон.
- Ваши былые похождения до сих пор у всех на слуху.
Тютчев огорчился:
- Молодой человек, мне не нравится этот разговор.
Павел, кажется, только и ожидал подобной зацепки.
- А мне не нравится ваше поведение относительно Лёли.
- Что? – Тютчев от неожиданности опустился в кресло.
Павлика прорвало:
- Вам не стыдно, пожилому человеку, отцу взрослых дочерей? Как вы себя ведёте?
Вы испортили жизнь молодой девушке, красивой, умной, тонкой.
Девушки из хорошей семьи, девушки, которая могла сделать блестящую жизненную партию.
- Уж не вы ли жених? – тихо спросил Тютчев.
- Увы! – сказал Павлик. Неожиданно с ним случился припадок.
Он бурно зарыдал и никак не мог остановиться.
Тютчев позвонил.
Вбежала немка-горничная.
- Воды, – сказал Тютчев, – и валериановых капель! Живо!
Служенка убежала.
Павлик неожиданно перестал рыдать.
Он пристально посмотрел на Тютчева и встал.
- Руки не подаю, – сказал он, – вы мерзавец.
Нас рассудит кровь. Ждите секунданта. И поспешно выбежал из комнаты.
Через полчаса он был у Лёли.
Павлик слышал, что Лёля нуждается, но скудная обстановка, потёртая, затрапезная мебель поразили его.
Лёля выросла на его глазах. Она была смелой, умной, независимой, всегда уверенной в себе.
Он любил ту, прежнюю Лелю, весёлую, насмешливую, лёгкую в разговоре.
Сейчас перед ним стояла совершенно другая женщина, какая-то потускневшая, почти жалкая,
в непонятного цвета застиранном сарафане. По лицу блуждала странная улыбка.
На руках у Лёли сидел мальчик, лет трёх.
- Чт? – спросила Лёля. – Что вам надо?
- Вам? – поразился Павлик – Вам? Это же я, Павлик. Неужели ты забыла наши клятвы?
- Детство! – скривилась Лёля. – Милое, наивное детство! Что мы знали о жизни?
- А теперь?
Лёля поставила ребёнка на пол:
- Иди, погуляй, Федя.
- Его сын? – спросил Павлик. – И имя его. Боже мой, Лёля! Ты ли это?
- Я – Лёля выпрямилась, и в ней блеснула прежняя гордая осанка, осанка женщины, знающей себе цену.
Она посмотрела на гостя с лёгким состраданием:
- Уходи, Павлик. Уходи отсюда, мой дорогой, детство давно кончилось.
Я люблю и любима. Я счастлива.
- Не верю! – сказал Павлик. – Он обольстил тебя разговорами.
Ему не впервой. Он это умеет. Он демон, а не человек.
- Он лучший из людей, – ответила Лёля. – Тебе никогда не встать вровень с ним.
- Я убью его! – крикнул Павлик.
Шатаясь, он шёл по улице. Остановился у ближайшего трактира.
- Что вам, барин? – спросил половой.
- Водки! Да побольше.
Вечером его, почти невменяемого, привезли домой.
Ангелина Никифоровна только всплеснула руками.
- Положите в кабинете, – сухо сказала она слугам, – завтра я с ним поговорю.
Не успели уложить молодого барина, явился немец Якоб Майер, известный сутенёр.
- Что? – шёпотом спросила Ангелина Никифорвна.
- Павлуша вызвал Тютчева на дуэль.
- Как это?
- Из-за барышни Денисьевой. Он глупо поступил. Тютчев стреляет без промаха.
- Так сделай что-нибудь, Яшка. В накладе не будешь.
- Сделаю. За вашу доброту, конечно. Бедный мальчик.
- А Лёлька – стерва! – убеждённо сказала Ангелина Никифоровна и перекрестилась на образа.
Павлик спал. Ему снилось венчание в церкви.
В белой фате стояла Лёля Денисьева, лица жениха он разглядеть не мог.
Было страшно, и сердце тревожно трепетало.
Утром Павлика вызвали на службу. Предстояло ехать в Париж. И без промедления.
Он выслушал распоряжение и молча вышел в коридор.
Закрыл глаза.
Где-то, в тёмной стороне горизонта, Тютчев целовал Лёлю.
Она судорожно обнимала его за шею.
Р.Маргулис
© Copyright: Рафаил Маргулис, 2015
Свидетельство о публикации №215060201312
Другие статьи в литературном дневнике:
