Вот таким образом, мой друг, я и привык почти всегда играть с сурдиной,
словно боясь кого-то разбудить. Безмолвие возмещает не только бессилие
человеческой речи, у посредственных музыкантов оно возмещает скудость
звучания. Мне всегда казалось, что музыка должна быть просто безмолвием,
тайной безмолвия, которое пытается себя выразить. Возьмите, например,
фонтан. Безмолвная вода наполняет трубы, собирается в них, переливается
через край, и падающая капля обретает звук. Мне всегда казалось, что музыка
должна быть не чем иным, как перелившимся через край великим безмолвием.
Ребенком я мечтал о славе. В годы детства мы жаждем славы, как жаждем
любви: мы нуждаемся в других, чтобы понять себя. Не скажу, что честолюбие -
порок бесполезный, оно может подстегнуть. Но оно же истощает душу. Мне не
приходилось видеть успеха, который не был бы куплен ценой полулжи, я не
встречал слушателей, которые не вынуждали бы нас что-то опускать или что-то
преувеличивать. Я часто с грустью думал, что душа воистину прекрасная не
добьется славы, потому что не станет ее желать. Эта мысль, разочаровавшая
меня в славе, разочаровала меня и в таланте. Мне часто приходило в голову,
что талант - это просто особое красноречие, шумный дар выражения. Будь я
даже Шопеном, Моцартом или Перголезе, я все равно высказал бы, да притом,
вероятно, несовершенным образом, лишь то, что каждый день испытывает
деревенский музыкант, без всяких притязаний старающийся делать свое дело как
можно лучше.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
