Мне не надо, чтобы про меня снимали документальное кино. Дневники и все, что когда-то писала, хочу сжечь, уничтожить. И пепел мой развейте, раздуйте и на помойку меня выбросьте, отдайте в зоопарк на съедение зверям. Хочу, чтобы от меня остались только фильмы – и все.
Рассказывать, как снимается кино, — это глупо. Это как вы бы стали рассказывать мне, что такое любовь.
Получать награды – смешанное чувство: как будто ребенка позвали на елку и дают подарочки. Знаете, как говорят: хорошо, когда хвалят, плохо, когда ругают, но хуже всего, когда долго хвалят или долго ругают.
Человеческая жизнь – страшная. В ней есть много всего хорошего, и она может по-разному сложиться, но она страшная. Ты многого не знаешь заранее: не знаешь себя, не знаешь, что ошибаешься, не знаешь цену своих поступков. Ты постфактум что-то понимаешь про свои предыдущие виновности. Спрашиваешь: а чего я тогда об этом не подумал? А ты и не мог подумать. У тебя не было для этого мозгов или чувств. Не может щенок понимать то, что понимает взрослое животное.
Я ненавижу войну. Я вообще не понимаю, как это можно – в XXI веке убивать друг друга. Это должно быть запрещено, как людоедство. Хотя людоедство я еще как-то могу понять, потому что голодные люди едят как животные. Но война – это омерзительная вещь. Ни ради какой территории, даже если ты назовешь эту территорию родиной, мы не имеем права убивать друг друга.
Искусство ограждает от хаоса, даже показывая хаос.
Кино – это радость! Никаких других настоящих радостей для меня нет.
Острый сюжет стал меня интересовать с тех пор, как я, если говорить высокопарно, разуверилась в возможности прогресса.
У меня всегда фильм растет, как дерево. Есть глобальный замысел, а по ходу дела на нем появляются веточки, и так он ветвится до самого конца.
Съемки – это, с одной стороны, состояние ужаса (а вдруг, сорвется!). С другой – состояние восторга, когда идут замечательные репетиции, актеры попадают точно, куда нужно. Наверно, это можно назвать состоянием влюбленности.
Я многое ценю из чужого, но самой мне так не хочется. Зачем? Ведь все уже сделано. Это как с литературой. Чем лучше книга, тем меньше мне по ней хочется что-то снять. Она этого просто не требует. Мне нужно наоборот, чтобы там были какие-то изъяны, незаконченность, чтобы я это доделала, изменила.
Когда говорят, что я не люблю людей, мне это непонятно. Я не кошка или Господь Бог, чтобы любить людей вообще. Чтобы так их любить, надо быть либо сверху, либо снизу, а я – рядом.
