Людмила вставила ключ в скважину и привычно провернула два раза по часовой стрелке. После этого дверь должна была открыться, но что-то мешало со стороны квартиры. Преодолевая собственное замешательство, Людмила надавила на дверь плечом.
– Мишааа, – позвала она в образовавшийся проем. – Ты дома, Миш?
Ответа не последовало. Людмила еще раз вслушалась в тишину, затем решительно сделала несколько шагов назад и уперлась в стену. Ее охватила какая-то странная решимость – недолго думая, она ринулась на дверь.
Раздался глухой стук, какой бывает, когда лодка в ночи встречается с причалом. Что вынудило Людмилу совершить такой наскок? Глупость, отчаяние, страх или же гремучая смесь из свойств и чувств, именуемая женской дурью?
Когда Людмила все же смогла проникнуть внутрь, она обнаружила на полу мужа. Он лежал прямо под дверью, вытянувшись во весь свой немалый рост. Тяжелое дверное полотно упиралось ему в затылок.
– Господи, да что ж это? – засуетившись, Людмила включила свет, захлопнула дверь и опустилась на колени. Ощупала его лысую бугристую голову.
– Миииша, – выдохнула она, скользя дрожащими пальцами по его лицу. – Что с тобой? Ну, давай же, вставай, не пугай меня.
Внезапно краем глаза она уловила мимолетное движение и, в ужасе обернувшись, встретилась со своим безумным взглядом. Зеркало шкафа бесстрастно отражало грубую действительность, в которой она держала голову мужа, как кочан капусты или арбуз, желая опробовать его на спелость.
– Я убила его, – прошептала Людмила, и ей показалось, что после этих слов ее пальцы уловили исходящий от черепа холод.
Господи, неужели она убила его?!
Муж лежал на спине в коричневой кожаной куртке, которую купил два года назад, и всегда нахваливал из-за наличия большого количества карманов. Какое это сейчас имело значение, все эти ненужные карманы? Эти ботинки на его ногах, эти чертовы брюки?! Неужели она прожила с ним шестнадцать лет только для того, чтобы их совместная жизнь закончилась таким вот образом? Что это было?! Зачем это?! Что вообще происходит, господи?!
Конечно, можно было восстановить примерный ход событий. Попытаться понять, что произошло. Муж пришел с работы, как всегда, раньше нее. Вошел в квартиру, закрыл за собой дверь, сделал несколько шагов к шкафу, отразился в зеркале и внезапно упал. Просто повалился на пол, приперев головой входную дверь. Это мог быть инфаркт или инсульт. Это могло быть все, что угодно. Когда пришла она и попробовала открыть дверь, он был уже мертв. Или еще жив. Ударив его, она запросто могла сломать ему шейный позвонок. Почему нет? Она слышала о таком, когда ломали шейные позвонки от легких падений, не то, что от ударов тяжелыми дверьми. Он, конечно, мог умереть еще раньше, за час или за минуту до ее прихода, но как теперь это доказать?
Да и что было доказывать? Ее муж лежал перед ней, без движения, закрыв глаза и сомкнув губы. Какие нужны были доказательства? Она еще не знала его таким, бесчувственным и в то же время будто подсматривающим за ней сквозь опущенные веки.
Нужно было что-то делать. Звать соседей, звонить в неотложку, в милицию, заплакать, наконец. Нужно было брать себя в руки, продумывая все свои дальнейшие действия.
Она поднялась и застыла в нерешительности, не зная, с чего начать.
– Мммм, – вдруг произнес муж.
– Миша! – она снова бросилась на колени. Ее сердце заколотилось. – Ну, слава богу, ты живой!
Муж открыл глаза и сразу же, ни слова не говоря, начал вставать. Людмила попробовала помочь, поддерживая его за локоть и дрожа всем телом от нервного возбуждения, которое еще больше сковывало ее движения.
– Можешь идти? – спросила она, когда он поднялся на ноги.
Кажется, он кивнул, и они сделали несколько осторожных шажков.
Она шла впереди, просто держа его руку, – муж передвигался сам, почти не опираясь на нее, придерживаясь другой рукой за стену.
На его напряженном лице застыла незнакомая ей гримаса.
Когда они достигли комнаты, Людмила потянулась и щелкнула выключателем.
Она увидела диван, кресло, всю обстановку, которую раньше совсем не замечала, настолько привыкла и вросла в нее.
Увидела враз, все до мелочей, и еще – потертые дощечки паркета, стремительно надвигающиеся на ее лицо.
Она ударилась об пол с тем же стуком – лодка с размаху влетела в причал.
И свет померк.
Сначала Людмила почувствовала тупую боль. Она была везде. Особенно болела грудь и голова. Отчего-то было трудно дышать. Она не могла сделать нормального вдоха, что-то мешало ей, но она не могла понять – что.
Людмила лежала на животе, подогнув под себя руку. Рука тоже болела – она ушибла ее при падении. Нужно было встать – открыть глаза и подняться с пола.
Она осторожно разлепила ресницы. Взгляд уперся в ободранную ножку кресла.
До нее вдруг дошло, почему у нее затруднено дыхание. Почему она не может даже пошевелиться, не то, что приподнять голову или попытаться встать.
На ней лежал муж. Лежал без движения, закрывая собой все ее тело.
– Миша, – хотела позвать Людмила, но задохнулась от острой грудной боли. Закусив губу, она попыталась восстановить дыхание.
Все будет хорошо, – делая короткие вдохи, сказала она себе. Только бы не было так больно. Все остальное она потерпит.
Муж не двигался. Вероятно, он снова потерял сознание. Что же с ним такое?
С недавних пор он стал жаловаться на головокружения, появляющиеся в самые неподходящие моменты. Мир вращался вокруг него, словно пытался с ним поиграть, оторвать от повседневных, скучных дел и прокатить на своей карусели. Муж присаживался на что придется и упирал лоб в ладони. Так и сидел, закрыв глаза и слегка покачиваясь большим телом.
– Сходил бы к врачу, – выговаривала ему Людмила, сочувственно глядя на его сгорбленную фигуру. – Давно бы уже проверился.
Муж игнорировал ее замечания, как и многое другое, – молчал так же, как и сейчас.
А если он умер? Что если на этот раз он действительно умер?
– Миша! – мучительно выдавила она, и вновь боль захлестнула ее. Сжав зубы и ощерив рот, как зверек, попавший в капкан, она испытала крайнюю степень отчаяния и страха, и это придало ей силы. Их хватило на то, чтобы вытянуть руку из-под живота, прежде чем ее опять настигло бесчувствие.
Людмила не знала, сколько времени она провела без сознания на этот раз, но когда пришла в себя, все было по-прежнему. Ее муж все так же лежал на ней, словно показывая тем самым, кто в доме хозяин. Теперь это было очевидным – его желание пойти до конца, чтобы лишний раз утвердиться в собственной значимости. Все его поступки, так или иначе, были направлены на то, чтобы указать ей ее место. Он доходил до смешного, доказывая свое превосходство, но сейчас перешел все границы.
Сейчас он перешел грань добра и зла! Теперь, лежа на ней, как сотни раз до этого лежал в постели, вдавливая в матрац своим телом, он перегнул настолько, что все его предыдущие старания быть сильным превращались в труху.
Да кто он такой, чтобы так издеваться над ней! Кто она ему, чтобы терпеть все это! Весь этот цирк, этот дикий спектакль, это бредовое кино! Ктоооооооо!!!
Кто она? Кто? – по ее телу прокатилась волна мелкой дрожи, как в преддверии оргазма, но теперь она не сулила наслаждения. Это была ярость, которая выкручивала ее с головы до ног, придавая решимость сбросить этот груз, вывернуться, выползти из-под его гнета.
Она вдруг поняла, что больше не ощущает боли. И что еще может двигать правой рукой и немного левой. Может вдохнуть глубже, не боясь, что это отзовется острой резью в легком. Может попробовать высвободить голову из-под плеча того, кто лежал на ней.
Это был не муж. Она больше не могла называть э т о мужем.
Если время и двигалось вперед, то не здесь. В этой комнате, как в освещенном склепе, в которой все вещи были расставлены так, как при жизни, время застыло. Вот она – вечность, – отрешенно думала Людмила, почти не ощущая онемевшего тела. Сейчас его у нее не было. Вернее, у нее не было собственного тела, которое принадлежало только ей и которое слушалось только ее.
Это было невыносимо.
Когда-то, давно, они любили друг друга. Когда-то им было хорошо вместе. Тогда время тоже замедляло ход, но, замерев, не казалось таким пустым и конечным.
Не в силах больше терпеть, она описалась, и это обстоятельство не вызвало у нее никакого негативного отклика. Не отозвалось ни унижением, ни каким-то похожим чувством. Она лишь неестественно справляла естественные надобности. И если ей очень хотелось пить, то можно было утешиться тем, что пить в ее ситуации было дико.
Кажется, у нее поднялась температура. В ушах шумела кровь, горело лицо и разъедало глаза, как будто в них попала мыльная пена. Она давно оставила тщетные попытки освободиться – лежала, тупо уставившись в пыльный угол, ни о чем не думая и ни на что не надеясь. И когда где-то рядом зазвонил телефон, она не сразу поняла, что произошло.
Это звонил телефон Миши. Она слушала разухабистую мелодию, которая всегда бесконечно раздражала ее на его телефоне, и испытывала острый приступ радости. Она едва не заплакала от такого подарка, но заставила себя сдержаться. Мелодия оборвалась, и снова наступила тишина, но эта тишина была уже другого рода.
Только часа через два Людмиле удалось добраться до кармана куртки, в котором лежал спасительный телефон. Для этого ей пришлось затратить столько усилий, сколько хватило бы на то, чтобы научиться заново ходить. Например, в аппарате илизарова, – дробясь и вытягиваясь, разбиваясь и собираясь по-новому. Напряжение вызвало такую боль, что Людмила уже почти не могла дышать.
Но теперь мобильник лежал в ее руке как реальное воплощение чуда. Впервые чудо снизошло к ней, и она могла сжать его в своей ладони.
Закрыв глаза, она расслабилась. Сейчас, именно в эту минуту, ей расхотелось звонить и звать на помощь. Спасение было так близко, что переживаемая опасность из угрозы вдруг превратилась в момент истины.
Она лежала на полу, придавленная мертвым телом мужа. Он укрыл ее собой, словно желая спасти от того, что ждало ее впереди. Покоясь на ней, он словно прощался, прижимаясь в последний раз. Это было самое пронзительное чувство, какое она испытывала за всю жизнь. Светлое и горькое одновременно. Она лежала и плакала, чувствуя, как отпускает тяжесть, как его тело теряет вес, становясь легким, как пух. Как оно поднимается над ней, даруя ей свободу.
Она улыбнулась постигнутому. Ей привиделась темная полоска леса, высокий обрывистый берег, туман над водой, взмах весел и легкий стук лодки, достигшей своего причала.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
