Нож есть предмет, требующий уважения.
Если это, конечно, настоящий нож, а не ***ня какая-нибудь. Мужики поймут. Должны понять. А бабы могут не беспокоиться. Я на этих баб спокойно смотреть не могу, особенно когда они, чтобы открыть пачку пельменей, бегут за ножницами, в то время, как вот он – нож.
Ножом – если он настоящий, то требуется его именовать с большой буквы, – можно делать практически всё. От вскрытия пельменей и нарезания обоев до рубки колбасы и… впрочем, не будем. Это, о чем не будем, не всякому дано.
Вот он передо мною, любимый мой Нож. Недлинный – лезвие четырехдюймовое, с желобками, немного тусклое, и уже совсем стерлись буквы SHEFFIELD. Накладки на рукояти буковые, с выемками под пальцы. Не под чьи-нибудь – под мои.
Тридцать восемь лет назад я нашел этот нож в лесу, выходящем на берег Балтийского моря. Узкая и почти закрытая бухта – там, на севере Эстонии, таких бухт целый каскад. На одной из них – поселок, где мы отдыхали; у самого горла, прямо на песке, два полусгнивших деревянных суденышка, около которых… а, ладно… Левее, километрах в четырех, погранзастава, а еще левее горло другой бухты, безлюдной. По слухам, на дне ее покоится субмарина; слухи, однако, неподтвержденные.
Дальше – еще одна бухта, ее так и называли – Дальняя. Вот на Дальней, прямо в песке, у кромки воды, я и нашел Нож. Накладок не было, только клинок, небольшая гарда и сама рукоять. И ни следа ржавчины. Я убрал налипший песок и увидел эту самую надпись: SHEFFIELD. Воображение до сих пор рисует историю, так сказать, артефакта… только все еще – смутно…
Через несколько недель мы вернулись в Москву. Нож я, конечно, притащил с собой, и пару лет он пролежал в ящике моего стола – как следует вычищенный, но вот такой – без накладок, да и без дела. Отец предлагал исполнить рукоятку из стеклоткани: на заводе, в лопастном цеху, это сделали бы идеально. И технология прогрессивная, убеждал он меня, и сочетание символичное – старая, но полная сил сталь, и сверхсовременный, практически вечный материал рукояти.
Но мне хотелось – дерева. Да и не до того было.
А еще лет через пять сделалось до того. Я окончил институт, стал инженером (на том же заводе), мужем и отцом, и вот как-то раз собрались у меня друзья-коллеги. Аэродинамики, любители выпить. Дома мы только что закончили ремонт, жена с дочерью уехали в Крым, мне отпуск предстоял через неделю. Один в квартире; ну, мы и собрались.
В верхней части дверного проема, ведущего из прихожей в комнату, болтался кусок обоев – последний незаконченный штрих ремонта. Ну не было сил срезать… Собирался сделать это до отъезда…
Друг мой Гена пробормотал: «Дайобтвою…», залез в свой портфель, вытряхнул оттуда какую-то расхристанную, с обтрепанными страницами, книжку, а затем вытащил огромный сапожный нож. Подошел к проему, постоял немножко и, безо всяких линеек, провел ножом идеальную прямую. Обрезок обоев спланировал к Генкиным ногам, как осенний лист.
– Всё, – сказал мой друг, возвращая нож и раритетную книгу на место, – теперь можно наливать.
И тут я вспомнил о своем Ноже.
Нет, хвастаться я не стал. Нечем тут было хвастаться – нашел такое чудо бог знает когда и до сих пор не довел до ума. После неотрезанного куска обоев – тем более стыдно…
Но на следующий день захватил Нож с собой на завод. И отнес в модельную мастерскую – там люди наивысшей квалификации делали деревянные модели для испытаний в аэродинамической трубе.
Пожилой дядька Виктор Палыч со странной фамилией Носогубов мельком взглянул на Нож и буркнул:
– Руку покажь. По руке сделаю.
Я протянул правую, он посмотрел – куда внимательнее, чем на Нож, – и кивнул:
– Две «три звездочки» с тебя. Позвоню.
За день до моего отпуска он позвонил. Я вбежал в модельную, в сумке глухо позвякивал завернутый в газету коньяк.
– Принес, что ли? – осведомился Носогубов.
– Две «пять звездочек», – отрапортовал я.
Мастер поморщился:
– Кто просил? Ты бы еще ке-ве-ке-ке догадался… Ну *** с ним, давай…
Я положил бутылки на верстак, а Палыч проговорил:
– Вещь твой нож. Шеффилдская сталь. Где добыл-то?
Я рассказал в общих чертах. Носогубов помолчал и сообщил:
– Шеффилдская хорошая. Не хуже германской. Я там поправил, обижаться не будешь.
– А дамасская? – вставил я.
– Сказки, – отмахнулся мастер. – Ты смотри, в чистоте его держи. Да, я еще чехол приспособил. Кожа. Тоже сносу не будет.
И он протянул мне Нож. Свежеотполированная рукоять сверкала, кожа чехла выглядела благородно потертой.
Нож лег в руку, словно ее часть. Я снял чехол, сталь тускло блеснула.
– Спасибо, – сказал я.
– В чистоте держи, – мрачно повторил Носогубов. – Да смотри где остриём делать, а где лезвиём. Всё, иди, мне обедать пора.
И он принялся разворачивать сверток.
По дороге к себе, проходя мимо кустов сирени, я снова извлек Нож из чехла. Не останавливаясь, легонько полоснул по тонкой ветке, и та мягко упала на землю.
С тех пор этот Нож всегда со мной. Чего только я им не делал! Вот только обоев не резал никогда – завел себе для этого нож сапожный, как у Генки.
А Генка, кстати, долго облизывался. Продать не просил, не те у нас отношения, но как-то раз предложил обмен. На ту самую книгу – как оказалось, XIX века издание, Высочайший приговор по делу декабристов, со всеми росписями.
Я не согласился. Наверное, это плохо, но думаю, Генка меня понял.
Носогубов давно помер, а Нож – вот он. Сталь – какая была, рукоять уже не сверкает, но все так же хороша, все так же мне по руке, кожа чехла еще больше вытерлась.
Вот сейчас налью себе водки и отрежу тонкий, словно листик, ломтик сырокопченой колбасы. А потом, когда закончу, обязательно помою Нож теплой водой и насухо вытру замшевой тряпочкой.
Жизнь сложилась так, что ребенок у меня один – дочь. О чем, кстати, совершенно не жалею. А у нее двое. Старшая – девочка, младший – мальчик. Вот внуку-то Нож и достанется. Поглядываю на его руку – вроде похожа на мою.
А женщинам этого не понять. Они вообще, если чего измерить надо, не рулеткой пользуются, а портновским сантиметром...
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
