Мы за них в ответе...

"Старость... кажется, она меня всё-таки настигла, как бы я не пытался уйти от неё все эти последние годы. Я всегда старался жить так, чтобы прийти к ней с незапятнанной совестью, не потеряв себя раньше отведённого срока, достойно лицом к лицу встретить её, вызывавшую всегда чувство протеста и нежелание быть непосредственным её участником..." - так думал Отто Оттович, находясь в двухместной палате городской больницы.

Несколько дней назад он был переведён сюда из интенсивного отделения, куда попал в результате проникновения инфекции в дыхательные пути. Многолетняя астма обострилась. Большое количество принимаемых медикаментов, сыграли свою отрицательную роль. Сердце тянуло слабо. Он дышал благодаря искусственно подаваемому кислороду. Какая-то тягучая жуткая боль сковала тело. Он мог только полулёжа на спине наблюдать за окружающими, размышлять и разговаривать с посетителями.

Врачи сообщили родственникам, что они вынуждены давать ему уколы морфия, как единственное средство спасения от боли. Сегодня ему предложили ввести его в искусственную кому, которая могла помочь продлить жизнь, сохранив подольше дыхание. Он не понял смысла этого мероприятия по спасению жизни, но отклонил его, не раздумывая.

Зачем лишаться последних минут жизни, когда неизвестно, сколько их ещё осталось.
"Сколько есть - все мои. Встречу костлявую достойно."

Он не чувствовал себя стариком ни одного дня. Подтянутый, спортивного телосложения, всегда опрятно и модно одетый, он ещё мог вскружить головы многочисленным одиноким женщинам, всё ещё обращающим на него внимание. Он был всегда верен своей однокласснице-жене, которую Бог подарил ему за многочисленные страдания в юности... Он пытался создать тёплую атмосферу в семье, как мог оберегал каждого из детей от жизненных штурмов. И вот она наступила: старость и смерть в одном лице. Он понимал, что обоим нужно дать достойный бой, хотя бы своим поведением, выдержкой и терпением.

Мысли о старости и смерти приходят к каждому человеку в определённый период жизни, но после пятидесяти не отпускают, цепко хватая за душу, оголив чуткие тонкие, воспалительные нити нервной системы, постепенно затмевая рассудок, сжигая, уничтожая милые сердцу минуты памяти...

Не раз приходили они и в голову седовласого мужчины, пытаясь запустить в его душу свои многочисленные щупальцы. Тему лично своего земного существования он никогда ни с кем не обсуждал. Он всегда знал, чего хочет в жизни, чётко определял свою роль в любой ситуации. Всё сводилось у него к одному: сам ни у кого ничего не попрошу, не потребую, но и другому своего не отдам. Живу свою жизнь так, как Бог на душу положил и каждому того же желаю.

Он не был по натуре ни философом, ни религиозным фанатиком, ни писателем и даже ни служащим какого-нибудь заведения, учреждения...

Родом с Кавказа, из немецкого посёлка, он рано познал тяготы жизни... Отец был репрессирован ещё до Великой Отечественной войны. Мать он свою не помнил. Всего приходилось добиваться самому. Годы юности пролетели на шахте в далёком сибирском краю. После войны, когда разрешили воссоединение семей работникам немецких спецпоселений, вызвал к себе в Сибирь девушку-одноклассницу, запомнившуюся по школе гордым характером, весёлым и общительным нравом. Он решил тогда так: если она захочет остаться, женюсь, нет, помогу подняться в трудные послевоенные годы.
Всё получилось как нельзя лучше: она доверилась ему, четырёх детей воспитали, в люди вывели.

Ему было уже восемьдесят пять. Жизнь казалось прожита, но он не хотел сдаваться. Как ролик прокручивал в мозгу свою жизнь, полную забот и тревог сначала о родителях, потом о жене и детях. Наконец они выросли, вылетели из родного гнезда, появились и внуки. Ничего нового. Всё как положено, как в каждой судьбе...

Более тридцати лет назад переселились в Германию, страну предков. Начали жизнь с нуля, а сейчас и дома или собственные квартиры у каждого, от местных не отличить. Проблемы, конечно, у каждого есть, но они решаемые.

Вопросы прокручивались множество раз в его голове. Он не способен больше ни думать, ни гадать, ни осознавать правоту или неправоту своего жизненного поведения на этом долгом пути вперёд по жизни. Что-то ещё не давало его сознанию отключиться от происходящего вокруг. Что-то важное, злободневное, что-то нужно было додумать, доделать, решить. Он понимал, что это что-то связано с уходом в мир иной, старался не допускать мысли о смерти, поэтому не мог понять, что это что-то - последнее его распоряжение по дальнейшему существованию в качестве... в каком же качестве продолжится его жизнь дальше... недвигающегося экспоната, игрушки в руках решающих его судьбу, инвалида...

Он не мог понять, не способен был додумать, что сейчас за его спиной решается последний шаг жизненного пути... предназначенный судьбой: быть или не быть, жить дома или быть переведённым непосредственно из больницы в дом престарелых. Он не знал, что за его спиной начинается раскрутка программы - нужен нам этот человек, бывший муж и отец семейства, дома, или ему будет лучше в условиях прекрасного обслуживания в доме престарелых.

Никто не знал, сколько минут ему отведено ещё жизнью, но программа её завершающего момента вступала в осуществление. Он мог ещё что-то изменить, опредедить свою судьбу сам, сказав, я хочу до последней минуты быть в домашней обстановке. Тогда родные выполнят его волю, должны выполнить, а так...

"Кто эта маленькая седоволосая женщина, сидящая в ногах кровати, говорящая без умолку своим давно надоевшим зудящим голосом? Что ей нужно от меня? Почему она сидит здесь? Кто её пустил ко мне? Боже, как горит всё внутри, какой-то огонь, пожирающий слизистую желудка... Как невыносимо душно в этой комнате. Мне не хватает воздуха... Да, я всю жизнь страдал от астмы, но не до такой же степени. Всё смешалось в мозгу... Сил никаких нет... Ещё двое появились. Что-то такое знакомое, родное. Лица обеспокоенные. Что-то случилось со мной? Почему я лежу в этой больничной комнате. Почему так тихо? Зачем они все здесь сообрались?

Во рту пересохло, сухо, больно, растрескавшиеся губы, язык, жжёт... Я хочу пить, но не могу... Я давно ничего не ел кроме манной каши и любимого йогурта... Что же всё-таки со мной? Может, это предсмертная агония, неужели это всё так быстро происходит, неужели нельзя оттянуть надвигающийся момент расставания с полюбившимся миром обычного, привычного, близкого..."

Определённый многолетний опыт работы и общения с людьми и среди людей подсказывал Отто Оттовичу, что не зря они здесь стоят в молчании, что-то им всем нужно, не договаривают, не решаются спросить... Готовы ли они к самопожертвованию временем, отдыхом, способны ли взять на себя тяготы по уходу...

"Легко сказать – "старость меня дома не застанет", но когда она уже настигла, переступила все границы дозволенного, не отпускает ни на минуту, - хочется закрыться с головой одеялом, зарыться лицом в подушку, прижаться к дорогому плечу и уйти от неожиданно быстро надвигающейся страшно-реальной действительности. Старая злодейка... Она всё-таки настигла меня, загнала в угол, уложила в кровать и держит в жутких тисках сердце, лёгкие, дыхание, душу.

Что же я сделал по жизни не так, если неспокойно на сердце, если вся моя сущность протестует против принятия происходящего вокруг меня, вероятно, на последнем ложе на этой бренной земле. Боюсь я смерти? Нет, я хочу, чтобы она наступила, настигла меня и поскорей, пока я ещё в полном уме и памяти, пока способен держать себя в руках и понимать, что остаюсь ещё человеком в земном мире.

Что-то родные засуетились. Я всегда старался дать им свободу в выборе путей, поступков, решений. Я не давил на некрепкие умы детей, как же они теперь справятся с этой ожидаемой, но всё-таки как с ясного неба свалившейся на них ситуацией.

Кто может помочь организовать мне последние годы жизни или месяцы, или дни минуты,часы... Скалько их осталось? А если нет родных, на которых, думалось, можно понадеяться, положиться..."

Так размышлял восьмидесятипятилетний Отто Оттович, лёжа на больничной кровати в небольшом городке не юге Германии. Он старался всю жизнь обойти эту злодейку смерть и старость, обмануть, перехитрить ситуацию, где нужно было решать, как из неё выйти достойно: и имя свое не потерять, и душу не сгубить... Он пытался всегда сам решать за себя...

Последнее решение никак не давалось...

Другие статьи в литературном дневнике:

• 18.03.2013. ***
• 09.03.2013. Мы за них в ответе...
• 07.03.2013. Раздумья графоманки.