***

Ирина Омежина: литературный дневник

В отличие от Сумарокова, Тредиаковский и Ломоносов были людьми незнатного происхождения. И остаётся только предполагать, сколько трудностей им пришлось пережить, прежде чем достичь академических высот. Люди, «сделавшие себя сами» - так, в целом, можно обозначить их жизненный путь.


Времена не выбирают. Василия Кирилловича догадал чёрт быть современником эпохи Анны Иоанновны. Тогда в сознании большинства царило стойкое убеждение о несерьёзности писательского труда («живое слово истины и изящного не считалось за службу отечеству»(1). Писатель (поэт) нужен был лишь в качестве складно говорящего приложения к праздникам и фейерверкам, что ставило его в один ряд с придворными шутами и скоморохами. Чтобы ситуация изменилась хоть сколь-нибудь, писатель «должен был завоевать право гражданства своему званию»(2). Намечалась длительная и серьёзная борьба. И Тредиаковский стал первой жертвой такой борьбы.


Рассказывают, например, что при поднесении императрице Анне Иоанновне своих од Тредиаковский должен был от самых дверей зала до трона ползти на коленях, а ведь Василий Кириллович был не кто-нибудь, а один из наиболее образованных людей тогдашнего русского общества (во Франции он «учился в университете математическим и философским наукам, слушал богословие, принимал участие в публичных диспутах{…}, приобрёл обширные сведения в области теории словесности и классических литератур»(3).


4 февраля 1740 года кабинет-министр Волынский избил беззащитного писателя, получившего приказание сочинить вирши для шутовской свадьбы в Ледяном доме.


Вот как «увидел» эту сцену писатель Ю.Нагибин («Остров любви»):


— Где вирши? — спросил Волынский, едва Тредиаковский переступил порог кабинета.
— Нету, — упавшим голосом сказал поэт.
— Как это «нету»? Завтра свадьба.
— Негоже пииту скоморошествовать, — довольно твёрдо произнёс Тредиаковский{…}


…Волынский прикрыл глаза, будто что-то соображая, его тонкие веки чуть трепетали, сверкнул очистившимся, светлой ярости взглядом и что было силы ударил Тредиаковского в зубы.


Голова Тредиаковского дёрнулась, хрустнул шейный позвонок. Он попятился, и новый страшный удар расквасил ему нос. Хлынула кровь — и залила перед кафтана{…}


— За что?.. — проговорил он гнусаво сквозь кровь, забившую нос, и слёзы налили ему уголки глаз. — Да как вы можете так?..



Только после падения Волынского просьба Тредиаковского «о вознаграждении за бесчестье и увечье»(4) была услышана: писателю выдали из конфискованных средств обидчика триста шестьдесят рублей.


Примечания:
(1) В. Стоюнин «А.П. Сумароков» (1856)
(2) Там же.
(3) Е. А. Ляцкий «Тредиаковский» (1911)
(4) Там же.



Другие статьи в литературном дневнике: