***

Приятель тут же испарился. Бабушка подошла ко мне... А я потный!
Потеть мне не разрешалось. Это было еще более тяжким преступлением, чем опоздать на прием гомеопатии! Провинности хуже не было! Бабушка объясняла, что, потея, человек теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуя это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что, если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснется стафилококк.

Вот, например, ищет она меня, найти, конечно, не может. Спрашивает у лифтерши:
- Вы моего идиота не видели?
- Ну, почему идиота?.. На вид он довольно смышленый.
- Это только на вид! Ему стафилококк давно уже весь мозг выел.
- А что это такое, извините?
- Микроб такой страшный.
- Бедный мальчик! А это лечится?
- У нормальных людей да. А ему нельзя ни антибиотиков, ни сульфаниламидов.
- Но за последнее врем он вроде вырос...
- Вырос-то вырос, но, когда я его в ванной раздеваю, мне делается дурно - одни кости.
- И еще ко всему и идиот?
- Полный! - с уверенностью восклицает бабушка, и чувство гордости за внука переполняет ее: второго такого нет ни у кого.

Ты, когда был маленький, говорил «тутульки». А еще ты говорил «дидивот», вместо «идиот». Сидишь в манежике, бывало, зассанный весь. Ручками машешь и кричишь: «Я дидивот! Я дидивот!» Я подойду, сменю тебе простынки. Поправлю ласково: «Не дидивот, Сашенька, а идиот». А ты опять: «Дидивот! Дидивот!» Такая лапочка был…

и вскоре вернулась с внушительной «клизмочкой»
— Ложись на бочок, как волчок. Сейчас с ромашечкой «чок-чок», и температура упадет. Во бабка у тебя, стихами шпарит. Ну давай, поворачивайся. — И бабушка смазала наконечник из блестящей продолговатой баночки.
Пока ромашка вымывала токсины, я размышлял о судьбе.
«Вот цветы, — думал я, любуясь значительностью своих мыслей. — Ромашки. Они могли бы расти в поле, на них могли бы гадать „любит, не любит“, а что с ними вместо этого стало? Вот она, судьба, про которую так часто говорит бабушка. А какая судьба может постичь меня?»

— Давай, лапонька, ложку за бабушку… За дедушку…
За маму пусть черти половниками смолу глотают.
За Галину Сергевну. Из-за тебя, идиотика, обиделась бедная.
Еще ложечку съешь за нее, чтоб не обижалась.

Мама приходила редко. Я начинал ждать ее с самого утра и, дождавшись, хотел получить как можно больше от каждой минуты, что ее видел. Если я говорил с ней, мне казалось, что слова отвлекают меня от объятий; если обнимал, волновался, что мало смотрю на нее; если отстранялся, чтобы смотреть, переживал, что не могу обнимать. Я чувствовал, что вот-вот найду положение, при котором можно будет делать все сразу, но никак не мог его отыскать и суетился, ужасаясь, как быстро уходит время, которого у меня и так было мало.

Бабушка была моей жизнью, мама — редким праздником. У праздника были свои правила, у жизни — свои.

почему бабушка — жизнь, а мама — редкое счастье, которое кончается раньше, чем успеешь почувствовать себя счастливым.

из книги Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом",

Другие статьи в литературном дневнике:

• 31.08.2011. ***
• 30.08.2011. ***
• 29.08.2011. ***
• 26.08.2011. ***
• 23.08.2011. ***
• 22.08.2011. ***
• 19.08.2011. ***
• 18.08.2011. ***
• 17.08.2011. ***
• 13.08.2011. ***
• 10.08.2011. ***
• 09.08.2011. ***
• 06.08.2011. ***
• 05.08.2011. ***
• 04.08.2011. ***
• 02.08.2011. ***