Дело по исключению Ахмадулиной из института
http://www.art.ioso.ru/wiki/index.php/.._
Семен Кац "Литературный дневник"
"Литературный институт научил меня тому, как не надо писать и как не надо жить. Я поняла, что жизнь – это отчасти попытка отстоять суверенность души, не поддаться ни соблазнам, ни угрозам". Ахмадулина Белла Ахатовна.
"Дело по исключению Б.А. Ахмадулиной из института"
Причина исключения
В 1959 году с 4-го курса ее исключили из Литературного института. Формально - за неуспеваемость по ключевому для советского вуза предмету "Диалектический материализм". Однажды Белла перепутала и назвала диамат диабетом. Естественно, педагог посчитал эту оговорку проявлением цинизма. Профессор, впрочем, готов был поставить спасительную "тройку", но на его реплику: "Если бы вы хоть неделю занимались перед экзаменами, я уверен, что у вас были бы и то лучше успехи" - она тут же ответила: "Если бы я неделю занималась марксизмом-ленинизмом, то мой портрет висел бы между этими двумя…". В аудитории, как и положено, висели портреты основателей марксизма-ленинизма.
Но диалектический материализм не был истинной причиной отчисления Ахмадулиной из института. В 1958 году Борису Пастернаку за изданный за границей роман "Доктор Живаго" присудили Нобелевскую премию. В стране началась травля писателя, в народе получившая название "не читал, но осуждаю". Ахмадулина к тому времени действительно роман не читала, но поэта Пастернака боготворила, поэтому категорически отказалась участвовать в этой травле и подписывать письма протеста.
В тот трудный год Белле помог главный редактор «Литературной газеты» С.С.Смирнов, предложивший ей стать внештатным корреспондентом «Литературной газеты Сибирь» в Иркутске. Ахмадулина рассказывала: «Я видела много горя, много человеческого горя. Тем не менее, я продолжала трудиться. Про домну у меня было стихотворение, про сталеваров. Они после своей смены выходили измученные, хотели пить пиво, есть, а в магазинах ничего не было, никакой еды. А вот водки — пожалуйста. Ну, разумеется, я этим не интересовалась. Они ко мне хорошо относились, понимали, что это какое-то московское явление. Ну что же, я в комбинезоне, в каске, что смехотворно. Но это я еще начала в газете «Метростроевец», там, может быть, были какие-то поблажки». В Сибири Беллой был написан рассказ «На сибирских дорогах», в котором она описала свои впечатления от поездки. Рассказ был напечатан в «Литературной газете» вместе с серией стихотворений об удивительном Крае и его людях. Смирнов помог восстановиться Белле Ахмадулиной в институте, остро поставив вопрос в Союзе Писателей о поддержке молодых талантов. Восстановили Беллу на четвертый курс, тот самый с которого исключили. В 1960 году Белла Ахмадулина окончила Литературный институт с красным дипломом, но никогда не простила тех, кто участвовал в травле поэта. Позже Белла скажет: "Литературный институт научил меня тому, как не надо писать и как не надо жить. Я поняла, что жизнь – это отчасти попытка отстоять суверенность души, не поддаться ни соблазнам, ни угрозам". Вскоре после окончания института она выпустила свой первый сборник «Струна». Тогда, оценивая ее дебют, поэт Павел Антокольский написал в посвященном ей стихотворении: «Здравствуй, Чудо по имени Белла!». Тогда же к Белле Ахмадулиной пришла первая известность вместе с первыми поэтическими выступлениями в Политехническом музее, Лужниках, Московском университете (вместе с Вознесенским, Евтушенко и Рождественским), собиравшими огромную аудиторию.
"О Пастернаке". Из воспоминаний Беллы Ахмадулиной.
Про Бориса Леонидовича после уже исключения меня из института. Это описано мною, как я еще раз его увидела и как опять подтвердилась моя формула “Всех обожаний бедствие огромно”.
Я была исключена из института, и меня какие-то старшие какими-то уловками пристроили в Дом творчества в Переделкине осенью пятьдесят девятого года. И вдруг я увидела Бориса Леонидовича. Он пришел в контору, которая до сих пор, по-моему, есть. У них тогда не было телефона, и он пришел звонить. И опять меня поразило его лицо. Он не знал про исключение, ведь я к нему не ходила, это они ходили, вот все ходили — и Вознесенский ходил… Но я никогда не ходила. И вдруг, луна сияла, я увидела это лицо, неимоверное лицо. Оно, и правда, неимоверное, но кто любит это лицо, может, конечно, утешать себя лицом Евгения Борисовича, очень похожим, и его голосом. Но его необыкновенная мягкость, доброта. Я поняла, что он идет звонить, а я стояла у порога, и я отступила. Но что-то его заинтересовало, я не знаю. Он как-то вгляделся в меня. Но его лицо и голос... Я смотрела на его лицо, совершенно очарованная, и ничего не сказала, но ведь я могла сказать. Я только поклонилась и сказала:
— Здравствуйте.
Он с каким-то добрым и живым любопытством смотрел на меня. Была осень. Ему еще оставалось время. Он еще потом поедет ненадолго в Грузию и умрет, как известно, в мае. И вот так нежно и так ласково сказал. Этот голос исходил из недр, которые неспроста родятся, неспроста звучат. Он всмотрелся в меня, что-то ему напоминало, наверное, ему все же говорили про мое исключение, но я ничего не говорила, хотя уже давно была вне института, то есть с весны. Как раз к дню рождения исключили. И он сказал:
— Мне, да, да, мне о вас рассказывали, и я вас сразу узнал.
Но, может быть, это была необыкновенная галантность, доброта, ему всегда присущая.
— А скажите, почему вы никогда не зайдете? Подчас у нас бывают милые, интересные люди.
Меня так поразило, что он сказал, что бывают какие-то еще интересные люди.
Ничего я не говорила, смотрела на него, смотрела. Так один раз в жизни смотрят, ведь я больше его не увижу. Он был в этом синем плаще, в этой кепке. А я уже читала, уже читала, но и бедствия его уже были безобразны. Но он был мягок, ласков вот этой осенью, хотя уже надвигалось все на него, то есть на него и на Ивинских. Мало надо, чтобы увидеть такое безукоризненное величие, такое простодушие. А еще вот это: “Почему вы не заходите? У нас бывают иногда милые, интересные люди. Приходите завтра”. Я потом описала это: “Я не пришла ни завтра, ни потом”.
С этим обожанием к Борису Леонидовичу было связано много моих сюжетов, все, что могло коснуться причиненной ему обиды, сказывалось целым печальным событием в моей жизни, и этих случаев было очень много.
Семен Кац "Литературный дневник"
Другие статьи в литературном дневнике:
