***

Никогда не забуду свое интеллектуальное (ментальное) состояние после родов.
(О физическом и психологическом промолчу).

Особенно когда мне что-то объясняли медработники по поводу ребёнка, а фразы распадались на слова, слова на буквы, и смысл категорически ускользал.
(Хотя смутно понимала, что это касалось советов по здоровью, уходу и кормлению ребёнка, то есть очень важных на тот момент вещей).
Обливаясь обильным потом, прошу повторить, силясь хоть что-нибудь удержать в голове, но тот же результат - ничего.
Раз прошу, два прошу, понимаю, что уже вызываю раздражение, но по-прежнему, покрываясь испариной, лихорадочно вглядываясь в движущиеся губы собеседника, слышу только звуки или отдельные слова, не оседающие в голове. Субъективные ощущения напряжения при попытках "поймать" и удержать, как-нибудь собрать эти слова из звуков были как от очень тяжёлой, невыносимой физической работы.
Я совершенно не узнавала свой чётко работающий мозг, "светлую голову", как про него говорили, и на задворках маячила мысль: "Неужели теперь так будет всегда?"
Когда спустя время взяла в руки ручку, чтобы подписать какой-то документ, было стойкое ощущение, что учусь писать заново, неразборчиво и коряво.
Дни, проведённые в роддоме, полные боли, в которую никто не верил, а градусник с температурой 40 начинали сразу же стряхивать, словно это могло стряхнуть и сильную лихорадку с перемежающимся ознобом и острой сердечной болью, показались мне вечностью, длиннее, чем вся моя жизнь. Главное прикрикнуть, а там всё пройдёт само собой как-нибудь. Но гораздо хуже собственной боли и грубости персонала на меня действовали крики и боль других, вся эта окружающая атмосфера.
И был бесконечно орущий голодный ребёнок. Голодный, потому что не было молока, а смесь не давали, думая что ребёнок поможет ему появиться. Не помогало, он пытался, но только разочарованно и горько орал дальше, и его громкий сердитый голос уже был узнаваем во всём роддоме.
Как-то ночью, когда меня колотил очередной приступ сильного озноба, так что стучали зубы и руки слушались плохо, мне пришлось всю ночь давать ему воду. Меня бил озноб, перемежаясь с сильным жаром и обильным потом, потом снова озноб, и так по кругу, а ребёнок рядом не прекращал орать от голода. И я давала ему просто воду, снова и снова, вместо молока. Он пил, но понимал, что его обманули и крик продолжался. У меня не было сил ни встать, ни позвать кого-нибудь, настолько сильно всё сводило от холода и жара, от боли и бессилия. Когда утром в палату заглянули, я попросила смесь.
Родные и знакомые общались со мной как ни в чём не бывало, как с прежним человеком, но они даже не подозревали, что это было уже не так. И объяснять им что-либо тоже было совершенно бесполезно, и даже сил на это не имелось. Они же все казались мне теперь какими-то совсем чужими и далёкими. Как и вся моя прошлая жизнь.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 09.05.2023. ***
• 08.05.2023. ***