Кто вы, Джеймс Джойс?

Джойс о "Finnegans Wake":

Я усыпил язык

Я дошел до пределов английского

Когда я стал писать о ночи, я в самом деле не мог, я чувствовал, что не могу употреблять слова в их обычной связи. Они в этом случае не выражают того, каковы вещи ночью, в разных стадиях - сознательной, потом полусознательной, потом бессознательной. Я обнаружил, что этого не сделать посредством слов в их обычных отношениях и связях. Конечно, когда наступит утро, все опять станет ясным. Я им отдам назад их английский, я не собираюсь его навсегда разрушать.

Я могу оправдать каждую строку в этой книге.

Сфиздать всех наворх! Предъявить гробы и саваны, катафалки погребальные, злые урны поминальные, звонкие доски, слезные вазы, ***дендузы, табакерки, рикуотербеккеры, рвотные капли, цуцаки для продовольствия и в их числе самооздоровительную колбасу и фокенпуцы с молотым мясом, а также жавель для того же, одним словом всевозможную похоронную гутварь ради гукрашения гего гласстонского гонофреума, которое со всей этой цепью условий неизбежно воспоследует за естественным телом, увы, обычным путем, позволяя пругосветной пруцессии совершить такие обходы чтоб по-домашнему обойти сенильные деньки его жизненного цветенья, древнюю эру упадка, поздние поползновенья последней поры послушанья до стойкой стадии стабильного стойла (гипнос хилия эонион!) облетованного меж взрывом и противовзрывшим (Доннауруатер! Хундертхундер!) от гросскоппа до мегапода бальзамийского великановозросшего и облатворенного ожидаемой кончиной.(Джойс "Finnegans Wake")

Это, возможно, сумасшествие. Судить об этом можно будет спустя век.

Истинные герои моей книги — время, река, гора.

В известном смысле, героев тут вообще нет.

Безусловно, любой образованный читатель может прочесть и понять эту книгу, если только будет не раз возвращаться к тексту.

* * *

Итак они так и шли, те четырехместные личности, бутылковатые анналитики, унгуам и нунгуам и опять-таки лунгуам и их аншлюсс с нею о ней о ее чье до и его за и как она утрачена была да-да в дали фернейской и как он был сокрыт во глубине в глубинах вниз и близ и шорох и щебет и скрежет и щелк и вздох и дребезг и лязг и ку-ку и по весне увлеку (тсс!) и бири-дря (псс!) и радидря и чистейшие кря, кои о те времена жили и прожевали и плавали и поливали около площади Колоколокольной. Все птицы в нёбе. С Фатьмой! Для Фатьмы! О Фатьме! Твоя роза белеет фо тьме! И нос рос рогом с охоты в тафте. Так что все дорогие вводят в ритм. И противогреча по поводу ладушек с г-жей Ниал о Девяти Корсажах и старым маркисом, их бестерфаром, и уверенные в постоянном отсутствии маркуса и д., и т. д., меж муж и резвым сэром д`Армори - нетрезвым сером Драмори, и о старом домике близ церквилизада и всё вперед так вперед до того как вернулись назад в старых гаммельдагах, четверо их, в мильтоновом парке перед милейшим Отцом Шептунцом, и любя и смеясь от вздохов во словаре цветочных охов и ощущая открытие в тихом вопросе была ли она мушимуши, и не были ли то они обе, сосисёстры, драхри о махри! и (пип!) мы встретим воды не в себе (пипетта!) кружа в саду трикл трикл трикл трисс, мимочка, милая, можно мне в зеленом погулять, чуть-чуть пофлиртовать? мужчины ушли со слугою и как они ею и куда они её и кого они там прижимали и лисали. Я на все смотрю иначе! Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Ты врун, прости пожалуйста! Я-то не, а ты вовсе! И Люля хочет между ними мира. Медная милая Мюля! Брать и давать! Братья даватья! Забыватья! И все забыто! Хо хо! Но было то лишь плохо, чтоб жить с ее продрессированного оха, со вздохом да и во образе ОООООООООуранговых времён. Ладно, Лёля, так оно и будет. Рукопомятье. Многодаватье. Крыс-то ради. Крысота.
Так?
Так даже если рассмотрение подобных фигментов в очевидном порядке не вынесет истинной истины на свет столь же случайно, сколь тусклое взирание на звёздную карту может (с помощью свыше) обнажить наготу неизвестного тела в лазоревых пространствах или столь же предуведомительно сколь полуязыки человечества листаптывались из корня все того же улыбчивого заики, которого звучная речь обнаружилась поперечь чему наши особые умствователи придерживаются и по се (секурус юдикат орбис террарум) что подобною игрою в поссум наш хагиозный и куриозный предшествователь спас свой хвост для потомства, а вы, очаровательные наследники - для нас, его охвостья. Охочие псы всех пород катились со звучными урбийными и орбийными воплями рога в стремленьи догнать по запаху. Лань! Из рощи простертой вдоль просяных плодородных полей Джулетайда, сквозь Хамфри Чейз, от Меллинахоба и Пикокстауна, забирая вправо над Танкардстауном в отдаленьи, где белый Нолан, кабан, которого выжлятники такс г-на Лёвенстайла Фиц Урса травили сперва словно бурого хозяина, так пусть длится гон и травля! - через Рейстаун и Хорлокстаун, петляя петлею к Танкардстауну снова. Ух хитрый зайчуха - удвоил след сквозь Чиверстаун, а те за ним по Лафлинстауну и Натстауну чтоб учухать у Булли. Но после последнего оборота, когда он оставлял след пухлой зимней опушкой за Руфьиным Холмом печатающими лапами в высокоцарственных хессианских выдавая где его жилой дом с нордоста, глухой лисий вольпонизм скрыл его поблизости в логове, чудесным образом воронами питая и поддержа дыхание рубца, сетки, книжки и сычуга (да станет оно медом Обрюхамовым) сливочной шеррийностью корицына силлабаба, у Рейнеке вареники, псе псы пшли по домам. Стоячая стойкость в переистойковании трактата его желудочного тракта огорошенно служила опровержением которой ену приходилось с дохода ото букового букета алалкавшей, ограничиваясь лишь против вздорных взяток из огороженного пограничного городища. Тщетно ханжа, хандра и хула старались чуть ли не полностью обезналожить, обездорожить, обестропить и обезмостить корабельного великого могола, исподнего суверена.
Но труп колеблющегося не хуже труб поколеблющих. Его зло - не зола ли она, хихихреновая трясогоглемогольская фэй-ей-ей фланель на панель.
Собрание забормотало. Ренар устал. (Джойс "Finnegans Wake")

Беккет о "Finnegans Wake"

Текст Джойса - не о чем-то, он сам есть это что-то.

Джойс о себе

Я слабый человек, не слишком добродетельный, к тому же весьма склонный к алкоголизму

У меня мозги — как у приказчика в мелочной лавочке.

Из письма Станиславу Джойсу:

Твое замечание о том, что в «Личинах» сказывается чисто русское умение провести читателя по лабиринтам мозговой деятельности человека, заставило меня задуматься над тем, что, собственно, подразумевается под чисто «русской» манерой письма. По всей видимости, ты имеешь в виду некую беспощадную нутряную силу прозы, которая мне, знакомому лишь с самым незначительным числом русских писателей, вовсе не кажется отличительным русским свойством. Главное, что я нахожу у всех русских, — это дотошная, нутряная приверженность касте. Я совершенно не согласен с тобой по поводу Тургенева. С моей точки зрения, он немногим превосходит Короленко (ты читал его?) или Лермонтова. Он скучноват (пресен), а временами кажется напыщенным и неестественным. Думаю, что многие превозносят его утонченность так же, как восхищаются Горьким за его неотесанность. Кстати, о Горьком, что ты о нем скажешь? Он очень популярен в Италии. Что до Толстого, то тут мы не сойдемся. Толстой — потрясающий писатель. Он не бывает ни скучным, ни глупым, ни утомительным, ни педантичным, ни напыщенным! Он на голову выше всех остальных. Как христианского святого я не воспринимаю его особенно серьезно. Он и впрямь искренен в своих духовных исканиях, что, впрочем, вовсе не мешает ему изъясняться на превосходном русском языке с петербургским аристократическим лоском, что вовсе не мешает ему помнить имя своего прапрадеда — это вообще свойственно русскому искусству. <...> Я знаю, что он написал огромное письмо в тринадцать колонок в «Таймс», разоблачающее правительства. Даже английские «либеральные» газеты были возмущены. Мало того что он выступает против вооружения, он к тому же называет царя «самым обыкновенным, стоящим ниже среднего уровня, грубо суеверным и непросвещенным человеком». Английские либералы вне себя — они бы назвали его вульгарным, если бы не знали, что он граф. Какой-то писака в «Иллюстрейтед Лондон ньюс» издевается над Толстым за то, что он, мол, не понимает войны. «Наивный старик», — пишет он. Черт возьми, тебе не кажется, что это уж слишком?! Приходилось тебе когда-нибудь слышать подобное хамство?! Неужели он и впрямь думает, что автор «Воскресения» и «Анны Карениной» ничего не смыслит? Неужели этот ничтожный хам смеет равнять себя с Толстым — физически, интеллектуально, творчески, морально? Мало сказать, что это нелепо, это еще и глубоко отвратительно. Может, этот журналист вздумает исправлять всего Толстого — его романы, рассказы, пьесы и прочее? А вот насчет Мопассана я с тобой согласен. Это отличный писатель. Его рассказы бывают сделаны наспех, но, учитывая обстоятельства его жизни, это не удивительно.

Из парижского дневника (1903—1904)

(6 марта 1903 года, Париж.) <...> Существует три состояния искусства: лирическое, эпическое, драматическое. Лирическое искусство — это когда художник создает образ, соотнесенный лишь с самим собой; эпическое искусство — это когда художник создает образ, соотнесенный в равной мере с самим собой и с другими; драматическое искусство — это когда художник создает образ, соотнесенный лишь с другими людьми. <...>

«Драма и жизнь» (Drama and Life)

<...> Необходимо отделять литературу от драмы. В человеческом обществе действуют неизменные законы, которым подчиняются причуды характера и обстоятельства жизни мужчин и женщин. Мир литературы — это сфера частных жизненных коллизий и характеров, сфера необычайно обширная, — художник-литератор главным образом занимается ею. Драму же в первую очередь интересуют непреходящие законы общества во всей их обнаженности и суровой непредвзятости и только во вторую — разношерстная толпа, живущая по этим законам <...>.

Под драмой, таким образом, я понимаю взаимодействие страстей, вскрывающих истину; драма — это борьба, эволюция, вообще всякое движение, всякое развитие; драма существует прежде, чем обретает драматическую форму, вне зависимости от этой драматической формы; драма обусловлена местом действия, но не подчинена ему <...>.

Мне думается, что долю истинного драматизма можно отыскать даже в самом унылом и монотонном существовании. Все самое пошлое, непритязательное, самая мертвечина всего сущего может оказаться пригодной для великой драмы. Непоправимой глупостью было бы вздыхать по доброму старому времени и утолять наш голод холодными камнями, единственным, чем располагает старина. Мы должны воспринимать жизнь такой, какой мы ее видим, мужчин и женщин такими, какими мы встречаем их в повседневности, а не заимствовать их образы из призрачного мира сказаний. Величайшая человеческая комедия, в которой все мы принимаем участие, предоставляет неограниченные возможности для истинного художника, пиши он сегодня, вчера или в незапамятные времена. Форма вещей меняется, как меняется земная кора... но бессмертные страсти, непреложные человеческие истины — неизменны, они одинаковы для века героев и для века научного <...>.

Главу из "Улисса" Джойса поставили в Twitter

Двое любителей "Улисса" Джеймса Джойса решили переложить одну из глав произведения в формат микроблогов Twitter, допускающий записи длиной не более 140 символов, передает Reuters.

Гейм-дизайнер Иэн Богост (Ian Bogost) и его коллега Иэн Маккарти (Ian McCarthy) выбрали для "постановки" десятую главу второй части книги, "Блуждающие скалы" (Wandering Rock). В ней девятнадцать персонажей бродят в центре Дублина.

Для осуществления своего плана Богосту и Маккарти пришлось зарегистрировать в Twitter всех 54 персонажей книги. Затем они адаптировали текст главы к требованиям хостинга микроблогов, составили список реплик от каждого из "блогеров" и назначили каждой из них свое время. Затем они запустили литературное расписание и тем самым воспроизвели текст в новом формате.

Переложение главы "Улисса" в микроблогерский формат было приурочено к 16 июня, Дню Блума (Bloomsday), названного в честь главного героя, Леопольда Блума. Именно 16 июня 1904 года разворачивается действие всей книги.

Джойс об "Улиссе"

Я настаиваю, что это переложение из зримого в слышимое — сама сущность искусства, ибо оно озабочено исключительно лишь тем воздействием, какого хочет добиться... И, в конечном счете, весь внутренний монолог в "Улиссе" есть именно это.

Если все сказать сразу, я потеряю свое бессмертие. Я вставил сюда столько головоломок и загадок, что профессора будут над ними целые столетия ломать головы,— и это единственный способ обеспечить себе бессмертие.

Жаль, что публика будет искать и находить мораль в моей книге, и еще хуже, что она будет воспринимать ее серьезно. Слово джентльмена, в ней нет ни одной серьезной строчки, мои герои - просто болтуны.

Как только я включаю в книгу кого-то, я тут же слышу о его смерти, или отъезде, или несчастье.

Я знаю, что это произведение не больше, чем игра, в которую я играл, руководствуясь собственными правилами.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 26.11.2011. Предательство человечности.
• 25.11.2011. Тренинг развития креативности 1
• 24.11.2011. Тренинг развития креативности 2
• 15.11.2011. Кто вы, Джеймс Джойс?
• 04.11.2011. Олдос Хаксли. Двери восприятия