Жизнь в Америке. Раиса Коротких.
От автора. Мой муж – физик. После горбачевской оттепели между МГУ в Москве, в котором он работает, и научной лабораторией в США в штате Нью-Йорк началось сотрудничество по проведению физического эксперимента на ускорителе элементарных частиц. В период с 1964 по 2004 годы он десять раз выезжал в США.Я могу сказать уверенно, что мой муж из числа тех людей, которые по настоящему – глубоко, искренне, самоотверженно, упоенно (можно привести еще много подобных эпитетов) увлечены наукой. Эта увлеченность, даже страсть с годами только усиливаются, и я преклоняюсь перед его отношением к науке. Он ценит только саму возможность заниматься наукой. Все остальное, то, что он доктор физико-математических наук, профессор – для него не имеет никакого значения. Я упомянула об этом только потому, что его ученые регалии все-таки, видимо, способствовали тому, что он оказался в числе тех, кто в рамках научного сотрудничества между двумя странами часто был в США. Когда он получал очередное приглашение, начинал хлопоты по сбору документов, то всегда ожидающе смотрел на меня, как я? А я, может быть, некстати, но часто про себя вспоминала слова из замечательной песенки. «Я так хочу весну, / она мне снится по ночам. / Она похожа на печаль и на веселье. / Я так хочу весну, / чтобы себя умчать / надежд ручьями в океан везенья.../ Ну что же ты молчишь? / Ты поплывешь со мною, / или проводишь равнодушным взглядом? / Наверно, ты молчишь, / потому что все равно, /прольюсь водою я, и буду рядом». Вера Матвеева написала ее в трудный период своей жизни, но в ее словах столько нежности, веры. Водопад разных чувств. Молчание не имело значения. Я знала, что «прольюсь водой и буду рядом». Библия учит быть всегда вместе. И в горе, и в радости. Я и была с ним рядом почти всегда. Брала на работе отпуск за свой счет с очень непростыми последствиями для личной работы. Думаю, что работа, карьера, профессиональный рост мужа для женщины должны быть важнее собственного интереса, если даже она и сама не менее увлечена наукой. Конечно, возможно и другое мнение. Галина Вишневская в своей книге «Галина» рассказывает, что они с мужем часто и надолго расставались, даже шутила по этому поводу, что расставания помогли сохранить чувства. Но это сказано женщиной с огромным талантом, силой воли, умением защитить себя. Да и не все написанное отражает разные временные периоды. Наш директор Института, узнавая от меня о приглашении мужа, всегда говорил: «Вы должны ехать!». Я ему очень благодарна за понимание. Десять лет периодических поездок – большой срок, когда неизбежно что-то может сломаться в собственной профессиональной и личной судьбе.Жизнь в Америке позволила увидеть многое «изнутри», оставила свои впечатления о разных сторонах прекрасно отлаженной машины, которая зовется «бытом». Конечно, каждый видит мир своими глазами, но я пишу свои заметки, в первую очередь, для тех, кто такой возможности не имел. Может быть, пока. Жизнь в этой далекой, удивительной стране давала много поводов для разных чувств, и я решаюсь немного написать о своих впечатлениях, хотя о жизни в США уже немало сказано и написано. Я сознательно стараюсь не читать других авторов, опасаясь не столько давления чужого мнения, сколько утраты чувства новизны, которое живет во мне от визитов в США, и, зная влияние на себя СЛОВА, отдаляю до поры, до времени это чтение.Есть и другой мотив у этих заметок. Во все приезды в Америку главным было впечатление от встреч с людьми. От встреч с нашими соотечественниками, которые еще недавно или уже давно живут в Америке, и от встреч с американцами разного поколения. Хочется сохранить память о людях, с которыми мне посчастливилось встретиться в эти годы жизни. Но это только желание. Вполне вероятна независимость рассказа от своего изначального намерения, так как язык, как река, имеет свое течение, и мне остается только довериться ему, и пройти честно по тропинкам памяти, как бы не было велико искушение свернуть с пути.
Она началась, эта жизнь, с 1994 года и продолжалась с перерывами до нашего последнего с мужем визита в США в 2004 году. Поздравляя меня с 2003 годом, в подаренной мне тетради (моя слабость – чистая бумага, тетради, любой чистый листок бумаги) муж записал в ней стихотворение Михаила Светлова. Вот гляжу на написанные его рукой эти строчки, вглядываюсь в них, ищу смысл, который он хотел в них вложить: «Как мальчики, мечтая о победах, /умчались в неизвестные края, / Два ангела на двух велосипедах - /любовь моя и молодость моя». «Любовь моя и молодость моя». Сегодня, когда я пишу эти строчки, мы с ним вместе уже 40 лет. «Любовь моя и молодость моя». И вот из них – 10 лет - почти кочевой жизни. Приглашения – визы – билеты – отлеты – немного оседлой жизни – прилеты. Встречи. Расставания. И опять все сначала. Десять раз. Хорошо это или плохо? И то, и другое. Наверное, все-таки больше хорошего, раз пишу, уж очень сама восприимчива к тому, что приходится переживать заново, когда пишешь. Переживаю, как будто в кончиках моих пальцев, набирающих буквы на компьютере, собираются все пережитые чувства, и они с каждой буквой вылезают наружу, давят меня со всей силой, лишая отдыха, сна. И не писать не могу, потому что все чувства, все пережитое «кричит», как маленькие дети, когда у них что-то болит. Нет, не получается из меня абстрактный наблюдатель, как советовал уважаемый Антон Павлович Чехов милой Лидии Авиловой. Не хватает чеховской самоиронии. отстраненности, холодности. Попробую хотя бы следовать другому совету Антона Павловича, писать кратко, и поделю для этого свое повествование на маленькие главки, вырывая их из неразрывного контекста жизни. В 1994 году обстоятельства сложились так, что сразу с мужем поехать в Америку на шесть месяцев я не смогла. Договорились, что приеду только на 4 месяца. Поэтому визу пришлось оформлять одной. Собрала все необходимые документы, пришла в посольство, отстояв огромную очередь на лютом морозе. Вот, наконец, в холле посольства называют и мою фамилию, и я с необходимыми документами стою перед окошком представителя посольства. Холодный вежливый вопрос, зачем еду. «К мужу», - отвечаю односложно, зная свои права на соединение семьи. «Вы будете там работать?». Провокационный вопрос. Работать там я не имею права. Для этого нужна другая виза. Следующий вопрос: сколько я зарабатываю в России? Радуюсь, что в справке, которую мне дали в отделе кадров института, указали не только мою должность, но и заработную плату. Отвечаю, согласно приведенной цифре моей зарплаты, к слову сказать, доктора медицинских наук, профессора. И вдруг слышу: «Как Вы собираетесь жить на такую мизерную зарплату в Америке?». Что же, справедливая оценка моего положения, положения моих коллег – научных работников. На этом основании мне отказали в визе. Пришлось просить мужа прислать справки о том, сколько ему там платят, и что он может боже, как нас всех унижают!) содержать свою жену. Новая справка в мой второй визит в Посольство США подействовала положительно, и мне дали визу. Но диагноз консульского офицера, поставленный правильно, но сказанный с оскорбившим меня высокомерием – не забыт до сих пор. Потом я познакомилась со многими молодыми и не очень молодыми коллегами мужа, которые работают в США. В наш последний визит нашими соседями была милая молодая пара из Санкт-Петербурга. Как они тосковали по своему городу, стране, но выбор оставался за другой страной, где им лучше платили за работу, лишая их родной город прекрасных образованных специалистов, замечательных работников, просто хороших людей.
Это было замечательно. Когда переходишь границу во второй раз – все проще. Да и знание того, что меня там ждет и встречает муж – прекрасно. Он обрадовался, увидев меня, не менее была рада и я, но сразу же увидела и поразилась тому, как он похудел. Привел на стоянку и с гордостью показал – это наша машина. Прелесть. Своя машина в Америке. Удивляет. Я с дороги страшно хотела пить. Достал из багажника все, что я любила. Так трогательно. Продумал все, до мелочей. Выехали со стоянки и поехали «домой». «Тебя ждет сюрприз», - порадовал муж. «Сегодня я переехал в отдельный эффишенс (efficiency). Это небольшая однокомнатная квартирка со всеми удобствами». «Замечательно! Мы сможем побыть одни!», радовались мы этой возможности. «Господи, почему он так похудел? Так много работы?», - не уходит из головы эта мысль даже во время шутливого разговора. Вижу, что сидит, откинувшись от спинки кресла машины, стараясь его не касаться. Но на мои вопросы он только говорит, что сама все увидишь, когда будем дома. Я чувствую, что ему очень больно, пугаюсь. Приезжаем домой. В ванной я смотрю на его спину, и чуть не реву – сплошная рана. Хорошо, что я привезла много лекарств, хотя на русской таможне меня спросили: «Зачем Вам так много лекарств?». Пришлось сказать, что для себя. Лечила я его аллергию долго и упорно. Слава Богу, все обошлось, но этот мой приезд, как никогда, был очень кстати и нужен ему. Эта поездка – одно из радостных воспоминаний об Америке. Я берегу чувство своей «нужности» мужу в тяжелое для него время, помню его, утешаюсь им в другие минуты.
За разговором, радостью встречи муж не забыл и о «хлебе насущном». По дороге домой мы с ним заехали в один из супермаркетов. Вот и я написала – домой, а совсем недавно внутри съежилась, когда знакомые русские, а теперь еще и американцы (двойное гражданство), гостившие прошлым летом у нас, при отъезде сказали: «Пора домой!». В то время, а тогда шел 1994 год, в российских магазинах были еще пустые прилавки. Я помню, как за год до отъезда в США мы с мужем и дочкой поехали путешествовать. Целью нашего путешествия был Кириллов монастырь, что стоит на Кирило-Белозерском озере севернее Вологды. Эта историческая достопримечательность любима в России, как и север в целом. Есть в них сохранившаяся первозданность русской природы, ее чистота, бескрайность. Именно там мы подружились с одним из замечательных людей – Потаниным Александром Федоровичем, человеком особой душевной теплоты и щедрости, большим знатоком грибов, ягод. Потом он присмотрел там для нас и дом, если мы сможем купить, – на берегу озера, с родниковым колодцем, кедрами в большом саду. Ах, дорогой Александр Федорович! Спасибо Вам за все! Огромные посылки с пылающей клюквой, письма, постоянно зовущие в гости, заботу о том, чтобы мы еще раз увидели и наслаждались красотой Вашей земли.Но в тот приезд, еще до нашего знакомства, до посещения монастыря, мы остановились, чтобы посмотреть город Кириллов, и заодно зайти в местный магазин, так как запасы еды нужно было пополнить. Полки магазина были почти пусты, сели не считать банок с килькой в томате, запомнившихся мне еще с детства, потому что родители часто их покупали и делали суп или просто давали их детям с макаронами. Но именно в тот момент, когда мы вошли в магазин, разгрузили машину с хлебом, очередь за которым уже устала от ожидания. Мы тоже встали в очередь, надеясь купить хлеба. Но вот подошла наша очередь, и продавщица дала нам половину батона – норма того времени. Стоявшая за нами в очереди женщина предложила отдать свою норму хлеба нам. Спасибо нашей щедрой незнакомке! Конечно, я только сейчас, когда пишу эти строчки, вспомнила этот эпизод. Вспомнила и то, что в магазин тогда за нами зашли американцы, что было понятно из разговора, и захотели сфотографировать пустые прилавки, очередь за хлебом, но продавщица воспротивилась их намерению, и мужу пришлось перевести ее слова американцам. Наверное, грустная волна воспоминаний о пустом магазине в городе Кириллов накатилась не случайно. Придя с мужем в американский супермаркет, я просто растерялась от обилия всего. Слова Богу, что в Москве, да и в российской глубинке сегодня всего хватает. Но тогда первое впечатление от американского изобилия продуктов запомнилось как яркое впечатление. Все до мелочи, даже то, что продукты упаковывают в пакеты, что у тебя тележка, с которой ты идешь к машине, перекладываешь их, отвозишь в сторону тележку, либо ее забирает рабочий магазина. Выйдя из американского магазина с сумками, наполненными разнообразными продуктами (муж все настаивал – бери то, бери другое, все, что хочется, уж так ему хотелось меня порадовать), я стала даже полушутя-полусерьезно ругать мужа. Мол, зачем ты меня привез в такой богатый магазин - я судила по обилию того, что видела. Каково же было мое изумление, когда муж сказал мне: «Это магазин для бедных. Ты, наверное, заметила, что расплачиваются в основном не наличными, или кредитными карточками, а чеками, которые дают лицам, которые мало зарабатывают". И далее последовала почти целая лекция о социальном статусе населения в Америке, статусе, с которым я более или менее подробно ознакомилась, пожив там долгое время. Но первое впечатление было: изумление. Так получилось, что в те десять лет, когда я время от времени была в этой стране, мы почти не пользовались магазинами подобного типа, если уж только они были по пути и мы очень спешили. А еще там были необыкновенно вкусные булочки, которых больше не было нигде. Освоили более «приличные» магазины, типа Кинг-Каллен (King Kallen), Ол-март (Wall Mart) и др. Так что «заезды» в Пеф-Март (Path Mart) были редки. Стала все отчетливее видна бедность их пользователей, мусор на плаце, а в последние годы появились и вовсе, как их называли наши русские знакомые, «американские бомжи». Но протянутых для подаяния рук нет. «Бомжи» собирали в огромные черные целлофановые пакеты брошенные кем-то бутылки из под пепси, спрайта и других напитков и несли их сдавать. Каждая бутылка стоит 10 центов. Такая вот двойная выгода – и чистота поддерживается, и 3-5 долларов можно на этом заработать за день.
Через какое-то время я была свидетелем другой картины. Придя в магазин, где продавалась одежда, за обилием стоек с разнообразной одеждой я увидела только одного покупателя. Это была черная американка, которая во весь голос что-то пела, перебирая кофточки, платья и все, что ей было интересно. Контраст с супермаркетом, о котором я упомянула выше, был ощутим. Ощущение контраста - по улицам, даже кварталам, где живут только англоафриканцы, по магазинам и другим проявлениям - очень характерно для жизни в этой стране. Оно сопровождает человека повсюду и становится привычным взглядом на окружающую действительность. Контрасты заставляют постоянно ориентироваться в жизни в этой стране, потому что сама жизнь учит счету, а счет денег требует знания того, как их лучше использовать. Для одних это – гараж-сейлы (garage sales) - распродажи на улице, где вполне можно наткнуться за бесценок и на ценную или нужную вещь; для других – путешествия; для третьих – дом и т.д. Все полно контрастов, но главным является контраст возможностей людей как постоянно живущих, так и приезжающих в Америку. Нам и в России это сейчас хорошо понятно. Американские полицейские
Дом в Америке, или частное владение
Немного об образовании и медицинской помощи в Америке
За время жизни в Америке мы с мужем и друзьями несколько раз ездили в Нью-Йорк. Из музеев чаще всего навещали любимый музей мужа – Метрополитен-музей (Metropolitan museum). Впечатление от посещения Нью-Йорка менялось в разные годы. Первое – изумление от его архитектуры. Писать об этом много не стоит, архитектура этого города прославлена широко. Мне нравится высказывание известного архитектора Корбюзье, который об архитектуре Нью-Йорка сказал: «Это катастрофа, но катастрофа прекрасная». Есть точка зрения, что ни одна из знаменитых построек в истории человечества - за исключением, как считают ее авторы, античных египетских пирамид и готических соборов Европы средневековья - не может сравниться с гигантскими небоскребами и мощными мостами Нью-Йорка, поражающими основательностью своих конструкций, пропорциями, разнообразными формами.Мы были на смотровой площадке Всемирного торгового центра в 1998 году, и с высоты 102 этажа смотрели на Нью-Йорк. Действительно красиво, самая разнообразная архитектура, видно много не только высотных зданий, но и зданий с различными башнями, золотисто-ребристыми куполами, открывающейся общей прекрасной панорамой зданий, парков, мостов. Сегодня, к сожалению, это уже история. Но город меняется, особенно когда отъезжаешь от Бруклина и въезжаешь в район Брайтон Бич. Здесь живут, в основном, приехавшие из России русские, евреи. Очень много старых и совсем старых людей. На улице и в магазинах говорят по-русски. В магазине – прилавок, очереди. Селедка продается только здесь. Баночка красной икры стоит $20, но берут почти все. «Бородинский» черный хлеб – только здесь. Качество продуктов – отменное. Ко всему этому и тянется с дальних районов штата истосковавшаяся русская душа. Рядом – пляж, океан. Через улицу проходит наземное метро. Шумно. Домики близко, как скворечники. В один из приездов я здесь заблудилась. Пошла по книжным развалам, и потеряла счет времени, а потом и ориентацию в пространстве. Муж «выудил» меня в этих скворечниках с балкончиками (показалось, что даже на балконах живут люди, так тесно, хотя сейчас, как пишут мне американцы, этот район благоустраивается), после нескольких часов поиска. Я сама бы не нашлась. Мои слабости всегда при мне, будь это Москва, родные Серебряные Пруды, или призывно зовущий Брайтон Бич, увидеть который мечтает, конечно, каждый русский, даже живущий в солнечной Калифорнии, на берегу Тихого океана. Воссоздание атмосферы жизни дома вдали от него. Не самое тихое место на земле, не самое плохое, но почему-то грустное. Ностальгия как будто разлита на улицах, ею пропитан воздух, да и ветер с океана, заглушаемый шумом поездов наземного метро, другой, как будто напоминает о другом времени и месте жизни. «Боль моя, ты оставь меня», - то ли ветер шумит, то ли родная русская речь с милым еврейским акцентом душу бередит. Грустно. И хочется домой.
Стоимость приличного дома в Америке – примерно $300 тысяч. Небольшой процент вносится сразу, остальные деньги – в кредит на 30 лет. Почти вся жизнь в Америке – в кредит. Но для этого нужна чистая «кредитная история». Это значит, что человек исправно платит налоги, не скрывает свои доходы. Наш русский знакомый имеет в Москве две свободные квартиры. На наш вопрос: «Почему ты их не сдаешь?», - он ответил, что у него чистая «кредитная история» и он не хочет ее запятнать. Мой дом там, где моя библиотека», - удивительные слова, сказанные неизвестным мне автором. На территории Лонг-Айленда много публичных, т.е. доступных для широкой публики, библиотек. Книг много, как и посетителей. Везде стоят компьютеры, и каждый читатель может получить нужную справку. Книги можно держать дома, сколько хочешь, но только на несколько дней они выдаются бесплатно. За просроченное время нужно платить. Если заказанной книги нет в этой библиотеке, то работники библиотеки связываются с другой. Когда получают книгу, то звонят домой, что заказ готов. В библиотеке можно взять домой и видеофильмы, диски с музыкой.Когда мы рассказывали знакомым американцам, что в библиотеке есть 8 томов Шекспира на русском языке, они очень удивлялись. Впервые прочитала «всего» Шекспира. Жаль, что не на английском языке. К слову сказать, что в наш последний приезд в США в письме к Дену Виклеру я посетовала, что так и не выучила хорошо английский язык. В ответ он мне написал, что он русский язык не выучил тоже. Однажды он сказал, что выучит русский язык, чтобы «поговорить с Раисой». Я поразилась, что он это помнит. Спасибо, Ден! Молодые семьи в Америке преимущественно многодетные. Это особенно хорошо видно на пляже, где родители отдыхают вместе с детьми. У каждой семьи по два, три ребенка. В воду дети заходят в одежде, кроссовках. Их никто не ругает. Наблюдали такую сцену. Папа на руках подносит к воде еще совсем маленького ребенка. Я ждала, что он намочит себе руку, потом проведет ею по голым ножкам ребенка. Но папа долго ждал, давая ребенку привыкнуть к новому виду, звукам, наклоняясь к воде, зайдя в нее по пояс. Потом окунул одну ножку ребенка. Ребенок заплакал. Папа тут же понес ребенка на берег, о чем-то нежно говоря с ним, успокаивая. Телевизионное шоу в Америке очень разнообразное. В числе других есть и передача типа нашей «Сам себе режиссер». Понравилось много сценок. Собака, подглядывающая в щелку забора - что там? Утка, приносящая хозяину тапочки. Селезень, летящий впереди машины своих хозяев. Через некоторое время устал, присел отдохнуть. Машина остановилась. Потом опять полетел уже рядом с машиной. Американцы не боятся выглядеть смешными. Бабушка с большим животом. Подняла рубашку – а там арбуз. Две бабуси ели арбуз и устроили соревнование – кто дальше плюнет косточкой. После нескольких проб у одной из них изо рта вывалилась челюсть. А она – смеется. Бюрократия – явление мировое. Мужу надо было поменять американские права, так как кончился срок их действия. С первого раза права не поменяли, т.к. стал нужен номер сошиал-секьюрети (social security). Муж по своему статусу этого номера не имеет. Знакомые подсказали, что в этом учреждении надо получить справку, что у него такого номера нет. Получив справку, он уже не имел проблем с получением прав. Но на руки дают временные права, а постоянные присылают по почте.Регистрацию машины в Америке можно пройти, даже если у нее есть внешний дефект. Техосмотр машины можно пройти на любой станции технического обслуживания и получить свидетельство о прохождении осмотра. Однажды мы поехали на залив Джефферсона. Он назван так по имени одного из президентов США. Это ему принадлежат известные слова: «Я просто трепещу за свою страну, когда подумаю, что Бог справедлив». Почти на самом берегу залива стоит статуя Томаса Джефферсона. Пожав его протянутую руку, мы с мужем зашли в маленький магазин, двери которого осаждали американцы. Картина необычная. Не было даже слышно привычного в таких толкучках слова – извините (sorry). Это зоомагазин. Внутри все стены поделены на отдельные отсеки. В них вделаны небольшие решетки. Пол устлан мелкой разноцветной бумагой. И в каждом уголке - по 3- 4, а то и больше самых разных собак. Они лежат животом кверху, раскинув во все стороны лапы. Жарко. Душно. Непрерывный поток людей. В каждой клетке прикрепленные кверху бутылки с водой, ее и сосут эти замученные зверята. Рядом – маленькая комната, где можно осмотреть ту или иную собачку. Вот осматривают маленький пушистый комочек и кладут его обратно. «Комочек» поднимает громкий шум: возьмите меня! Так и хочется раздвинуть стены, пустить в окно морской ветер, дать этим родовитым собачкам если не хорошего хозяина, то хотя бы свежего воздуха.В магазинах все вещи принимают назад, кроме тех магазинов, которые закрываются совсем, или как говорят здесь, «выходят из бизнеса». Среди наших экскурсий – экскурсия в дом-музей Теодора Рузвельта. Он имел на острове свою резиденцию. Ехали долго. Очень красивые места. Чем-то напомнили Михайловское – холмистая местность. По дороге уточнили маршрут у одной дамы. Она толково все объяснила, сказала, что мы не пожалеем о поездке. Это действительно так. Узнали много нового об этом интересном человеке. В доме – огромная терраса, где господин Президент беседовал с гостями. Она освещена солнцем почти весь день. В доме-музее много книг. Среди разных книг я обратила внимание на книгу: «Жены американских президентов». Удивилась, но стоила она дорого, не купили. Потом жалела. Через какое-то время у нас в России вышла книга Ларисы Васильевой «Кремлевские жены". 23 июля 1996 года над океаном недалеко от Лонг-Айленда разбился пассажирский самолет. Погибло много людей, в том числе детей. На берегу океана в предполагаемом месте крушения, где все "островитяне", и мы в их числе, обычно купались, воткнуто много цветов, к которым приколоты записочки. Люди заходят и в воду, бросают в океан цветы, низко кланяются в сторону океана. Поминают погибших. Позже на этом месте поставили памятник. Одним из сильных впечатлений во все визиты в Америку было впечатление о встречающихся незнакомых американцах. Они отличались большей внутренней свободой, чувством собственного достоинства, доброжелательностью. Поражало, что когда встречаешься глазами с глазами постороннего человека, даже в магазине, то он всегда, как правило, приветливо улыбался. После трагических событий в 2001 году улыбки на лицах американцев почти исчезли. На Лонг-Айленде на берегу залива один сезон снимал дом Сергей Рахманинов. Однажды, когда он играл на фортепьяно, к его дому подплыли на лодках жители близлежащих окрестностей. Он вышел к ним, спросил: «Поиграть еще?». Говорят, что на острове Лонг-Айленд Сергей Рахманинов дописал свою Скифскую сюиту, одна из пьес которой «Чужбог и пляска смерти» по рассказам старожилов часто исполнялась им на Лонг-Айленде. Многим нашим знакомым американцам понравился фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем». Самое трудное из жизни в Америке. Одиночество. Любовь. Субъективность моего рассказа, может быть, наиболее наглядно проявляется в этом вопросе: что самое трудное вдали от родного дома. Трудного много. Трудно переживать разлуку с теми, кто остался на другой стороне земли. Для меня это была дочка, потом маленькая внучка. Не хватало братьев. Все время вспоминалась работа, и редкие письма с работы или звонки – всегда огромная радость. Там, в Америке я очень много читала. Почти как в детстве. Я вела список прочитанных книг, он весьма внушительный. Да и моя увлеченность «писаниной» спасала от потери привычного ритма жизни, и появление книги «Мои Серебряные Пруды» было, в том числе, и следствием «свободного времени» в другой очень обустроенной по быту стране. Неожиданно теплые отклики на книгу, письма, так удивившие и тронувшие меня, отзывы от моих читателей, в том числе в Америке, что "книга помогает жить", - я этой награды совсем не заслужила! Потом – сотрудничество с главным врачом Серебряно-Прудской больницы, подарившее радость знакомства с хорошим человеком и его окружением, открывшее возможность посмотреть поближе на жизнь в родных Серебряных Прудах, на проблемы здравоохранения и многое другое. Как-будто бы перевернула страницу и получила возможность вернуться в дорогие мои Серебряные Пруды, пусть в другое время, другие обстоятельства, но вернуться! Но это – награда. А потери? То, что из области самого трудного? Можно назвать две большие проблемы. Одна - из взаимоотношений со второй своей половиной – лично пережитое. Второе- пусть и не лично пережитое, но увиденное и прочувствованное остро. Это второе – разлука с родителями. Несколько штрихов о той и другой стороне. Любая семья – сложный организм. Часто разлуки неизбежны. «Две вечных подруги – любовь /и разлука / – не ходят одна без другой». Накопив собственный опыт жизни, понаблюдав за другими людьми в течение 10 лет отъездов мужа, я советовала бы каждой жене в подобной ситуации быть рядом с ним, хотя, конечно, это не всегда сохраняет семью, но помогает. Жена в Америке, как, наверное, и в другой стране, для работающих там мужчин – почти необходимое условие их работы. Ее роль, если можно так сказать, в отрыве от дома, в чужеродном окружении несколько иная, чем в привычных условиях жизни. Это во многом и психологическая опора, поддержка и некий якорь, спасающий многих мужчин от пороков, свойственных человеку, особенно, когда он один. По моим наблюдениям, этот вывод относится и к семейным женщинам, которые надолго приезжают без мужей в командировки. Кругом, конечно, много знакомых, в том числе и русских. Но в чужой стране семьи становятся замкнутыми, время очень ценится, и это ограничивает возможность общения. Поэтому жен наши мужчины там ценят, можно сказать, особенно берегут, балуют, и я многие годы чувствовала это и на себе.На моей памяти пример жизни одного физика-экспериментатора. Прекрасного, еще молодого, не было и 50 лет, человека, отличающегося огромной эрудицией, энциклопедическим кладезем знаний обо всем. Но, начав о чем-то рассказывать, этот человек, носящий имя победителя - Виктор, уже не мог остановиться, и начинал слушать только себя. Особенно нетерпимой к этой особенности Виктора была его жена Лена. Наверное, другой мужчина просто не выдержал бы, но он прощал ей все, пестуя свою любовь, восхищаясь ею, оберегая ее. В его разговоре самым частым словом было: «Лена, Лена». Казалось, звук самого имени радовал его. Он мог поехать куда угодно, когда угодно, за чем угодно, стоило ей высказать хоть малейшее желание. Прямо-таки странная сказка о любви, невольными свидетелями которой мы стали. Странная-то, странная, но его отношение к жене было самим воплощением мечты каждой женщины. Его любовь к ней обрастала легендами. Позвав как-то меня как врача к заболевшей жене, он по дороге сказал: «Если что-то с ней случится, я не переживу». Увы, слова оказались пророческими. Только случилось не с ней, а с их отношениями. Во второй раз она не поехала с ним, и беспрерывно десять месяцев он ждал и ждал. Попытки некой дамы отвлечь его от ожидания не дали успеха. Я сама, к сожалению, испытала на своей семье разрушающее влияние этой дамы. Она, или что-то другое (как знать, может быть, это моя фантазия, хотелось бы так думать), но вся ситуация в этот период жизни в Америке причинила мне так много боли, и в свой предпоследний приезд в Америку я от всех навалившихся на меня невыносимым грузом переживаний сильно разболелась. Поездки надолго в другую страну, отрыв от дома, от работы я переносила очень трудно. Одной, двух поездок для остроты новых впечатлений было для меня достаточно, но эксперимент продолжался (двусмысленная фраза, но оставлю ее, понимая, что в жизни много разного смысла), и поездки продолжались. И в предпоследнюю мою поездку началась, я думаю, настоящая депрессия, выйти из которой было так трудно, что по приезде домой я тут же ушла с работы.Зависимость, в сочетании с горечью обостряющихся явных и неявных обид, чувством одиночества, заставляют искать хоть какой-то выход, чтобы оберечь себя от подобного состояния. Кто переживал подобное, меня поймет. Может быть, уход с работы не был правильным решением, но в то время я иначе не могла, так испугалась. У меня есть фотография, на которой изображены два гуся, как бы обиженно расходящиеся в разные стороны. При взгляде на них почему-то вспоминается грустная элегия на музыку Массне, так проникновенно исполняемая Ф.И.Шаляпиным «О, где же вы, дни любви, сладкие сны, юные грезы весны?». Это из той поры. Ситуация у Вити была еще тяжелее. Только по приезде домой, он узнал, что его любимая жена, которой он постоянно звонил из Америки, посылал деньги, бесконечные подарки, звал и звал к себе - уже не его жена. Конечно, он нашел себе другую женщину, и как-то, будучи у нас в Москве в гостях, обмолвился об этой женщине: «Я ей нужен, мне необходимо чувствовать себя нужным человеком». Но уехал один, опять надолго. Потом наши знакомые в Америке рассказывали, что он все больше пил, часто болел.Он умер от инфаркта, вернувшись в Москву, но я думаю, что он умер от любви к той женщине, которая его бросила./Слава тебе, безысходная боль. /Умер вчера сероглазый король».- Какое чудесное стихотворение Анны Ахматовой. У него не было детей, и жаль, что никто уже не продолжит ее слова: /Дочку мою я сейчас разбужу, / В серые глазки ее погляжу. / А за окном шелестят тополя: / Нет на земле твоего короля./ В свой визит к нам в Москве Витя принес мне необыкновенной красоты белые розы. Такие розы мне не дарил никто. Он умел удивить не только своим отношением к его незабвенной Лене, но и дать каждой женщине почувствовать себя обожаемой, молодой и красивой. Если бы все так боготворили Женщину, как совершеннее был бы мир. И я сегодня мысленно кладу на его могилу такие же цветы, и восхищаюсь, как восхищаются им Галя Чернятина, Инна Грачева, Вера Гордеева и все другие, кто его знал по Америке, что бывает еще в жизни такая любовь и такая преданность. Увы, как недолог их путь, наверное, в этом виноваты и мы, женщины, не умеющие беречь самое большое чудо на земле – любовь.
Жить вдали от своей страны трудно, но жить вдали от своих родителей – просто невозможно. «Пусть сияют, завлекая, / Чужедальные края.../ Там, где матушка родная, / Там и Родина твоя», - написал Анатолий Пшеничный. И правильно написал.Мы были свидетелями трагических ситуаций, когда выехавшие на постоянное жительство в Америку уже взрослые дети не могли не только видеть, но даже и похоронить своих родителей. И отца, и мать одной нашей знакомой хоронил в России мой муж. На наших глазах за эти годы прошла не одна трагедия. Один знакомый приехал в Россию из Америки по вызову, так как потерялась его старенькая мама. Ушла и не вернулась. Он долго искал ее везде, нашел по фотографии в морге, опять были похороны. Америка заставила нас стать невольными очевидцами переживаний не только детей, но и родителей. Здесь в Москве жила мама одного хорошего человека. Его семья осталась в Америке, в первую очередь, потому что дочка вышла замуж за американца, и сын с четырех лет жил там же, стал больше американцем, чем русским. Сын учится в университете. В наш последний визит на мой вопрос о том, прочитал ли он что-нибудь у Л.Н.Толстого, сын ответил, что прочитал «Войну и мир», но только на английском языке. В этом году у наших знакомых появился и внук. Мы очень рады за них. Казалось бы, все хорошо. Но за этим «хорошо» была бесконечность разлуки нашего знакомого, назовем его хотя бы Николаем, с его мамой. Мы ее не раз навещали, и видели, как она скучает, болеет, стареет, становится беспомощной, и все - без сына. Николай много рассказывал нам о маме, словно пытаясь хотя бы этими рассказами утолить свою тоску о ней, так как отец погиб на войне, и он его почти не помнил. Другое дело – мама. Всегда жизнерадостная, жизнестойкая, чтобы не случилось. Все удары судьбы она переносила мужественно и учила этому же и своих сыновей. Даже когда случилась беда с младшим сыном, который трагически погиб, даже и тогда она нашла в себе силы, чтобы сказать второму сыну: «Живи, Коля, теперь за себя и за брата. Работай, не кляни судьбу. У тебя семья, дети. А я выживу. Надо жить, надо работать, растить внука и внучку». Свои горести и беды она никогда не пыталась переложить на плечи сына, щадила его. Николай вырос, кончил заочно институт, работал в научно-исследовательском институте, где работала и мама. В трудные 80-е годы мама, как начальник отдела кадров, каким-то чудом помогла сыну с поездкой за границу. Это была сказочная Швейцария, где он проработал полгода, и даже смог вызвать к себе жену с двумя детьми, хотя жизнь в Швейцарии была дорогой, и заработанных денег едва хватало на скромную жизнь в чужой стране. Теперь они были все вместе, и это было самым главным, потому что дом, дети всегда значили для Николая очень многое. Дочке уже исполнилось 15 лет, ей оставалось три года до окончания школы, а сыну было всего 4 года, и отец особенно скучал по мальчику, не видя его так долго. С работой ему повезло, его инженерные способности, трудолюбие, быстрое освоение трудных по тому времени программ «Акад» на персональном компьютере и их использование в работе были замечены руководством эксперимента, в котором он участвовал. Имея хорошие рекомендации, он получил приглашение на работу по контракту в Америку в один из быстро развивающихся в то время физических центров. Мама тогда еще работала, и ухаживала за внучкой, помогая ей и оберегая от плохого влияния. Девочка училась старательно, жила с бабушкой дружно, и не очень-то рвалась к родителям, хотя, как и все дети на свете, скучала по ним, и все ждала их приезда. Ждала их и бабушка, но свое ожидание, желание увидеть сына, внука так умело прятала, что внучка даже обижалась на бабушку. Ей казалось, что та совсем не скучает. Бабушка же умела трезво взглянуть на вещи. Начались девяностые годы с их промозглостью бытовых проблем. Сын часто звонил.Она по двум-трем словам в начале разговора улавливала его настроение, понимала, что здоров, и этого ей хватало, чтобы жить дальше, ждать очередного звонка с такой далекой-далекой страны.Но вот уже и внучка окончила школу, и родители с ее внуком вернулись, чтобы забрать внучку с собой. Три недели жизни сына с семьей в Москве пробежали как один день, и снова настал день отъезда, а потом и он остался позади. Разглядывая привезенные подарки, американский чай, кофе, белую нарядную кофточку, бабушка только тогда осознала, что внучка уехала, и она осталась совсем одна. Работу ей пришлось оставить, так как пошел восьмой десяток лет ее жизни, и недуги привязывались один за другим. Все тяжелее стало выходить из дома за продуктами.
За «бортом» моих рассказов об Америке осталось, наверное, больше, чем удалось написать. Осталась история, культура, религия, даже моя любимая поэзия и многое-многое другое. Но и цель у меня другая – не писать энциклопедический справочник об Америке, а только штрихи о жизни там, о том, что тронуло, задело, осталось в памяти. Проделала бы я вновь этот путь длиною в десять лет? Трудно сказать. Да и не в нашей власти что-то изменить, остановить время или повернуть его вспять. Мне хотелось поделиться с читателем своим видением жизни в другой стране. Но, как я уже писала, возможно, что язык, имея свое течение, даст другое русло содержанию рассказа. Мне кажется, так и получилось. Осмысливая, перечитывая написанное здесь, я вижу, что ткань письма пропитана болью за тех, кто остается жить - в разлуке с родными, друзьями, своим детством, домом своего детства, всеми тропинками прожитой жизни - в этой богатой, сильной, красивой, но чужой стране, имя которой - Америка. Пусть им всем улыбнется удача! Вижу и то, что главным «действующим лицом» этого рассказа явился мой муж. Видимо, это объективно. С ним связаны поездки, им определялись их дух, встречи с людьми, мое самочувствие и другие стороны жизни. Я хочу поблагодарить его за все и сказать, что, кажется, начинаю лучше понимать стихи Михаила Светлова, которые муж записал мне в подаренной тетрадке: «Любовь моя и молодость моя», больше вникая в глубину и смысл слов. И сказать в ответ любимые мною слова из песни Р.Рождественского на музыку Е.Птичкина «Эхо любви» - в неповторимом исполнении любимой моей мамой Анной Герман:"Покроется небо/пылинками звезд,/и выгнутся ветки упруго./Тебя я услышу за тысячу верст./Мы - эхо,/Мы - эхо,/Мы - долгое эхо друг друга.../И даже в краю наползающей тьмы,/за гранью смертельного круга,/я знаю, с тобой не расстанемся мы./Мы - память,/Мы - память./Мы -звездная память друг друга". И закончить рассказ о жизни в Америке я хотела бы словами, которые приписывают Томасу Манну. Будто бы возвращаясь из Нового Света в Старый Свет, Томас Манн шутил: «Два приятеля встречаются в Атлантическом океане. Один стоит на палубе парохода, идущего из Америки в Европу, а другой - в обратном направлении. Оба кричат друг другу: «Ты что, с ума сошел?». Наверное, эти слова актуальны до сих пор, спустя многие годы, но судить об этом моему дорогому Читателю.
© Copyright: Александр Королёв-Иван, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|