***

Я умру, говорят,
                              мы когда-то всегда умираем.
Съезжу на дармовых,
                              если в спину сподобят ножом, –
Убиенных щадят,
                              отпевают и балуют раем...
Не скажу про живых,
                              а покойников мы бережём.

В грязь ударю лицом,
                              завалюсь покрасивее набок –
И ударит душа
                              на ворованных клячах в галоп!
Вот и дело с концом:
                              в райских кущах покушаю яблок,
Подойду, не спеша –
                              вдруг апостол вернёт, остолоп?

...Чур меня самого!
                              Наважденье, знакомое что-то:
Неродящий пустырь
                              и сплошное ничто – беспредел.
И среди ничего
                              возвышались литые ворота,
И этап-богатырь –
                              тысяч пять – на коленках сидел.

Как ржанёт коренник –
                              я смирил его ласковым словом,
Да репей из мочал
                              еле выдрал и гриву заплёл.
Пётр-апостол, старик,
                              что-то долго возился с засовом,
И кряхтел, и ворчал,
                              и не смог отворить – и ушёл.

Тот огромный этап
                              не издал ни единого стона –
Лишь на корточки вдруг
                              с онемевших колен пересел.
Вон следы пёсьих лап...
                              Да не рай это вовсе, а зона!
Всё вернулось на круг,
                              и распятый над кругом висел.

Мы с конями глядим:
                              вот уж истинно – зона всем зонам.
Хлебный дух из ворот –
                              так надежней, чем руки вязать!
Я пока невредим,
                              но и я нахлебался озоном,
Лепоты полон рот,
                              и ругательства трудно сказать.

Засучив рукава,
                              пролетели две тени в зелёном,
С криком: «В рельсу стучи!»
                              пропорхнули на крыльях бичи.
Там малина, братва,
                              нас встречают малиновым звоном!
Нет, звенели ключи...
                              Это к нам подбирали ключи.

Я подох на задах –
                              на руках на старушечьих дряблых,
Не к Мадонне прижат,
                              Божий сын, а к стене, как холоп.
В дивных райских садах
                              просто прорва мороженных яблок,
Но сады сторожат –
                              и стреляют без промаха в лоб.

Херувимы кружат,
                              ангел окает с вышки – занятно.
Да не взыщет Христос –
                              рву плоды ледяные с дерев.
Как я выстрелу рад –
                              ускакал я на землю обратно,
Вот и яблок принёс,
                              их за пазухой телом согрев.

Я вторично умру –
                              если надо, мы вновь умираем.
Удалось, бог ты мой, –
                              я не сам, вы мне пулю в живот.
Так сложилось в миру –
                              всех застреленных балуют раем,
А оттуда – землёй, –
                              бережёного Бог бережёт.

В грязь ударю лицом,
                              завалюсь после выстрела набок.
Кони хочут овсу,
                              но пора закусить удила.
Вдоль обрыва с кнутом
                              по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе принесу –
                              ты меня и из рая ждала.

В. Высоцкий
1977–1978

Другие статьи в литературном дневнике:

• 22.01.2009. ***