***Рекомендую к прочтению единомышленникам:
Это был удивительный целый сонм встреч, какие выпадают, возможно, раз в жизни человека. В Петербург в начале декабря ехать не хотелось. Однако ж звали на встречу «по Рачинскому». Замечательный педагог Ольга Алексеевна Белянова собрала в музее Г.Р. Державина на Фонтанке, наверное, всех, кто любит Рачинского в Петербурге. И знает, и прошёл уже какой-то свой – жизненный, творческий путь с этим именем в сердце. Зала зимнего сада полна светом от снега, лежащего за огромными окнами в настоящий сад, чистый, нехоженый. – …Кадетского корпуса его императорского величества, – слышу объявляет Ольга Алексеевна. И мороз пробегает с плеч. Перед нами юноша в белой гимнастёрке с императорскими вензелями на погонах. Рядом девушка – воспитанница курсов сестёр милосердия. Они читают по очереди текст из моей книги о Рачинском, держа в руках открытые папки. А потом были романсы на стихи Рачинского. Неожиданно лирически звучали эти строки: В память дружбы, в память споров
Нам не выгрести сегодня из постатеистического болота в нашем образовании, не оживить школу, которую продолжают умертвлять. Если школа не здорова, это симптом тяжёлого состояния государства. 2.В другую страну Сажусь в ночной поезд из Петербурга в Москву. Пробираюсь по духоте и сутолоке вагона на свою боковушку. Одно место за столиком уже занято. Моя спутница – худощавая женщина в чёрном свитере – заговорила со мной первая. Я поняла сразу, что человек она церковный, а по говору – что с Украины. – А я – в другую страну, – ответила она на мой вопрос. Монастырь в западной Украине, отстроенный в последнее двадцатилетие, в декабре 2018-го сожгли те, кому русское Православие – кость в горле. Сейчас сёстры ютятся по домам у местных жителей. Моя спутница (имя её самое простое, русское) говорит: «Знаю польский, немецкий, могу уйти в Польшу, но кто тогда останется в монастыре?» (Точнее – в хозяйственных постройках, которые сёстры выкупили у местной старушки). Отец моей новой знакомой – русский священник, в советское время служил на западной Украине, испытав гонения не столько на веру, сколько на русскость. «Постоянно ворота мазали дёгтем, стёкла били в доме…», – как-то даже задорно рассказывает о 1970 –1980 годах мать Мария. На границе, при выезде из Украины, монахине пришлось отдать пограничникам материнскую золотую цепочку с крестиком, чтобы вывезти старинную икону из разорённого монастыря и сохранить её в России. – Жил в XIX веке такой профессор, Сергей Александрович Рачинский, оставил университетскую кафедру, чтобы учить крестьянских детей, потратил своё стотысячное имение на устройство 26-ти школ в Бельском уезде Смоленской губернии… Говорю и вижу её лёгкую усмешку. – Так, знаю, – говорит она, – я сама – Рачинская. В вагонных сумерках кажется, что мне снится наш разговор. Нет. Мария открывает в телефоне фотографии своих родственников. На снимках они в косоворотках с голубым орнаментом. – Так это не украинские вышиванки, – говорю. – Конечно, нет, это смоленские. Так Рачинские же! Её материнская линия – польская ветка Рачинских. Вятичи. Славяне. Родные… Что за сила так жестоко разделила нас, славян – в XI, в XV, в XXI веке?.. – Драйзер ещё писал, – говорю почти риторически, – как в Америке уничтожалось коренное население. А Косово? А Сербская Крайна? Всё по одному сценарию. – Я тоже читаю Драйзера, правда на немецком. Вы не осуждаете меня, что я, монахиня, читаю Драйзера?.. 3.Мы горим В Москве мы пакуем в сумки тёплые вещи. В этот почти не существующий, обескровленный монастырь сбежались сёстры из других обителей, спасаясь от раскольников. – Сестёр надо одевать… – шепчет матушка. – Нам монашеское теперь носить нельзя. Выгребаю домашнюю аптечку. Увы, военное положение. Самые необходимые лекарства дорожают. Но главное – переправить книги и газеты. На Украине не только русская патриотическая пресса оказалась под запретом, но не найти даже журналов по садоводству на русском языке. Обыски по квартирам идут по всей Украине. Изымают православную литературу, литературу с российской символикой, русскую и даже советскую классику. Жгут во дворах домов. Газету «Русь Державная» запретили там давно, поскольку символ монархии страшен распинателям русского царя и распоясавшимся их наследникам по прямой. Несколько номеров газеты у матушки отняли по ту сторону границы. Но что-то удалось провести. Книга Владислава Кассина «За честь России» о русских добровольцах, воевавших на сербской земле, на Украину доехала. Спустя неделю, матушка написала, что брошюру сканировали, сняв скрепку, переписывали от руки… Разве можно мечтать о более дерзновенном читателе для своей книги?! Неужели такая война нужна, чтобы ДАЖЕ на западе Украины люди почувствовали себя русскими? А мы думали, мы потеряли сорок миллионов русских людей… Нет. Они снова соберутся, когда окрепнет Россия, когда сердце обретёт здоровый ритм и весь организм русского мира восстановится. Да нет, это мы должны гореть – от стыда за то, что не можем помочь Украине, что мы верим продажным журналистам, злобным телеведущим и лжеэкспертам по украинскому вопросу, которые учат нас, как нам относится к своим родным, что сегодня на Украине смотрят на Россию через такое же кривое зеркало… – У меня такое чувство, что кто-то за нас молится, – говорит матушка. – Мы сильные, мы уйдём в подполье, в Карпаты уйдём, но не сдадимся. + + + Наши соотечественники – в Луганске, Донецке, Харькове, Львове – быть может, сегодня самые русские и самые православные. Они – оправдание наше перед Богом. Благодаря им наш мир не свернулся ещё в горящий свиток. И у нас есть надежда на спасение. Как сказал русский профессор Андрей Владиславович Рачинский, что преподаёт сейчас в Сорбонне: «Европа смотрит на Россию, и Франция, где за 50 лет не построено ни одного храма, поверьте, надеется только на то, что Россия спасёт мир». © Copyright: Лилия Анна, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
