Родительская суббота, 26 марта 2022 года.

Родительская суббота – день памяти наших родителей.
Как многое хочется о них сказать!
Как невозможно все это сказать!

Это поляна в парке Сергиевке, поляна с дубами, которую знают и любят все живущие там и все приезжающие полюбоваться этими местами.

На мне мое любимое платьице – капроновое, как ленточки для кос, белое, на чехле и с воланчиками и оборочками.
Здесь я в меру упитана, солнце бьет в лицо, и я не очень-то красиво щурюсь и хмурюсь от солнца, но при этом улыбаюсь от счастья.

Со мной мой дорогой папа, который так часто уезжает в далекие командировки, в плаванье по всем морям мира на своих кораблях – он инженер-испытатель.
И моя самая красивая и добрая, лучшая на свете мама. Зачем мне самой красота – если рядом родители! И наши милые кролики.

Папа здесь тоже совсем домашний, дачный, и немного похож на французского комика Бурвиля.
Хотя на самом деле папа в жизни больше походил на другого французского актера – Пьера Ришара.
Но не по характеру, слишком много ему пришлось пережить – и в блокаду, и с испытаниями этих судов.

Наверное, в душе он тоже был легкий, простодушный, веселый, остроумный и открытый. Но в своей обычной жизни он был очень строг, и особенно пристрастен и требователен ко мне – и особенно в том, что касалось учебы.

Папа хотел чтобы я окончила аспирантуру. Папа считал, что ученый статус даст мне пропуск в мир по-настоящему уважаемых профессиональных людей. Но в мое время поступить туда было тоже как-то непросто.

К ужасу папы, став независимой, как мне самой казалось ( противной) и дерзкой, я ушла из архитектурной мастерской и поменяла профессию, в которой надо было все начинать сначала. Но мне удалось снова поступить в ВУЗ, во ВГИК и папа примирился. Он сам все-таки был НАСТОЯЩИЙ ПРОФЕССИОНАЛ.

Но к счастью, мой папа не увидел ( Господи, неужели увидел с Небес!) как смуглолицый низкорослый начальник с другого континента будет орать на меня, когда я откажусь по его требованию мыть пол – потому что я журналист, ведущая эфира и заместитель главного редактора, а не уборщица.
Конечно, в жизни я вымыла сколько угодно полов и легко вымыла бы и этот, попроси он как-то иначе. Дело в границах человеческой допустимости хамства по отношению к себе.

Но для начальников постперестроечного времени границ уважения к образованию и человеческому достоинству нет. И этот начальник был далеко не самым плохим в моей рабочей жизни.

Да что там начальники!

Когда я уже заканчивала аспирантуру института кино и ТВ, и преподавала там же… И собственно преподавать тоже заканчивала – я уже дошла до головокружения от непомерной подготовки к урокам, постоянных идиотских требований администрации и унижения от невероятно низкой зарплаты.

Так вот в этот момент, у меня занималась на «Теории кино» небольшая группа «сценаристов» старшего курса, человек семь. Занятия начинались в девять - для меня это означало, что надо встать в шесть. А для меня встать в шесть – это все равно, что вовсе не ложиться спать.

Это была хорошая группа, умные, ироничные ребята и они даже хорошо относились ко мне и моим урокам, поскольку обычно приходили в такую рань полном составе. Аудитория была маленькая – всего два ряда парт и я пред доской и экраном, за редким исключением, четыре часа подряд на ногах, в строгом пиджаке, строгих черных брюках и беленькой блузочке.

Для тех кто меня не очень хорошо знает- обычно я хожу в джинсах и свитере.

И там была одна девочка – Лиза, которая вела себя очень свободно и слушала мою лекцию, положив ноги на стол. Она, видимо, не считала это признаком неуважения ко мне, а наоборот, показателем свободы и раскрепощения.

Или возможно, провоцировала меня и проверяла на прочность. Но прочности моей уже не было никакой – головокружение при любом волнении, все разболтанное и расстроенное внутри, и «только воля говорит держись!»

Я не делала Лизе замечаний и не вступала с ней в боевые конфликты, как это делали до меня другие, полные сил и справедливого возмущения преподаватели.
Они доходили до декана и побеждали Лизу, завоевав себе при этом статус не пламенного борца за справедливость, а сомнительный – «проблемного педагога». Лизу отлучали от их лекций, но историю кино, надо отметить, она знала хорошо, видимо любила.

А я думала примерно так – пройдут еще и эти три весенних месяца, зачет, который я всем им вполне заслуженно поставлю, и мы распрощаемся навсегда.

Лиза даже по- своему неплохо относилась ко мне – подходила после урока и делилась знаниям нюансов разных просмотренных картин – да, она действительно знала много классических фильмов и была наблюдательна.

Но когда я в своей свеженькой нарядной блузочке, на усталых ножках смотрела на вольготно раскинувшуюся со своими ботинками на столе Лизу, я думала:
«Папа! Вот оно – аспирантура, два института, в которые поступал через лес экзаменов, учился как надо и честно. Вот она моя честная трудовая ученая жизнь. Вот и полагающееся мне уважение».

И рыдала внутри себя горькими, иссушающими и надрывающими душу слезами. Из-за моего папы. Плачу, наверное и сейчас, когда пишу эти строки.
Ничего не значило, что Лиза вроде как и не желала мне зла. Да и темнолицый начальник тоже.

Но вот что я хотела сказать!

На этом снимке мой папа ничего не требует и ничего не ожидает от меня, он просто счастлив.
Мы все счастливы. И я, и мама, и наши кролики. А впереди у нас еще будет много хорошего - Петергоф, солнечные поляны с дубами в Сергиевке, лето – и не одно лето, а много! А еще кот, а потом и собака-колли, которую мне все полюбим,

Папа, через тридцать с лишним лет как мы навсегда расстались на этой земле, в аспирантуру я все-таки поступила и окончила ее в честь тебя. Чтобы ты на Небесах был спокоен – твоя дочка сделала для тебя все, что ты хотел и что было в ее силах.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 27.03.2022. Родительская суббота, 26 марта 2022 года.
• 19.03.2022. Балконы Бубыря на Таврической.