О куклах

Лора Маркова: литературный дневник

Послушай, Гретель, - какие все-таки странные эти люди, - с самого утра мы лежим здесь, под солнцем, и все проходят мимо, а ведь хозяйка утверждает, что продает нас за бесценок.


Ах, Гензель, - право же, это и моя мечта тоже - чтобы кто-нибудь уже унес нас отсюда, - разве наше место здесь, в дорожной пыли? Сидеть бы в какой-нибудь детской, на комоде или софе, накрытой клетчатым пледом, и слушать бой часов, - бим-бом, - бим-бом, - помнишь последний дом и прежних хозяев, которые часто брали нас в руки и разглаживали наши локоны...Вот бы оказаться в таком же месте, - только непременно вдвоем, я даже думать боюсь, что нас могут разлучить...
Хозяева уходят, а мы остаемся, - перебираемся из сундука в сундук, из дома в дом, - даже самые юные, - ангельское дитя Петра в ночной сорочке и глупый пупс Феня (вроде бы это их последние имена, а первых уже никто не помнит) - даже самые юные старше любого в этом городе.
Думаю, Петру возьмут первой - она невообразимо хорошенькая, - так и просится на ручки, - взгляни, как эта пожилая дама поглядывает на нее, - того гляди удочерит, а после споет ей колыбельную, - а, может быть, она вспоминает свое далекое детство и точно такое же ангельское дитя в пелеринке и крохотных башмачках...


А бестолковая Феня - ей все нипочем - улыбается от уха до уха - все-таки, порода - если ее нет, то ничего уж не попишешь, - зато добродушия у этой красотки хоть отбавляй, и мягкости, - мягкости? Бес-ха-рак-те-но-сти! - да ведь она набита ватой, дорогая, - с ног до головы - сплошная вата, и ничего больше, - это даже хуже чем опилки, уж поверь моему опыту. Уж лучше гадкий характер, чем полное его отсутствие!


Если нас разлучат, дорогой, я не перенесу этого, - у меня просто разорвется сердце, и ты даже не узнаешь об этом, - не переживай, милая, я всегда буду рядом, еще никому не приходила в голову подобная глупость - купить тебя, а меня оставить!


Хаха... Кто способен на этакое варварство? А, если повезет, то и Петра, и глупая Феня, и грустный клоун - все мы окажемся в новом доме с камином, плюшевыми занавесками и бархатными креслами, - там будет такая особенная тишина, и тонкий аромат резеды, и едва слышный - лекарств, потому что этажом ниже старый аптекарь без устали выписывает рецепты, - от ломоты в костях и ангины, - какой-нибудь декохт на меду, - помнишь, какая инфлюэнца случилась у маленькой Полины? А эпидемию испанки в двадцатом?


Ах, милый, ты все перепутал, - хозяйку звали вовсе не Полина, а Сонечка, - она собирала фанты и пуговицы, и складывала их в жестянку, на крышке которой был нарисован ученый медведь в канотье и с гармошкой. Она так любила играть! Нас принесли в сочельник, - прямо в залу, под елочку, ах, как сверкали люстры, как блестели натертые полы, как звенел детский смех, как вились мои кудри...


Ты все поглядывал на меня, - боялся, что я вскружу голову господину с тростью...


Господин с тростью, - как же не помнить? Кажется, это статский советник N?


Вздорный старик, с головы до ног пропахший дорогими сигарами. Ты видела пробор в его седых волосах? Кстати, ходили слухи, милая, что это парик! Парик, представляешь? Седой парик, завитой и неподвижный, приклеенный к голове действительного статского советника, - может ли быть что-то забавней? И он еще смел подмигивать тебе, дорогая. Я наблюдал за ним исподтишка, и все еще помню, как щелкала его вставная челюсть, когда он улыбался своей деревянной улыбкой - трик-трак, трик-трак


Это было прекрасное время, прекрасное...ах...как бьется мое сердце при одном воспоминании об этой зиме, - разве могли мы вообразить, что она окажется последней, - ты помнишь Сонечку, ее кузин и кузенов, старую гувернантку Жюстин, - она еще так потешно прихрамывала на левую ногу и носила, - ах, дорогой, - бумазейные чулки, - поверишь ли, этакая нелепость...


Дети передразнивали ее хромоту, но она ничуть не злилась и все посмеивалась, - оттого что сердце у нее было старым и добрым, и давным-давно разбитым, - где-то там, в далекой Франции, остались ее маленькие сестры и родители, и даже один молодой человек, который был влюблен в ее нос.


Ах, что за вздор, милая, что за нелепый вздор, - как можно любить нос? - длинный, напудренный, словно вымазанный мелом, - хахаха, ну и развеселила же ты меня, - ну, расскажи ка еще что-нибудь забавное.


Хотя бы о том, как хозяйские дети плясали вокруг елки, но вначале вспомни, как утром того же дня внесли ее в дом, а после - в залу, - как царапали паркет упругие свежие ветви, как пахло хвоей и снегом, как потрескивали и оплывали свечи в старинных подсвечниках, - ах, хорошо бы очутиться в доме с лесенкой, ведущей в детскую, - ведь где детская, там и дети, - милый Гензель, я думаю, это будут добрые дети, и добрый дом, в котором много света и тишины, смеха, зеркал и игрушек, - в котором мы проживем еще одну удивительную жизнь, только непременно вместе, - где ты, там и я, где я, там и ты


Ты слышал? Там, вдалеке, бьют часы, бим, бом, бим, бом.


Я слышу шаги, милая Гретель. Приготовься, за нами идут. (с)


К.А.



Другие статьи в литературном дневнике: